Читать онлайн «Путь к звездам. Из истории советской космонавтики». Страница 39

— Скажите, господин Топчиев, почему американская пресса открыто пишет о ходе подготовки семи наших астронавтов к космическим полетам, а в советской печати мы не находим такой информации? Кто наложил запрет на такие публикации? С чем, наконец, связан этот государственный секрет?

И снова пришлось академику Топчиеву ссылаться на досадную неосведомленность:

— Я не представляю здесь какой-то из органов советской печати. Мне не известно об официальных запретах на публикации такого рода, господин Оберг. Но могу совершенно определенно заявить, что наша печать публикует только проверенную, достоверную информацию. Особенно в космической области не допускается публикация всевозможных слухов и догадок.

Пока пишущие журналисты соревновались в умении поставить перед академиком Топчиевым наиболее «не очевидные вопросы», фотокорреспонденты суетились возле столика в углу зала, на котором в свете юпитеров тихо повизгивали в клетках «недавние космонавты» — Чернушка и Звездочка… В первом ряду в зале, справа от Варламова, сидели будущие триумфаторы — старшие лейтенанты Попович, Нелюбов, Титов, Гагарин, Николаев и Быковский. Но к ним пишущая и фотографирующая братия в тот раз осталась равнодушной. Выходило, что их час еще не наступил. А ведь до взлета знаменитого «Востока» оставалось всего две недели! Из присутствующих в зале об этом знали немногие.

Казалось, катастрофа на Байконуре в октябре шестидесятого с ракетой Р-16, приведшая к гибели более семидесяти человек во главе с Главкомом ракетных войск стратегического назначения Неделиным, обязывала командиров всех уровней быть предельно осторожными при проведении не только учебно-боевых пусков ракет, но и при плановых занятиях на боевых стартовых позициях. Так, однако, на первых порах становления ракетных войск получалось далеко не всегда. Новое трудно входило в жизнь войск.

Происшествие, едва не закончившееся трагедией на боевой стартовой позиции 2-го дивизиона, произошло в канун женского праздника, 7 марта. Полковник Корнеев, вместе с главным инженером Андреевым, появился в батарее старшего лейтенанта Бессонова к концу комплексного занятия с заправкой и имитацией пуска ракеты Р-5М. Занятием руководил командир дивизиона Рунов.

Комплексные занятия проводились, как правило, ночью. Это стало вынужденной традицией ракетных войск стратегического назначения с самого начала их формирования. Все перевозки наземного оборудования, ракет и головных частей, производились только ночью. Такой подход требовал высокого напряжения, натренированности личного состава и четкого взаимодействия полковых служб, особенно расчетов транспортного дивизиона.

Усыпанное звездами небо уже начинало светлеть в преддверии утренней зари. Въехавшего на стартовую позицию Корнеева встретила необычная тишина, не слышалось привычных команд и шума работающих двигателей. Это сразу насторожило и обеспокоило командира. На позиции он увидел жуткую картину. Старт был погружен в непроницаемую белесую пелену. По ее поверхности, как по воде, двигались головы людей. Майор Андреев сразу заключил — произошел крупный разлив жидкого кислорода. Ни Корнеев, ни главный инженер не могли понять, почему командир батареи не эвакуировал личный состав в безопасное место, как того требовала инструкция по безопасности.

Почему-то не принял необходимых мер и командир дивизиона, хотя любой неосторожный удар о металл, а тем более электрическая искра грозили взрывом огромной силы. Полковник Корнеев приказал командиру батареи немедленно увести людей в безопасное место. Объяснения капитана Рунова, что двигатели отключены и ведутся работы по прекращению разлива кислорода, не удовлетворили командира полка. Главным инженером было лично проверено отключение всех потребителей тока и подачи электроэнергии на стартовую позицию.

Кислород сам по себе не токсичен, но у людей, находящихся в зоне его повышенной концентрации, вначале появляется сильное возбуждение, а затем вялость, сонливость и непреходящая головная боль. Длительное пребывание в кислородной среде и явилось причиной очевидной беспечности офицеров батареи Бессонова. Этот случай стал предметом серьезного анализа состояния воинской дисциплины в подразделении на партийном бюро части. Происшедшему на комплексном занятии в батарее Бессонова замполит Алексеева капитан Тимохов посвятил два политических занятия с офицерским составом дивизиона.

