Читать онлайн «Трансформация интимности». Страница 20

Чего хотят мужчины? В одном смысле ответ ясен и понятен обоим полам с девятнадцатого века и поныне. Мужчины хотят статуса среди других мужчин, подтверждаемого материальными вознаграждениями и присоединением к ритуалам мужской солидарности. Но мужской пол здесь неправильно истолковывает ключевую тенденцию в траектории развития современности. Потому что мужчины ищут свою самоидентичность в работе, и они терпят неудачу — мы должны всегда добавлять «по большей части» — в понимании того, что рефлексивное проектирование самого себя включает эмоциональную реконструкцию прошлого для того, чтобы проектировать последовательное повествование, обращенное в будущее. Их бессознательное эмоциональное доверие к женщинам составляло загадку, ответ на которую они искали в самих женщинах; и поиски самоидентичности скрывались в этой оставшейся без ответа зависимости. То, чего хотели мужчины, было чем-то таким, чего женщины в какой-то степени уже достигли; не удивительно, что авторы-мужчины, включая рассказчика Моей тайной жизни, мучились тайной, которую могли раскрыть только женщины и в раскрытии которой полностью потерпело неудачу нагромождение любовных завоеваний.

В нынешнюю эпоху идеалы романтической любви имеют тенденцию к фрагментации под давлением женской сексуальной эмансипации и автономии. Столкновение между комплексом романтической любви и чистыми отношениями принимает различные формы, каждая из которых имеет тенденцию становиться все более и более выставляемой на всеобщее обозрение как результат возрастающей институциональной рефлексивности. Романтическая любовь зависит от проективной идентификации amour passion как средство, с помощью которого предполагаемые партнеры становятся привлекательными друг для друга и затем привязываются друг к другу. Здесь проекция создает ощущение полноты соединения с другим, несомненно, усиливаемое установлением различий между маскулинностью и женственностью, каждая из которых определяется с позиций антитезиса. Трактовки другого «известны» интуитивным образом. Тем не менее в других отношениях проективная идентификация идет Поперек развития отношений, продолжение которых зависит от интимности. Открывание себя другому, условие того, что я называю любовью-слиянием (в оригинале — confluent love — примеч. перев.), в определенном смысле противостоит проективной идентификации, даже если такая идентификация иногда прокладывает тропинку для нее.

Любовь-слияние — это активная, неожиданная любовь, и поэтому она находится в дисгармонии с такими качествами комплекса романтической любви, как «навсегда», «ты и только ты». Сегодняшнее «разделяющееся и разводящееся» общество является здесь скорее результатом возникновения любви-слияния, нежели причиной его. Все большее количество сливающейся любви становится консолидированной в качестве реальной возможности, все большее количество открытий «особой личности» отходит на задний план и при этом во все большей степени принимаются в расчет «особые отношения».

В противоположность любви-слиянию романтическая любовь всегда оказывается несбалансированной с точки зрения гендера, как результат тех влияний, которые уже были обсуждены. Романтическая любовь в течение долгого времени обладала характерной чертой эгалитарности, внутренне присущей идее, что отношения проистекают скорее из эмоциональной вовлеченности двух людей, нежели из внешних социальных критериев. Однако де-факто романтическая любовь совершенно асимметрична с точки зрения власти. Потому что мечты женщин о романтической любви слишком часто приводят к неумолимому домашнему подчинению. Любовь-слияние предполагает равенство в эмоциональной отдаче и получении — и в тем большей степени, чем больше какая-либо конкретная связь приближается к прототипу чистых отношений. Здесь любовь развивается лишь до той же степени, что и интимность, до той степени, до которой каждый из партнеров готов раскрыть свои интересы и потребности другому и стать уязвимым со стороны этого другого. Замаскированная эмоциональная зависимость мужчин препятствовала их готовности и их способности быть ранимыми таким образом. Этос романтической любви в какой-то степени поддерживал эту ориентацию в том смысле, в каком желанный человек часто представлялся холодным и неприступным. Тем не менее, поскольку такая любовь растворяет те характеристики, которые раскрываются как фасад, здесь очевидно присутствует осознание эмоциональной ранимости мужчины.

