Читать онлайн «Опасная бритва Оккама». Страница 86

Практически страна попала в положение, из которого не было выхода: время для промышленной реформы безнадежно упущено и провести ее сколько–нибудь разумным образом не было никакой возможности. Ожидаемая победа (к концу 1916 года военное положение центральных держав было бесперспективным) лишь законсервировала бы российские проблемы еще на одно поколение.

В этих условиях русская нация решилась на отчаянный шаг, вытекающий, однако, из предшествующей логики развития: осуществить промышленную и инфраструктурную перестройку любой ценой и не считаясь ни с какими правилами.

Октябрьская революция не была исторической случайностью. Партия большевиков пришла к власти не для освобождения рабочего класса, но для последовательного проведения в жизнь программ электрификации и индустриализации страны[309]. Задача эта была полностью решена, и к концу 1960‑х годов Советский Союз/Россия имел развитую промышленную экономику и вполне отвечающую текущему стандарту де–факто армию[310].

Один из законов стратегии гласит, что равные позиции преобразуются в равные. В 1980‑х годах Россия вновь столкнулась лицом к лицу с проблемой инфраструктурной перестройки. Положение «догоняющего» вообще бесперспективно: ценой колоссальных усилий, ценой ментального и физического обескровливания русского народа удалось лишь законсервировать разрыв между Россией и передовыми странами. СССР завершил создание индустриальной экономики в тот момент, когда Соединенные Штаты поставили вопрос о перспективах постиндустриального развития и в качестве первого шага приступили к созданию так называемой «штабной экономики».

Катастрофа коммунистического режима в 1900‑х годах столь же закономерна, как и его победа в начале столетия. Вновь Россия оказалась перед неразрешимыми задачами и вновь нашла в себе силы нарушить все писанные и неписаные правила и действовать, не считаясь ни с чем.

Ситуация несколько облегчается тем, что впервые с середины XIX столетия у страны появилась ясная стратегическая цель и перспективы выйти из положения «вечно догоняющего».

К настоящему времени индустриальная фаза полностью исчерпала потенциал своего развития. Конечность размеров земного шара вызвала к жизни процессы глобализации, а попытки найти новые реальные рынки или хотя бы сконструировать искусственные квазирынки привели к созданию «экологических производств». Эти меры паллиативны и уже поэтому недостаточны. Мы должны, следовательно, предсказать системную катастрофу индустриальной экономики и последующее «первичное упрощение» мира.

Альтернативой является преодоление постиндустриального барьера путем создания принципиально иной системы деятельностей. Эта задача носит стратегический характер и отчетливо рефлектируется по крайней мере четырьмя странами: США, Германией[311], Японией и Россией. Каждая из этих стран имеет свои шансы в предстоящей постиндустриальной гонке.

Для США эти шансы заключены в высокоразвитой «штабной экономике», для Японии — в высочайшем техническом развитии, сочетаемом с характерным для Востока вниманием к человеческой личности. Для Германии — в сильнейшем всплеске пассионарности, который повлекло за собой объединение промышленно развитых западных немцев с воспитанными в социалистическом обществе немцами ГДР. Наконец, Россия может в полной мере положиться на свое исторически обусловленное умение «держать удар» и добиваться конечной цели при любых обстоятельствах.

В связи с вышеизложенным очевидно, что проектируемая сейчас реформа российских вооруженных сил должна носить постиндустриальный характер и осуществляться весьма жесткими методами — по аналогии с петровскими и сталинскими военными реформами. Практически речь идет о ликвидации современной конскрипционной армии как небоеспособной и создании вместо нее принципиально иной армии. Петр Великий оставил нам не только пример такой радикальной военной перестройки, но и способ ее безболезненного осуществления. Новая армия должна создаваться как «потешные полки».

Здесь необходимо подчеркнуть, что если конскрипционная армия построена на страхе и держится только страхом, то наемная армия, предмет мечтаний российской интеллигенции и думских политиков, построена на деньгах и держится только деньгами. Она панически боится потерь и практически бесполезна в рамках сложившейся парадигмы русского военного искусства.

Мы видим решение в создании добровольной армии эксплуатирующей естественный интерес человека к оружию и его использованию, физическому совершенству, психологической стойкости, элитной военной среде обучения и воспитания. Но этот «элитный клуб» российской чести еще необходимо создать.

