Читать онлайн «Делать мнение: новая политическая игра». Страница 83

Ослабление границ

Представляется целесообразным продолжить анализ, не огранивая его лишь тем воздействием, которое оказывают опросы на само голосование или ход избирательной кампании, Однако, можно ли, вслед за полемическим и отчасти юмористическим выражением, что опросы стали своего рода "наркотиком", без которого не могут более обходиться ни политики, ни журналисты?- Следует ли утверждать, что специалисты по, проведению опросов общественного мнения используют наподобие торговцев наркотиками страх и неуверенность, присущие позиции профессионального политика? Пытаются ли они удовлетворить законное любопытство профессиональных/317/ информаторов? И не получилось ли так, что развитие этой очень дорогостоящей практики вынудило политических лидеров и их партии пускаться в сомнительные финансовые операции (с вытекающими отсюда юридическими проблемами) с тем, чтобы можно было оплатить, особенно в период избирательной кампании, дорогостоящую "ежедневную дозу" опросов или приобрести какой-нибудь "новый продукт", всегда более "совершенный" (в чем их постоянно убеждают исследователи).

Такая метафора, в силу своей чрезмерной выразительности, мешает увидеть безусловно более значимые преобразования, связанные с этой практикой. Она, в частности, не позволяет постичь те наиболее специфические эффекты, связанные с появлением - с того момента как в политической жизни Франции стали практиковаться опросы, - новой позиции, созданной и занятой медиатическими политологами - компромиссной позиции, находящейся на пересечении политического, журналистского и научного полей. Эта позиция сыграла, быть может, решающую роль в конструировании политически доминирующего на сегодняшний день представления не только о социальной науке, сведенной - во всяком случае политическими кругами - исключительно к исследованиям общественного мнения, она также повлияла на конструирование представления о самой политике, которая, благодаря опросам, обращает основное внимание в политическом соревновании - в духе этноцентризма - на стратегический аспект и мнения профессиональных деятелей политики и СМИ. Такая позиция, исключающая конфронтацию между социальными универсумами, имеющими весьма различные логики функционирования, в действительности является всего лишь местом формирования и ускоренной циркуляции между этими универсумами полунаучных тем и неопределенных концептов. Политическая наука и прежде была, во всяком случае, отчасти, дисциплиной, чья автономия постоянно находилась под угрозой, поскольку на определение ее предмета сильное давление оказывала собственно политическая проблематика. Частичная интеграция целого сектора политической науки в СМИ, которая связана с практикой опросов общественного мнения, предписывает этой науке новые - добавляя к прежним - внешние ограничения, вытекающие из требований, присущих полю журналистики (скорость, доступность и т.д.).

Политолог СМИ по-своему вносит в дебаты об опросах дополнительную путаницу, смешивая вплоть до их компрометации различные роли, которые он сегодня/318/ поочередно или одновременно - берет на себя: роль специалиста по опросам, советника политического лидера, специалиста по коммуникации, руководителя центра по изучению общественного мнения, журналиста, исследователя, преподавателя и т.д. Появление такого поливалентного социального типа оказывает определенное влияние на отношения, которые сегодня устанавливаются между политикой, журналистикой и социальными науками. Эти с первого взгляда эксперты с их мнимыми исследованиями и псевдонаучными концепциями (так, например, совсем недавняя концепция "летучего" электората ни в чем не уступает теории "благотворности опиума как снотворного", или учению о флогистоне у алхимиков), вовсе не порвали с политическим здравым смыслом. Этим, кстати, объясняются та поддержка, которую они моментально нашли в политико-медиатической среде и, одновременно, те препятствия, которые они, вследствие их ложного подхода к мнению или к акту голосования, создают для настоящей интеграции в политику результатов социальных наук. Последняя избирательная кампания имела ряд неожиданных достоинств, сделав, в частности, гораздо более очевидным, чем прежде, тот факт, что "наука специалистов по опросам" в некоторых ее аспектах есть ни что иное, как своего рода современная пара-наука, которая отнюдь не способствуя проникновению в политику достижений социальной науки, обслуживает в основном символические (в частности, в виде известности, опосредованной СМИ) и материальные интересы тех, кто успокаивает политических деятелей и потакает их честолюбию.

