Читать онлайн «Андрей Рублев». Страница 24

Слышал Рублев толки о церковной смуте, которая последовала после смерти Алексея. Великий князь решил поставить на русскую церковную кафедру «своего» митрополита — некоего архимандрита Михаила, получившего в источниках того времени прозвание Митяй. Летописи наделяют этого человека, внешне чрезвычайно блистательного и импозантного, явно авантюристическими чертами. В «деле» Митяя крутая воля двадцативосьмилетнего великого князя столкнулась с нежеланием множества людей видеть этого человека во главе Русской церкви. Против Митяя, по-видимому, выступил сам Сергий Радонежский, за что кандидат на митрополию грозился даже уничтожить его монастырь. Митяй неожиданно умер на корабле по дороге в Константинополь, куда он все же был отправлен для посвящения в митрополиты. Сложное, запутанное дело породило споры, волновало. В среде иконописцев, которые по роду своих занятий были близки к кругам, захваченным этой смутой, оно, без сомнения, обсуждалось…

Но тем временем на Руси одно за другим следовали события куда более значительные. В 1378 году ордынцы большой ратью, «собрав воя многи», двинулись на русские земли.

Объединенные русские дружины ждали их в рязанских пределах, на реке Воже. Здесь 11 августа, в среду, на закате дня — «при вечере» — началась битва. Враги Руси были разбиты наголову. В наступившей темноте, когда «приспе вечер и заиде солнце», они оставили поле битвы, побросав копья, и бежали всю ночь. Темнота и сильный туман не позволили великому князю начать преследование. На утро следующего дня, когда русские дружины вошли в брошенный вражеский стан, пред ними предстала картина полного хаоса — «обретоша в поле повержены дворы их и вежи и шатры и телеги, а в них товару множества, то все пометано, а самих не обретоша». В отместку в тот же год Орда совершила неожиданный набег на Рязань и «огнем пожгоша, волости же и села повоеваша, а люди многи посекоша, а иные в полон поведоша и возвратишася во свою страну, много зла створивше…».

Карательный набег, от которого пострадало Рязанское княжество, не коснулся московских рубежей. На следующий год московские и союзные с ними полоцкий и волынский князья воевали города и волости по литовскому рубежу, захватили города Стародуб и Трубчевск. Трубчевский князь не захотел сопротивляться и перешел на службу к великому князю, за что получил «в кормление» Переславль. Новые земельные приобретения давали «многую корысть» крепнущей Москве.

Наступил 1380 год. В начале осени на Руси случились события огромной исторической важности — «Русь Великая одолеша Мамая на поле Куликове». Современники и участники Донского побоища не знали, наверное, как отзовется эта победа на многие столетия в народной памяти, как не ведал и сам великий московский князь Дмитрий, что навсегда останется за ним прозвание Донского. Историки уже нашего времени назовут эту победу «центральным политическим событием времени Дмитрия Донского», будут писать, что «иноземное иго потрясено победой на Куликовом поле».

Некоторых биографов Рублева занимал вопрос — мог ли быть будущий великий художник участником этой битвы, столь много значившей в дальнейших судьбах страны? Академик М. Н. Тихомиров писал по этому поводу следующее: «И если он (Рублев) даже сам не был одним из московских „небывальцев“, непривычных к бою, но храбро сражавшихся на Дону с татарами, то молодые его годы были все-таки овеяны героическими мечтами». Историк как будто бы не исключает, что Рублев, хотя он и не был подготовленным, как бы мы теперь сказали, «профессиональным» воином, мог находиться среди набранного на скорую руку московского ополчения.

Такое предположение представляется маловероятным. Двадцатилетний, или около этого возраста, Рублев при его даре должен был пройти первоначальное обучение и уже заниматься в художественной дружине чем-то более серьезным, нежели растирание красок и иные подсобные работы. Наверное, рука его уже касалась кисти. А «церковных мастеров» — художников, зодчих — такова уж была давняя традиция — ценили и берегли. У них было иное поле, не битвы, но созидания.

