Читать онлайн «Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара». Страница 76

Наука заполнила всю его жизнь. Но прежде чем уйти в науку, Хайек успел повоевать на фронтах Первой мировой. Война обошлась с ним мягче, чем, скажем, с Людвигом Эрхардом, вернувшимся с фронта инвалидом, но в то же время именно она определила желание изучать устройство общества.

«Я увидел падение великой империи вследствие неумения решать национальные проблемы, — отмечал впоследствии Хайек. — Я участвовал в сражениях, где говорили на одиннадцати различных языках. Это поистине привлекает ваше внимание к проблемам политической организации».

Печальная судьба Австрийской империи во многом определила научную судьбу Хайека. Удивительный парадокс состоит в том, что символом госрегулирования в XX столетии стало имя ученого, родившегося в Англии — вековом оплоте либерализма. А символом либерализма — имя австрийца, выросшего в империи, насквозь пронизанной системой сложных бюрократических норм.

Но может быть, в этом и нет особого парадокса? Хайек оказался особо чувствителен к любым ограничениям свободы. Если Кейнс мог легко экспериментировать с обществом, не слишком задумываясь о последствиях, то Хайек каким-то шестым чувством ощущал опасность нарушения рыночного равновесия.

Порой над ним смеялись, что он видит социалистических монстров под каждой кроватью. Но это была отнюдь не паранойя. XX век дал слишком много примеров того, как быстро гибнет свобода, когда общество начинает делать уступки этатизму. И Хайек это почувствовал раньше многих других.

Тем не менее начинал он как умеренный социалист, начитавшийся трудов Карла Реннера, Вальтера Ратенау и супругов Вебб. Однако уже в Венском университете увлечение социализмом прошло.

Дело в том, что именно в Австрии тогда имелась, пожалуй, наиболее либеральная (хотя и крайне узкая) школа экономистов, к которой Хайек довольно быстро примкнул. Особое значение в его жизни сыграл Людвиг фон Мизес.

Он был старше Хайека на 18 лет и даже старше Кейнса на 2 года. Среди ученых своего поколения Мизес был, возможно, единственным либералом в мире. То ли уникальность положения сформировала особенности его личности, то ли, наоборот, лишь его уникальная самоуверенность позволяла держаться во враждебном окружении, но он считал себя «экономической совестью страны» и действовал соответственно этой оценке.

Мизес был искренне убежден, что своими советами он в 1918-1919 гг. спас Австрию от экономического коллапса. Своих коллег он характеризовал как слабоумных, ставших профессорами, а то и просто называл их тупыми невеждами.

«Тупые невежды» отвечали «экономической совести страны» взаимностью, а потому в университете Мизес чувствовал себя крайне неуютно. Однако начиная с 1920 г. он частным образом собирал у себя семинар, через который прошло много сильных экономистов. Был среди них и Хайек.

Семинар Мизеса представлял собой уникальный интеллектуальный оазис. Бюрократическая Вена с ее чинопочитанием оставалась где-то за дверью, а внутри царил дух равенства и научной полемики. Сам шеф был здесь лишь первым среди равных.

Предмет спора далеко выходил за рамки чистой экономики. Спорили о философских проблемах, о возможностях познания, о формах человеческой деятельности. Именно в этой атмосфере сформировался Хайек. Сформировался как либерал в широком смысле этого слова, а не просто как ученый-экономист.

Впоследствии многие годы Мизес с трепетом встречал каждого нового студента, переступавшего через его порог, в надежде на то, что это может быть новый Хайек.

Наряду с семинаром особое место в формировании либерального мировоззрения Хайека сыграла изданная в 1922 г. книга Мизеса «Социализм». Эта была первая в мировой науке серьезная и широкомасштабная критика того строя, который только лишь зарождался. Мизес показал, что социализм объективно не может обеспечить экономическую эффективность даже на том уровне, на котором она обеспечивалась старым строем. То, что для большей части человечества стало очевидным лишь к концу столетия, Венский кружок осмыслил уже в начале 20-х гг.

Впрочем, одних лишь теоретических дискуссий было недостаточно. Хайек понял, что изучать экономику нужно там, где она лучше всего развивается, и, собрав небольшую сумму, отправился в США. Деньги быстро кончились, и он уже мыл посуду в ресторане на Шестой авеню, когда ему вдруг предложили скромное место в Нью-Йоркском университете.

