Читать онлайн «Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века». Страница 20

Полуденный бес

В апофтегмах мы можем почувствовать настроение отшельника, сидящего в келье и мучимого бесом уныния — чувством назойливой тоски, столь свойственной монашеской жизни. И выход из кельи это, конечно, не лекарство от него, как пишут об этом теоретики монашества Евагрий и Иоанн Кассиан: «Во время искушений нельзя покидать келью, придумывая благовидные предлоги, но следует оставаться в ней, терпеливо и мужественно перенося всех нападающих, особенно беса уныния, который, будучи самым тяжелым из всех, делает душу весьма испытанной. Ибо избегать таких борений — значит научить ум быть неискусным, робким и склонным к бегству»[539].

Евагрий и Иоанн Кассиан замечательно описывают проявления этого опасного демона, которого они идентифицируют с тем «полуденным бесом», о котором говорится в известном псалме (Пс. 90, 6), поскольку тот нападает на монаха именно в середине дня, когда жара становится наиболее тягостной. Отшельнику кажется, что время течет очень медленно, солнце застыло в зените, а день никогда не закончится. Он постоянно смотрит в окно кельи и ждет гостя, который поможет ему отвлечься и приблизить час трапезы. Но, как он думает себе, братия не имеет более милосердия, никто не приходит к нему, чтобы ободрить. И если кто‑то недавно опечалил монаха, бес конечно же использует это, чтобы усилить его неприязнь. Инок мечтает пойти в иные места, где и люди и вещи были бы более приятными и где он легче сможет найти то, что ему нужно, выучиться ремеслу более доходному и менее тяжелому. А здесь все у него вызывает отвращение: работа, чтение, эта монотонная нудная жизнь, где, как ему кажется, он просто теряет время, тогда как он мог бы сделать много доброго родственникам и друзьям, больным, оставленным без присмотра, или даже какой‑нибудь благочестивой женщине, посвятившей себя Богу… И сколько лет еще пребывать в этой скуке? В конце концов монах не видит никакого иного лекарства от этого угнетения духа, кроме как покинуть свою келью или склониться ко сну[540].

Но остаться в келье — это еще далеко не всё. Имеет значение и то, каким образом ты проводишь здесь время. Авва Аммоний говорил: «Такой‑то человек проводит сто лет в келье, но не знает даже, как следует себя здесь вести»[541]. Здесь можно просто терять время, тогда как «правильное пребывание в келье наполняет монаха благом»[542]. Собственно говоря, одно и то же греческое слово означает «сидеть», «держаться», «вести себя», «оставаться» и указывает на состояние покоя и сосредоточенности, на то, как отшельник пребывает в келье в напряжении душевных и телесных сил. По–гречески это также называется исихией, и в данном случае «пребывание в келье» есть больше состояние души, чем положение тела. Для первых Отцов пустыни, как мы увидим, не было четкой регламентации дневного распорядка в своем жилище, для них правилом были слова аввы Моисея, которые мы уже приводили: «Оставайся в келье, и келья твоя научит тебя всему». Это изречение, где можно усмотреть аллюзию на слова Христа святому Иоанну, означает, что «в обители твоей Дух Святой научит тебя всему». Ведомые по пустыне Духом, как и Христос, Отцы усвоили у Него, как жить здесь. И в свете своего опыта они постепенно выработали кодекс поведения отшельника в келье, введя в употребление правила, освященные затем традицией. Основой этого кодекса была жизнь в добровольной бедности, которую выбирал монах, придя в пустыню. Келья должна была быть свободна от вещей мирских, которые он оставлял вовсе не для того, чтобы снова обзаводиться ими в пустыне.

Когда Мелания, известная подвижница благочестия, посещая египетских монахов, пришла к келье одного святого по имени Гефестион, «она обошла вокруг кельи, изучая, что здесь есть». И Мелания поняла, что святой не взял из мира ничего, «кроме циновки, корзины с несколькими сухими хлебцами и плетёнки с солью»[543].

Циновка — это единственная «мебель», которую можно было увидеть в келье отшельника. В источниках она упоминается весьма часто. Чтобы подчеркнуть нестяжательство египетских монахов, Иоанн Кассиан говорит, что они не имеют ничего, кроме уже перечисленных одежд и циновки, на которой они иногда сидят[544]. Антоний Великий «довольствовался рогожей для сна и даже спал на голой земле»[545]. Даже у аввы Диоскора, который, как и Антоний, спал на земле, не имея подушки, была в келье по крайней мере одна циновка, которая, возможно, служила и столом, и местом, куда он усаживал посетителя[546]. Циновка чаще всего изготовлялась из тростника. Мы уже упоминали embrimia, служившие сиденьями и подушками. Кровать была роскошью и полагалась только больным[547].