Полковник Корнеев очень переживал неожиданные для него потери. Начальник штаба полка майор Мезенцев и командир дивизиона транспортировки ракет майор Бухтояров, участники Великой Отечественной войны, достигшие сорокалетнего возраста и не имеющие высшего образования, увольнялись в запас. Оба они, подвижники военной службы, вложили много сил в обеспечение нормального функционирования всех служб части в период ее формирования. Но приказ был неумолим. Продолжалось сокращение вооруженных сил на один миллион двести тысяч человек, и майоры Мезенцев и Бухтояров попадали в состав этого контингента. Штаб полка возглавил капитан Щербак, начальник штаба 1-го дивизиона, а в командование 3-м дивизионом вступил командир батареи того же подразделения капитан Фомин. Замены получились далеко не равноценные, но у Корнеева не было другого выхода. Этих офицеров он хорошо знал и не желал прихода неизвестных ему назначенцев из дивизии.

Переговорив с командиром дивизиона, лейтенант Любас написал рапорт на имя полковника Корнеева с просьбой направить его в отборочную комиссию для зачисления слушателем Центра подготовки космонавтов. Перед отправкой документа в Шауляй Владимир Егорович пригласил к себе классного оператора. Корнеев наперед знал, что рапорт Любаса вызовет у командира дивизии неприятие. Полк гармонично сложился, стал сплавом опытных офицеров и грамотной активной молодежи. Полковник Колосов хотел удержать его в таком боевом состоянии хотя бы какое-то время. Но начинается распад слаженного механизма — Мезенцев и Бухтояров уволены в запас, Краснов поступает в академию, Любас рвется в космонавты. Значит, надо как следует уяснить доводы последнего, чтобы не оказаться в неловком положении перед требовательным командиром соединения.

— Насколько мне известно, товарищ лейтенант, отряд кандидатов в космонавты набирается из состава летчиков истребительной авиации, — предупредил характер всего дальнейшего разговора Корнеев. — Вы под эту категорию не подходите.

— Такие условия соблюдались только при наборе в первый отряд, товарищ полковник, — возразил Любас. — Я сделал вырезки из газет, в которых сообщается, что скоро в космос полетят ученые, специалисты медицины, инженеры и даже журналисты.

— Но, очевидно, это будут испытатели с высшим образованием, чтобы расширить наши знания об околоземном космическом пространстве или опробовать новые виды приборной техники, — продолжил прежнюю мысль командир полка. — Поэтому и вам я бы рекомендовал поступить таким же образом, как ваш однокурсник лейтенант Краснов. Он поступает на ракетный факультет артиллерийской академии имени Дзержинского. Там он овладеет теорией ракетного дела.

— Учеба в академии займет пять лет, а мне уже исполнился двадцать один год. Тогда я могу оказаться не подходящим по возрасту, товарищ полковник, — не согласился Любас.

— Не может быть так, чтобы молодой человек в двадцать шесть — тридцать лет оказался непригодным для космического полета. Я недавно прочитал в газетах, что американцы отобрали для этих целей семь кандидатов. Одному из них, подполковнику морской пехоты Гленну, стукнуло уже тридцать девять. Кстати, Гленн тоже бывший летчик. Теперь уже не летает, но небо не хочет забывать.

В кабинет командира вошел Павлов, молча присел в простенке между окнами. Корнеев, на минуту умолкший при появлении замполита, сделал вывод:

— Значит, и у нас возрастные критерии могут быть расширены. Пять или десять лет большой роли не сыграют.

— Все же, товарищ полковник, я прошу вас подписать мой рапорт, — Любас повторил настойчивую просьбу. — С момента запуска первого искусственного спутника Земли полет в космическое пространство стал моей жизненной целью.

Командир полка привлек к разговору Павлова:

— Вот видишь, Николай Ильич, какие кадры теряет полк.

— Может, и не теряет, Владимир Егорович, — рассудительно заявил подполковник Павлов. — Если лейтенант Любас все же добьется своего и через год или два полетит в космос, то и вы и я будем им законно гордиться. Так что лучшего оператора части лейтенанта Любаса надо, по-моему, отпускать.

Ожидаемая Корнеевым реакция со стороны командира дивизии на рапорт лейтенанта Любаса полностью подтвердилась. В середине марта, после служебного совещания с командирами полков, Колосов задержал у себя полковника Корнеева и в резкой форме высказал ему свое неудовольствие. Дескать, командованию соединения с большим трудом удается получить молодых специалистов радиотехнического и электротехнического профилей, а в частях не проводится должной политико-воспитательной работы, чтобы закрепить их за боевыми расчетами. Разве успеют академии и средние военные училища подготовить достаточное количество начальников отделений подготовки данных и старших техников борта, если в войсках транжирят ими направо и налево. Но, выговорив командиру полка, Колосов все же подписал рапорт лейтенанта Любаса и направил его по команде в штаб армии, в Смоленск.