Тем не менее в США он не остался. В 1927 г. Хайек вместе с Мизесом основал в Вене Австрийский институт по исследованию экономического цикла, и с этого момента началась его самостоятельная научная работа.

Ранние, чисто экономические, труды Хайека сегодня практически никто не читает, хотя по сути дела именно за них он спустя почти полстолетия получил Нобелевскую премию. Австрийский институт тогда предсказал Великую депрессию.

Однако оставаться в рамках пусть очень важной, но все же сравнительно узкой проблематики Хайек не мог. Он стремился осмыслить жизнь в целом. Он стремился в Англию, где находился центр экономической мысли той эпохи. Он стремился туда, где его ждали самые сильные соперники и влиятельные союзники.

В 1928 г. молодой Хайек впервые схлестнулся в очной полемике с Кейнсом. Тот пытался «пройтись тяжелым катком» по никому не известному экономисту из «захолустной» Вены, но Хайек выдержал спор. С тех пор противостояние двух крупнейших в экономической мысли столетия фигур характеризовалось духом дружбы, уважения и даже взаимовыручки.

Когда в годы Второй мировой Хайек должен был работать в Кембридже, Кейнс помог ему решить квартирный вопрос, хотя австриец выходил к студентам с идеями, которые англичанин в основном не разделял. Чуть позже по предложению Кейнса Хайек был избран членом Британской академии наук.

Но это все было потом. А начинался английский период жизни Хайека с приглашения читать лекции в Лондонской школе экономики (ЛШЭ), которое он получил в 1931 г. от своего ровесника — декана Лайонела Роббинса.

Роббинс был по-своему уникальным человеком. Он так и не вошел в число корифеев экономической мысли, но стал, пожалуй, одним из главных организаторов науки XX века. В то время когда Кембридж во главе с Кейнсом блистал новизной своих интервенционистских идей, Роббинс уже формировал центр экономической мысли, значение которого стало ясно лишь к концу столетия.

Молодежь из ЛШЭ атаковала Кембридж с либеральных позиций уже в то время, когда идеи еще далеко не старого Кейнса казались последним словом науки. Это наступление было вдвойне необычным в стране традиций, где наука с незапамятных времен оставалась прерогативой лишь Оксфорда и Кембриджа.

Хайек принял приглашение Роббинса поработать в Лондоне и в течение последующих 20 лет жил в Англии. Начал он новый этап своей жизни с визита в Кембридж, где заявил об ошибочности взглядов Кейнса перед аудиторией, наполненной его восторженными почитателями.

Подобный шаг можно было бы счесть самоубийственным для карьеры австрийца, если бы не возможность работать в ЛШЭ, где обстановка была принципиально иной. Там собрались люди, которых волновала проблема сохранения свободы, а не вопрос о том, как улучшить мир. Хайек с его склонностью размышлять, а не вдалбливать свои идеи оказался в центре узкого кружка лондонских интеллектуалов.

Но сломить триумфальное наступление Кейнса им оказалось не под силу. Несмотря на то что либералы были в среднем моложе своих соперников, общественное мнение записывало их в число ретроградов, как бы глядящих на XX век из XIX. Кстати, в России, пришедшей к Кейнсу от Маркса, да еще и с опозданием на десятки лет, такой взгляд на неолиберализм сохранился вплоть до наших дней.

Биться лбом о каменную стену всепобеждающего этатизма было тяжело, но все же для Хайека 30-е гг. были, наверное, счастливым временем. Он жил в лондонском пригороде на скромное профессорское жалование, занимался наукой и растил двоих детей, скептически наблюдая за бурным восхождением Кейнса, практически уже не преподававшего и целиком погруженного в большую политику.

В 1939 г. — спустя три года после появления великой «Общей теории…» Кейнса, Хайек издал книгу, демонстрирующую опасность государственного вмешательства в монетарную политику. Ее практически никто не заметил.

С началом войны ЛШЭ была эвакуирована в Кембридж. Находясь на «вражеской территории», Хайек внезапно сменил тактику борьбы и впервые написал популярную книгу о триумфальном наступлении коллективизма.

«Дорога к рабству» затрагивала ту же тематику, что и «Социализм», написанный почти на четверть века раньше. Но Хайек в отличие от Мизеса сразу взял быка за рога. В 1922 г. социализм был все же маргинальным явлением, не слишком беспокоящим публику. Теперь же исследователю удалось нарисовать страшную картину, в которой различные направления коллективизма смыкались воедино, покрывая практически всю Европу тоталитарной оболочкой.