Политологи объективно способствовали размыванию границ между политическим, журналистским и научным полями, одновременно ослабляя специфичность этих различных социальных пространств, каждое из которых обладает своей логикой и своим смыслом бытия (raison d'etre). Исследователи в области социологии выборов уже безо всяких колебаний дают сиюминутные и вдохновенные комментарии, навязываемые текущими событиями, ритм которых, однако, далек от ритма научного исследования (они даже готовы на то, чтобы сегодня опровергать сказанное вчера, или с убедительным видом провозглашать банальности), а советники в области политического маркетинга участвуют в силу своей должности в главных политических дебатах. Можно задаться вопросом, не приведет ли появление публичных дебатов, полностью сконцентрированных на основных задачах политической борьбы, к восстановлению и даже укреплению этих границ?/319/

В противовес некоторым бытующим стереотипам отношения к академическим дисциплинам социология могла бы помочь разработать нормативные предложения, которые могут иметь согласованный и одновременно конкретный характер. Анализ показывает, что устойчивость дебатов по поводу политических опросов связана с тем, что они плохо организованы и соответственно плохо осмыслены. Все правила, которые принимаются, и все предложения, которые регулярно вносятся, чаще всего, в атмосфере поспешности и нервозности, оказываются неэффективными или нереализуемыми, поскольку они строятся в соответствии с устаревшим типом политического мышления и основаны на непонимании амбивалентности, присущей режимам демократического типа. Комбинация политических интересов в том виде, в каком они были конституированы прежним состоянием игры, а также чисто экономические интересы, которые вокруг нее сложились [16] парадоксальным образом вызвали ряд мер, диаметрально противоположных тем. которые надо было бы принять для того, чтобы сохранить логику голосования, которая положена в основу изобретения кабины для тайного голосования.

Действительно, согласно закону (принятому в июле 1997 года) о регулировании опросов, по поводу каждого опроса следует публиковать техническую аннотацию, указывающую дату проведения исследования, размер и структуру выборки опрашиваемого населения. Это является необходимой мерой, позволяющей исключить грубые политические манипуляции (производство фиктивных опросов). Однако такая регламентация не затрагивает главного, поскольку, как известно, основное влияние, которое сегодня практика опросов оказывает на политику, носит более изощренный и отчасти более бессознательный характер (что выражается, в частности, в формулировке задаваемых вопросов и, особенно, в интерпретации ответов). Что касается второго установленного правила, запрещающего публикацию предвыборных опросов за неделю до выборов, то оно носит совершенно неадекватный характер: будучи продуктом гистерезиса структур восприятия политики, это правило исходит из фетишисткого, сакраментального представления о ритуале выборов, символом которого является/320/ кабина для тайного голосования. Эта мера обеспечивает спокойствие политиков (совершенно напрасно), устанавливая своего рода священный барьер чисто мифологического свойства, "санитарный кордон" или, если угодно, "декомпрессионную камеру" между опросами и голосованием. Она, впрочем, не затрагивает сути коммерческой деятельности институтов изучения общественного мнения, у которых хватает времени - и без этого короткого периода - для того, чтобы делать свои дела и создавать себе рекламу [17]. Наконец, это правило отвечает интересам журналистской среды, которая извлекает из цифровых данных, публикуемых на протяжении всей кампании, материал и для статей, и для более изощренных политических манипуляций, и для грубых мизансцен (искусственно притормаживая интерес к предвыборному соревнованию), что позволяет заинтересовать "политикой" широкую публику.

Таким образом, если что и требует защиты, то это не кабина для тайного голосования, а та логика, которая лежит в основе ее изобретения [18]. Исторически кабина была учреждена, не без сопротивления, для того, чтобы защитить избирателей от считающегося нелегитимным давления, которое оказывалось на акт голосования. Цель введения тайного голосования - положить конец угрозам или попыткам шантажа, которому подвергались представители народа со стороны знати и местных элит, пытавшихся укрепить свою власть тем, что принуждали людей, которые часто были "их людьми", "голосовать правильно". Если этот тип давления и не исчез окончательно, то во всяком случае он приобрел маргинальный характер. Безусловно, кабина для тайного голосования не имеет уже того практического значения, которое она имела во времена ее создания. Постепенно функция ее менялась. Будучи пережитком прежнего состояния политической системы, которая старалась установить минимум правил для добросовестного осуществления всеобщего избирательного права (мужчин), эта кабина стала воплощением и символом философии политического конструирования "избирателя-гражданина": если "гражданин" должен уединиться перед голосованием, то это не столько для того, чтобы избежать внешнего давления, сколько потому, что демократическая логика предписывает ему голосовать в индивидуальном порядке и сознательно.