Читать онлайн «Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века». Страница 13

Нагота и добровольная бедность

Отшельник идет в пустыню, поскольку он, как Антоний, слышит глас Господа: «Пойди, продай имение твое… и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). И он оставляет все, чтобы, как говорит блаженный Иероним, «нагим служить нагому Христу», чтобы подражать «тем, кто не имеют, где преклонить главу», ибо «пустыня любит людей нагих»[271]. И если некоторые Отцы пустыни желали достичь такой степени добровольной бедности, то это только потому, что они хотели буквально исполнить евангельскую заповедь, а совсем не для того, чтобы посостязаться с «индийскими гимнософистами».

Наши источники упоминают о встречах с несколькими отшельниками, жившими в пустыне абсолютно нагими. Один из них, бывший ткач из монастыря в Фиваиде, долгие годы подвизался в стаде антилоп. Его одежда превратилась в лохмотья, и одеянием ему служили собственные волосы[272]. Другой был епископом и 48 лет замаливал грех отступничества, который он совершил во время гонений. Он тоже укрывался только собственными волосами[273]. Третий, в том же одеянии, принялся бежать, когда другой монах попытался с ним заговорить, и тот другой нагнал его только тогда, когда сам освободился от «вещества мира сего», то есть от своей последней одежды[274]. Авва Макаоий обнапужид в самой глубине пустыни двух нагих монахов, пьющих воду вместе с дикими зверями в пруду[275]. Мы знаем также от Сульпиция Севера еще об одном отшельнике, который 50 лет жил нагим на Синайской горе[276].

Но существовали ли эти нудисты пустыни на самом деле? Есть соблазн посчитать, что рассказы о них — не более чем красивые истории, предназначенные для того, чтобы напомнить монахам про идеал совершенства, к которому, как они должны были полагать, им никогда не приблизиться. Именно эту мысль высказал Макарий Великий в конце своего рассказа: «Простите меня, братья, я еще не стал монахом, но я видел монахов»[277]. В любом случае, даже если эти люди и существовали в реальности, они были лишь редкими исключениями. Эту традицию Отцов пустыни Иоанн Кассиан понимает иносказательно — как «совершенную наготу Христову», которую те стяжали[278]. Готовящийся к жизни монашеской мог бросить все и абсолютно нагим прийти в пустыню, но в этом случае Господь специально предупреждал старца о его приходе: «Встань и прими Моего атлета»[279]. В один прекрасный день некий великий отшельник мог остаться совсем нагим, чтобы уж наверняка избежать тех почестей, которыми его желали вознаградить[280]. Это также могло быть актом смирения для монаха, мучимого искушением, когда он исповедуется братии в своем переживании[281]. И это же в равной степени было способом убедительно показать пределы добровольной бедности, что было условием жизни монаха. Однажды авва Амой попросил своего ученика Иоанна объяснить посетителям, как становятся монахом. Иоанн, к величайшему изумлению всех, сбросил одежду и просто сказал: «Если человек так же не снимет с себя славу и почести мира сего, никак не сможет он стать монахом»[282].

Последующая традиция смягчила эту апофтегму, говоря, что ученик снял только капюшон и стал его топтать, говоря: «Если человека не будут топтать ногами, не сможет он сделаться монахом»[283]. Но конечно же «атлеты пустыни» не были склонны привлекать внимание своей наготой, как, например, это делали греческие эфебы во время соревнований. Житие Антония говорит нам о том, что «никто никогда не видел его нагим»[284], а также о том, что Амун, однажды постеснявшийся снять с себя одежды, был чудесным образом перенесен на другой берег Нила[285]. Правила Пахомия, составленные для иноков, подвизающихся в общежитии, указывают на предосторожности, которые нужно было соблюдать, чтобы не показывать другим своей наготы. Но отшельник обычно жил в одиночестве, и свидетельств о том, что его нагота могла привести кого‑то в негодование, не сохранилось. Но снимал ли он тунику вообще? Возможно, монах стирал ее, и в таком случае он нагой стоял на берегу реки, занимаясь стиркой[286]. Так, например, и сегодня поступают феллахи, у которых нет дома проточной воды, тогда как женщины не снимают своей грязной одежды, чтобы затем сделать сразу три дела: помыться, помыть посуду и постирать белье в Ниле или в одном из ближайших каналов.