Такая армия должна стать основой стабильности государства и инструментом постиндустриальной социокультурной переработки проходящих через нее лиц.

Следует, однако, понимать, что такая армия не способна прикрыть территорию страны от хорошо организованного терроризма (тем более, эта задача не под силу сегодняшней российской армии, носящей индустриальный характер, во–первых, и находящейся в состоянии разложения, во–вторых). Можно строго показать, что защитить мирных граждан от современных неаналитических способов ведения войны, подобных тем были применены 11 сентября 2001 года в Нью — Йорке или 23–26 октября 2002 г. в Москве, невозможно в принципе: принимая те или иные «действенные меры» военные и политические руководители просто обманывают себя. Только все население страны, вооруженное современным оружием и психологически подготовленное к действиям в экстремальной ситуации, может справиться с хаотическим террором. И в этой связи трагедия «Норд — Оста» должна инспирировать «постиндустриальные» изменения в законодательстве, и прежде всего принятие закона, гарантирующего право граждан на ношение и применение оружия.

Операции в Нью — Йорке, Москве и на острове Бали носят двухуровневый характер. На видимом уровне действуют террористические соединения (Т-группы), дешевые, не представляющие особой ценности и, как правило, «одноразовые». На втором уровне, невидимом, существует координирующий аналитический штаб (А-группа). Такой штаб должен обладать культурой военного планирования, опытом действия в условиях «управляемого хаоса», продуманной доктриной террористических операций. Никакие «этнические мусульмане» подобным требованиям не удовлетворяют. Речь может идти только о странах и регионах, участвующих в постиндустриальной гонке и овладевших рядом когнитивных техник.

АТ-стратегия, насколько можно судить, представляет собой адекватную форму борьбы постиндустриальной армии с индустриальными государствами.

Таким образом, «новые русские вооруженные силы» могут состоять из следующих структурных звеньев:

• Индустриальной добровольной армии, предназначенной для участия в конфликтах с государствами и этносами, относящимися к традиционной фазе

• Стратегических ядерных сил сухопутного, морского, воздушного базирования, обеспечивающих геополитическое позиционирование страны

• Тихоокеанского флота как гарантии русского коммерческого судоходства на Дальнем Востоке

• Каспийского флота, обеспечивающего интересы в критической точке Евразийского материка

• А- и Т-групп, защищающих интересы России в постиндустриальной гонке

• Вооруженного народа, способного ограничить действия неприятельских Т-групп на российской территории

Во всяком случае, такое развитие русской военной машины отвечает как вызовам сегодняшнего дня, так и военно–исторической логике.

Уроки истории обходятся недешево, тем не менее всегда находятся любители повторять пройденный материал снова и снова. И с удручающим однообразием воспроизводятся — и оплачиваются трудом и кровью людей — одни и те же оперативные схемы. Написана масса книг, в которых, например, анализируется стратегия германского вермахта в кампании 1942 года. Но ирония судьбы состоит в том, что там уже не было и не могло быть никакой стратегии: война за антигитлеровскую коалицию выигрывалась технически. (Как выигрывается в шахматах окончание король и ферзь против короля.) Дальнейшее «дожимание» Рейха производит удручающее впечатление огромными и совершенно бессмысленными жертвами.

Воздавая должное героизму защитников волжской твердыни, историк должен сознавать, что оценка ситуации никоим образом не зависела от того, в чьих руках находились руины Сталинграда. Потому что ответ на главный вопрос войны был дан еще до нападения Гитлера на Советский Союз. Гибель 28 марта 1941 г. у мыса Матапан трех первоклассных итальянских крейсеров и паническая реакция военно–морского командования на это поражение означала конец попыткам Оси установить свое господство на Средиземном море и через это претендовать на Суэцкий канал, Гибралтар и косвенно на Атлантику. «Тот, кто владеет морем, владеет мировой торговлей. А кто владеет мировой торговлей, владеет богатствами земли и ею самой», — писал Релей, английский пират эпохи Елизаветы… К середине 1941 г. проблема владения морем была решена союзниками, и оставалось лишь в очередной раз продемонстрировать миру ту истину, что исход войны на суше решается на просторах мирового океана[312].