Читать онлайн «История крестовых походов в документах и материалах». Страница 2

Важным памятником истории Первого крестового похода является хроника, называемая «История франков, которые взяли Иерусалим». Ее автор, провансальский священник Раймунд Ажильский, состоял в свите и был духовником предводителя южнофранцузских крестоносцев графа Раймунда Тулузского. Он был также близок к папскому легату в крестоносном войске — епископу Адемару Монтейльскому из Пюи. Подобно Анониму, Раймунд Ажильский находился в центре многих важных событий Первого крестового похода. Его хроника написана главным образом во время осады крестоносцами Антиохии (в 1098 г.) и отчасти в конце 1099 г.

В отличие от «Деяний франков», прозаично рассказывающих о суровой действительности будней, произведение Раймунда Ажильского изобилует описаниями всякого рода священных небылиц, «чудесных» происшествий, якобы происходивших во время крестового похода: такие описания занимают почти четвертую часть труда провансальского летописца. Некоторые исследователи считают его поэтому не только человеком глубоких религиозных убеждений, но и фанатиком. В литературе высказывалось, однако, и другое мнение: Раймунд Ажильский, один из деятельных духовных пастырей воинства креста, не был слепо благочестив, — зачастую он просто придумывал, измышлял всяческие чудеса, небесные видения, исполнившиеся пророчества и тому подобные «факты», т. е. сознательно лгал, прибегал к благочестивому обману в целях подогревания религиозных чувств крестоносцев.

Обе эти точки зрения содержат в себе долю истины. По-видимому, хронист-священник, как это часто бывало в средние века, являлся одновременно и искренне верующим человеком, которому «чудо» представлялось в порядке вещей, и вместе с тем сознательным мистификатором, благочестивым обманщиком, изобретателем «чудес». Существует предположение, что свой труд Раймунд Ажильский предпринял исключительно для того, чтобы рассеять недоверчивое отношение многих современников к так называемому «чуду святого копья», рассказ о котором занимает центральное место в его повествовании. Именно это «чудо», в фабрикации которого участвовал и сам Раймунд, он старается изобразить в качестве наипримечательнейшего и наидостовернейшего события крестового похода — в противовес скептическим суждениям, высказывавшимся даже некоторыми церковниками. Однако, будучи исполнен темных предрассудков своего века, Раймунд Ажильский тем не менее, как и Аноним, реалистичен в своих описаниях повседневных событий похода, — он обстоятельно рассказывает о местностях и городах, через которые проходили крестоносцы, «дабы те, кто не видел этих мест, лучше поняли битвы и приступы, которые там происходили»; тонко и наблюдательно, не хуже заправского рыцаря рисует ход военных действий, которые он наблюдал вблизи и с явным интересом, зорко подмечая особенности тактики турок, образно оценивая результаты той или иной схватки, скупыми, но выразительными штрихами набрасывая картины взятия крестоносцами того или иного города. Наполняющий свое повествование чудесами и видениями, хронист этот, понаторевший в Священном писании и, казалось бы, всецело поглощенный «божественным», обнаруживает, подобно рядовому рыцарю Анониму, заметное пристрастие к финансовой стороне крестоносного предприятия: то и дело сообщает он о ценах на различные продукты, которые воинам приходилось закупать в дороге, о путевых расходах, вообще о рыночной конъюнктуре во время пребывания крестоносцев на Востоке; летописец-священник не забывает сказать и о добыче, которую захватывали рыцари в завоеванных ими городах, и о том, как князья-предводители старались подкупом привлекать к себе в отряды рыцарей, переманивая их у других сеньоров.