У Отцов пустыни не было поблизости реки, и они едва ли заботились о том, чтобы постирать свою одежду. Блаженный Иероним говорит, что Иларион «никогда не стирал власяницу, которую носил, считая бесполезным любое желание чистоты под нею. Он никогда не менял тунику, пока она не превращалась в лохмотья»[287]. Иларион унаследовал милоть от Антония Великого, которую тот подарил ему незадолго до своей кончины[288]. А сам Антоний, после того как похоронил Павла Фивейского, завернув его в одну из двух милотей, полученных им от Афанасия, носил как реликвию одежду Павла, вплетя туда пальмовые ветви и надевая ее во время Пасхи[289]. Отсюда мы видим, что блаженный Иероним непременно хочет связать своих героев с авторитетом Антония. Что до одеяний последнего, то Афанасий лишь указывает, что Антоний носил на теле власяницу, а поверх — одежду из кожи[290]. Свои одеяния Антоний стирал — по крайней мере один раз в жизни: перед тем как пойти в Александрию и воздать должное исповедникам веры[291].

Одежда первых отшельников была, вне всяких сомнений, очень проста, и, возможно, это было навеяно библейскими описаниями Илии и Иоанна Крестителя[292]. У Илии была набедренная повязка из кожи, у Иоанна — одежды из шерсти верблюда и кожаный пояс. Кожа животных, из которой обычно шили верхнюю одежду (типа нынешнего пальто), была в ходу как у пахомиан–киновитов, так и у отшельников[293]. Вероятно, что в целом одежды Отцов пустыни были грубыми и очень скромными. «История монахов» сообщает, что два Макария поднялись на паром, чтобы переправиться через реку, «одетые в старые лоскутья»[294]. Еллий также носил «много раз штопанные лохмотья»[295]. Памво говорил, что «монах должен носить такую одежду, что, если он ее оставил бы на три дня за пределами кельи, на нее никто бы не позарился»[296]. Серапион был назван Синдонитом потому, что у него была только обернутая вокруг тела старая плащаница (по–гречески — синдон)[297]. Один старец сделал себе тунику из старой корзины[298]. Рассказывали также, что один монах «носил циновку»[299]. Должно быть, это была очень простая и грубая одежда, которую отшельник соорудил себе из сплетенных пальмовых ветвей. Эти странные наряды, без сомнения, были изобретением монахов пустыни, которые сами же их и носили.

В рассказах о призвании Павла Простого и его приходе к Антонию ничего не говорится о том, что отец монашества дал ему какие‑то монашеские одежды. Не находим мы этого и в более подробном рассказе о том, как Макарий Египетский принял в Скиту двух юношей неегиптян. Там, однако, сказано, что вечером, перед тем как пойти спать на циновку, эти двое юношей сняли свои пояса и аналавы (наплечники), которые затем надели, чтобы помолиться[300]. Как кажется, к этому времени, то есть к середине IV века, особая монашеская одежда уже существовала. Когда Макарий Александрийский отправился в Фиваиду к монахам из Тавенниси[301], он переоделся в одежду рабочего, чтобы не быть узнанным[302]. Также однажды поступил и авва Пинуфий[303]. Около 375 года Порфирий, будущий епископ Газы, отправился в пустыню Скита «и через несколько дней удостоился честной схимы»[304]. Несколько лет спустя, около 382 года, Евагрий получил монашеское одеяние из рук Мелании в Иерусалиме. Собственно, Палладий пишет лишь о том, что Мелания его переодела[305]. Но несомненно одно — она переменила Евагрию тот элегантный костюм, который он до этого носил, на простую одежду. Вполне возможно, что это не были еще те монашеские одеяния, о которых позднее будет писать Иоанн Кассиан.

Та одежда, которая скоро станет классической и традиционной как для отшельников, так и для киновитов, могла существовать со времени преподобного Пахомия, то есть уже около 320 года. После трех месяцев испытания Пахомий получил ее от своего духовного наставника аввы Паламона: «Увидев его упорство и стойкость, старец взял монашеское одеяние и пояс и возложил их на алтарь, затем они провели ночь, молясь о них. Затем на рассвете нового дня он одел в них Пахомия»[306]. Упоминание алтаря уже предает такой церемонии литургический характер. Но это, скорее всего, анахронизм — автор Жития Пахомия руководствуется обычаями, которые в то время уже существовали в пахомианских общинах. По словам аввы Коприя, которые сохранила нам «История монахов», изобретателем или «творцом» монашеских одежд был авва Патермуфий. Испытав юношу, который хотел стать его учеником, он одел его в левитон — тунику без рукавов, куколь — покрывающий голову капюшон, на плечи накинул милоть и, наконец, опоясал его[307]. Согласно Иоанну Кассиану, туника, как и наплечник (аналав), была из льна (о чем не говорит Коприй) и имела лямки или ремни, стягивающие ее для того, чтобы монаху было удобнее работать[308]. Евагрий также в своем «Монахе» упоминает все эти одеяния и объясняет их символику[309]. Согласно сведениям источников, которыми мы располагаем, к концу IV века такая одежда стала распространена почти по всему Египту. Она выделяла монахов из среды мирян.