Романтическая любовь — это сексуальная любовь, но она снимает скобки с понятия ars erotica (искусство эротики — примеч. переев).

Сексуальное удовлетворение, особенно в фантазийной форме романа, как предполагается, гарантировано самой эротической силой, которую провоцирует романтическая любовь. Любовь-слияние на первое время вводит ars erotica в сердцевину брачной связи и делает достижение взаимного сексуального наслаждения ключевым элементом в связи, которая поддерживается или расторгается. Культивация сексуальных умений, способность давать и испытывать сексуальное удовлетворение со стороны обоих полов становится рефлексивно организованным через множество источников сексуальной информации, советов и обучения.

В не-западных культурах, как отмечалось ранее, ars erotica было в основном специальностью женщины и почти всегда ограничивалось в употреблении особыми группами; эротические искусства здесь культивировались конкубинами[102], проститутками или членами малых религиозных общин.

Любовь-слияние развивается в качестве идеала в обществе, где почти каждый имеет возможность сексуально усовершенствоваться; и это предполагает исчезновение раскола между «респектабельными» женщинами и теми, кто каким-то образом находится за чертой ортодоксальной социальной жизни. В отличие от романтической любви любовь-слияние не обязательно моногамна в смысле сексуальной эксклюзивности. Что удерживает чистые отношения, так это принятие со стороны каждого из партнеров, «впредь до дальнейшего уведомления», что каждый приобретает из этих отношений выгоду, достаточную для того, чтобы считать продолжение их стоящим делом. Здесь сексуальная эксклюзивность играет роль до той степени, до которой партнеры считают ее желательной или существенной.

Следует отметить еще одну важную противоположность между романтической любовью и любовью-слиянием: подобно чистым отношениям вообще, любовь-слияние не имеет особой связи с гетеросексуальностью. Идеи романа распространились и на гомосексуальную любовь и обладают определенной «покупательной способностью» на различия феминности/маскулинности, развиваемые однополыми партнерами. Я уже указывал, что романтическая любовь содержит в себе черты, которые имеют тенденцию преодолевать половые различия. Тем не менее комплекс романтической любви прямо ориентирован главным образом на гетеросексуальную пару. В то время как любовь-слияние не обязательно двуполая и, возможно, структурирована вокруг различия, которое предполагает модель чистых отношений, в которой центральным является знание характерных черт другого. Это версия любви, в которой сексуальность личности является одним из факторов, который оговаривается как часть связи.

Мне хотелось бы на время оставить в стороне вопрос о том, насколько далеко любовь-слияние на практике формирует сегодня часть любовных отношений. Потому что существуют и другие аспекты, и подразумеваемые смыслы чистых отношений, и ее связи с самоидентичностью и личностной автономией, которые должны быть обсуждены в первую очередь. В таком обсуждении я достаточно часто — хотя и в критическом духе — беру в качестве своего гида терапевтические работы и самоучители. Не потому, что они предлагают правильные оценки изменений, оказывающих влияние на личную жизнь: большинство из них являются, во всяком случае, по своей сущности, практическими руководствами. Скорее они являются выражением процессов рефлексивности, которые они вычерчивают и помогают сформировать. Многие из них выступают также в качестве эмансипаторов: они указывают на те изменения, которые могли бы освободить индивидов от тех влияний, которые блокируют их автономное развитие. Они являются текстами нашего времени в сравнительном смысле со средневековыми руководствами по манерам, которые анализирует Норберт Элиас, или работами по этикету, которые использует Эрвин Гоффман в своих исследованиях порядка взаимодействия.

«Я заглядывал под платье женщины, когда мы готовили сэндвичи для голодных в церковной миссии... Я пыталась подцепить еще одного пациента в очереди в венерологической клинике... Я спала с лучшим другом моего бойфренда, когда его не было в городе...» Нескромности, раскрываемые в уединении католической исповедальни? Нет, это публичные заявления, сделанные на встрече Анонимных Наркоманов Секса[103](SAA) (Sex Addicts Anonymous (Организация Анонимных Сексаголиков) — своеобразный аналог известной в США организации AAA — Alcohol Addicts Anonymous (Организация Анонимных Алкоголиков) — примеч. перев.).