Черты такого трезвого восприятия описываемых событий налицо у всех хронистов — очевидцев Первого крестового похода. Следующая по исторической значимости хроника, рассказывающая о нем, — это «Иерусалимская история» французского клирика Фульхерия Шартрского (ок. 1059 — ок. 1128 гг.). В начале похода он сопровождал отряд герцога Роберта Нормандского, а затем, с 1097 г., участвовал в действиях крестоносцев графа Балдуина Булонского в Киликии; в качестве его капеллана Фульхерий находился в 1098 г. в Эдессе, — как раз тогда там было основано первое из государств крестоносцев, — и поэтому не присутствовал при взятии Антиохии и Иерусалима главным войском. Когда после смерти первого государя Иерусалимского королевства Готфрида Бульонского в 1100 г. Балдуин Эдесский занял его трон, Фульхерий также переселился в Иерусалим. Здесь он занимал высокие должности при дворах двух первых королей и фактически являлся официальным историографом Латино-Иерусалимского королевства, в котором прожил почти тридцать лет. Отдельные части хроники Фульхерия Шартрского создавались в разные годы: одни — в 1101 г., другие — в 1106 г., третьи, более поздние, — соответственно в 1124 и 1127 гг. Естественно, что «Иерусалимская история» — источник не только для истории самого крестового похода, она содержит массу ценных сведений и по ранней истории государств крестоносцев на Востоке. Сам Фульхерий, подчеркивая в ходе повествования свою правдивость и объективность, нередко указывает на то, что он был прямым свидетелем излагаемых в хронике событий: «Все это, — пишет историк — я, Фульхерий Шартрский, отправившийся вместе с остальными пилигримами, тщательно и заботливо собрал позже, как я видел своими глазами, чтобы передать памяти потомства». И действительно, хроника Фульхерия, превосходно осведомленного автора, в общем и делом содержит вполне добротный фактический материал. Между прочим, этот хронист дал единственное в своем роде описание Константинополя конца XI в. Правда, «чудесам» в «Иерусалимской истории» тоже принадлежит немалое место — благочестивое воображение священника из Шартра отличалось большой пылкостью, и ему, как и Раймунду Ажильскому, на каждом шагу мерещилось необычайное, сверхъестественное, — но все же он выказывает иногда и рационалистическое отношение к отдельным, наиболее вопиющим проявлениям религиозного легковерия, выражая, например, пусть и в косвенной форме, сомнения по поводу истинности «чуда святого копья». По обилию и точности достоверных сведений самого разнообразного характера труд Фульхерия Шартрского несомненно принадлежит к числу лучших летописей Первого крестового похода.

В отличие от хроник итало-норманнского Анонима, Раймунда Ажильского и Фульхерия Шартрского — наиболее достоверных источников по истории Первого крестового похода — авторы других летописных повествований XII в. только в незначительной степени основывались на собственных наблюдениях и в таких случаях нередко приводили оригинальные и свежие данные, в остальном же они, по обычаю средневековых историков, использовали готовые образцы, главным образом, «Деяния франков» Анонима и «Историю» Фульхерия Шартрского, компилятивно перерабатывая их и кое-где включая дополнительные материалы, почерпнутые из устных рассказов очевидцев, из писем и различных документов. К этой категории сочинений относятся в первую очередь хроника участника похода, клирика Пьера Тудебода из Сиврэй (в Пуатье) — «История Иерусалимского похода», написанная преимущественно по анонимным «Деяниям франков» между 1101 и 1111 гг., и составленная в 1108— 1110 гг. (также на основе произведения Анонима) «Иерусалимская история» архиепископа из Бретани — Бодри Дольского (ок. 1047—1130). С высокомерным пренебрежением отзываясь о своем предшественнике-воине, выпустившем «чересчур мужицкую книжицу», сам Бодри Дольский, однако, дополняет его повествование лишь немногими, да и то зачастую выдуманными, деталями, главным же образом довольствуется тем, что исправляет некоторые «простецкие» выражения «неотесанного» норманнского рыцаря, показавшиеся архиепископу — знатоку латыни и утонченному стилисту — неподходящими для изображения столь «высокого» сюжета, как крестовый поход.

К повествованиям компилятивного характера принадлежит и «История, называемая Деяния бога через франков» (около 1109 г.): ее автор — видный французский писатель и историк, известный в особенности своей автобиографией, аббат Гвиберт Ножанский (1053—1124). Примечательно заглавие его произведения: от начала до конца труд Гвиберта Ножанского проникнут мыслью, заключенной в этом благочестивом названии. Поход на Восток — такова концепция, последовательно проводимая автором, — предпринят был по воле всевышнего, а крестоносцы (франки) выступали только исполнителями небесных предначертаний, переданных им через посредство римского первосвященника. Даже то обстоятельство, что в войне на Востоке не приняли участия коронованные особы, объясняется, как полагает историк, прямым божественным вмешательством: бог умышленно лишил королей милости участвовать в крестовом походе, чтобы никакой человек высокого положения не мог впоследствии приписать себе небесные деяния: «Хвала за это должна быть воздана богу, о человеке надлежит молчать». Именно господь собрал и удостоил победы столь огромное войско, а отнюдь не кто-нибудь из сильных мира сего. Бог один предводительствовал крестоносцами: «он правил, исправлял, доводил до конца начатое».