И всё же косвенные данные позволяют предположить, что Рублеву пришлось быть ближе к происходившим тогда событиям, чем многим москвичам. Дело в том, что московские художественные силы в 1380 году были стянуты к Серпухову и Коломне. Именно здесь, в этих расположенных сравнительно недалеко друг от друга городах на южных окраинах Московского княжества, заканчивалось в тот год большое церковное строительство. «Того же лета, — читаем в московском летописном своде, — июня 15 священа бысть сборная церковь святыя Троица в Серпухове юже созда князь Володимер Андреевич». Церковь Троицы была деревянной, возможно, возвели ее «в едином дубу», так же как и городские укрепления. Деревянные храмы тех времен, особенно городские соборы, строили с размахом. Высотой и поместительностью они намного превосходили белокаменные церкви. Не имели они фресковых росписей, но зато обильно украшались иконами и шитыми пеленами. Немалая дружина мастеров оканчивала в начале лета 1380 года иконостас серпуховского собора. Работали лучшие, в том числе и великокняжеские, мастера — Владимир Андреевич уже к тому времени прославился как искусный полководец и в делах великого княжества, был правой рукой своего двоюродного брата. Строили быстро, обычно в один год. Тот же срок полагался и на украшение иконами. Ко времени освящения Троицкого собора, к 15 июня, эта работа уже была окончена.

В то же время в расположенной ниже по течению Оки Коломне был готов каменный городской собор в честь Успенья Богоматери, который возводил на свои средства великий князь. И тут трудились художники. Для росписей стен время не приспело, они должны были еще просохнуть. Но иконостасные и иные иконы уже писались. Возможно, их создавала другая, чем в Серпухове, дружина мастеров. Но не исключено, что, закончив в начале лета работы в Троицком соборе, художники направились в соседний город. Правда, в то же лето уже готовая Успенская церковь в Коломне рухнула: «падеся на Коломне церковь каменная, уже свершения дошедши, юже созда благоверный великий князь Дмитрей…». Опыт каменного строительства у москвичей был еще сравнительно невелик.

Исследователи рублевского творчества, особенно в последнее время, склонны считать, что Рублев начал свой путь среди великокняжеских мастеров. Если это так, то в 1380 году он был в Серпухове или Коломне, а может быть, пришлось ему поработать в обоих городах.

В то лето движение огромного числа русских войск к Дону навстречу Мамаю проходило именно в этих местах. К Коломне, сообщает летописец, дружины великого князя подошли во второй половине августа. Здесь коломенский епископ Герасим «благослови великого князя и вся вои его пойти противу нечестивых». 20 августа войско выступило из города в сторону Серпухова и остановилось в устье реки Лопасни, при впадении ее в Оку, собирая сведения о движении врага — «переимая вести о поганых». Здесь произошла встреча с дружинами Владимира Андреевича. В воскресенье, 24 августа, началась переправа через Оку. «И внидоша в землю Рязанскую», и двинулись на юг, к Дону, навстречу неизвестности…

И Рублев видел перед собой эти русские дружины. Конные и пешие, шли десятки тысяч людей на одоление злой, враждебной силы. Шли, приготовившись к смерти, очистив покаянием совесть. И все знали, что многим не вернуться назад, там, где-то в степи, испить смертную чашу. О, как запомнятся ему эти просветленные внутренним светом лица!

Рассказывали, что перед походом великий князь приезжал в Троицкую обитель на Радонежи и Сергий благословил его на битву. Известно было, что с русским войском идут на битву и два троицких инока. Иные говорили, что была Дмитрию от Сергия послана в дорогу благословенная грамота, в которой он писал, чтобы князь продолжал поход, как задумал. «И да поможет ти Бог и святая Троица…» — было напутствие старого игумена.

А дальше наступили дни тревожного ожидания. Гонцы из войск, быстро движущихся на юг, привозили в московские города вести… 7 сентября, в канун праздника Рождества Богоматери, ночью русские начали «мосты мостити через Дон и искати броды». А наутро, при восходе солнца, пал сильный туман — «бысть мгла велика по всей земли». Об этом все, кто не был в походе, узнают потом из рассказов уцелевших в живых. И о том, как встали русские за Доном, в устье Непрядвы-реки. Множество было соединенной силы русской. Велика была и вражеская рать — татары, фрязи — генуэзцы крымских причерноморских городов, ясы, черкасы…

Будут рассказывать вернувшиеся, а из этих рассказов попадет в летописи, о словах великого князя своим воинам, сказанным будто бы еще в Москве: «Да пойдем противу нечестивого сего и темного сыроядца за правоверную веру христианскую и за святыя церкви и за вся християны!»