Тексты не содержат какого‑либо перечня предметов, имевшихся в келье, кроме уже упомянутой очень скудной «меблировки». Но, собрав данные, рассыпанные по разным источникам, мы все же можем восстановить самый незамысловатый интерьер в келье отшельника. Так, например, у всех должен был стоять какой‑то сосуд с водой: чаша, кувшин, амфора или что‑либо иное. Раскопки в Келлиях обнаружили большое количество различной керамики, но все они происходят из слоев того времени (VI‑VII века), когда жилища отшельников в этом месте были уже довольно многочисленны. Некоторые сосуды были предназначены для того, чтобы черпать воду из колодца, другие, чтобы ее переносить, третьи служили просто для ее хранения[548]. Без сомнения, подобную утварь имели и Отцы пустыни, но не в таких количествах. Апофтегмы упоминают несколько раз о чаше пустынника[549]. Это позволяет думать, что каждый имел всего по одной такой чашке. Часто она была сделана из хрупкого материала, могла легко опрокинуться и разбиться. Очень редко упоминается о больших глиняных бочках. Авва Амун распорядился принести ему одну такую, чтобы хранить в ней воду и поить своих многочисленных посетителей[550]. Эти емкости иногда были столь больших размеров, что в них можно было разместить мужчину или женщину, или даже двух женщин. Именно в такой бочке один брат прятал свою сожительницу, когда он удостоился визита аввы Аммона. Авва, как мы помним, сел на бочку — значит, она могла закрываться крышкой[551]. В упомянутой нами притче аввы Иоанна Колова говорится о двух нагих женщинах, которых один человек везет с собой в бочке на корабле[552]. Однако чаще наши тексты подчеркивают относительно малую вместимость сосуда для воды. Так, авва Павел провел весь Великий пост с кувшином, вмещавшим только три литра[553]. Известно, что в Египте во все времена кувшины и амфоры служили для сохранения продуктов, спрятанных в надежном месте от насекомых и грызунов. Таким образом, в частности, отшельники хранили хлеб, которым они запасались на месяцы. Чаще всего эти кувшины имели узкое горлышко, чтобы удобно было из них пить. Один мальчик захотел взять орехи из такого сосуда, но не смог вытащить обратно свою руку[554]. Авва Макарий Александрийский пользовался похожим кувшином, где хранил хлеб, но он довольствовался тем немногим, что смог вытаскивать через узкое горлышко[555].

Пока отшельник ел только хлеб с солью, он не нуждался в посуде, но как только он стал вынужден готовить — если не для себя, то по крайней мере для гостей, которых принимал, — ему были необходимы котелок с крышкой и очаг, где он мог бы развести огонь[556]. Брату, который хвастался, что у него в очаге растет трава, старец ответил: «Значит, ты прогнал от себя гостеприимство»[557]. Из утвари нужна была еще тарелка или миска[558]. Для ночного времени требовалась лампа[559], один из тех небольших светильников, которые были во множестве обнаружены в ходе раскопок в Келлиях или Эсне. Все эти предметы были глиняными и, без сомнения, очень простыми. И понятно то восхищение, которое вызывали «семь сенаторов, которые, как и Арсений, сделавшись монахами в Скиту, пользовались дешевой глиняной утварью»[560], поскольку до этого они ели на золоте и серебре.

Все отшельники должны были иметь еще и нож, чтобы срезать тростник и пальмовые ветви или чтобы почистить рыбу[561]. Авва Агафон имел только один такой ножик, но и его, однако, отдал брату, который на этот ножик позарился[562]. Однажды, после того как разбойники ограбили келью Диоскора, они вернули ему его ножик[563]. Изготовление циновок, корзин и сетей требовало присутствия у монаха иголки, шила и веретена[564]. Когда у монаха был свой небольшой огород или сад, ему помимо этого были нужны какие‑то инструменты. Так, Антоний просил принести ему мотыгу и топор[565]. Топор также часто упоминается в апофтегмах, он служил для рубки деревьев или обтесывания камней[566].

Совершенно определенно можно сказать, что в IV веке книги не загромождали келью отшельника. Они были очень дороги благодаря материалу, из которого делались, — папируса или пергамена, а также и из‑за кропотливого труда по переписыванию текста. Некоторые монахи сами были писцами и могли составить себе небольшую библиотеку или скопировать книгу для других[567]. Одному из таких библиофилов авва Серапион, увидев у него нишу, забитую книгами, сказал: «Ты отобрал имущество вдов и сирот и сложил его на окне»[568]. Иначе говоря: вместо того чтобы давать милостыню неимущим, ты купил столько книг… Не этот ли Серапион отдал бедным все, что имел, включая и небольшое Евангелие? «Я продал книгу, — сказал он, — где сказано: Продай имение твое и раздай деньги нищим» (Мф. 19, 21)[569]. У Феодора Фермийского были три хорошие книги, которые он охотно давал читать братии, но по совету аввы Макария Феодор их продал, а деньги раздал бедным[570]. Но авва Феодор имел помимо этого и другие книги, которые у него забрали грабители[571]. В Келлиях один монах дни и ночи напролет предавался чтению. Но в один прекрасный день он продал все книги, что имел, и ушел дальше в пустыню — вероятнее всего, в Скит. Авве Исааку, встретившему этого брата, он сказал: «Уже двадцать лет, отче, как слушаю я слова Писания, но ныне хочу наконец приняться за дело, ибо я услышал их»[572]. Эта апофтегма позволяет нам понять, что книги отшельников — это главным образом книги библейские. Единственный раз мы находим упоминание о другом сочинении — трактате против ариан святого Афанасия. Авва Сисой велел своему ученику читать его в присутствии этих еретиков[573]. Текст Священного Писания был тесно связан с богослужением, и по этой причине требовалось значительное количество книг. В Скиту авва Исайя всегда носил свою книгу на еженедельные собрания братии[574]. Возможно, он был чтецом.