Читать онлайн «Бунт против цивилизации». Страница 34

Это означает, что «диктатура» должна быть на неопределённый срок продлена. Как сам Ленин откровенно заметил при недавно приглашённой делегации испанских социалистов: «Мы никогда не говорили о свободе. Мы практикуем диктатуру пролетариата во имя меньшинства, потому что крестьянство ещё не стало пролетарским и не с нами. Она будет продолжаться, пока они не покорятся».

Но будет ли диктатуре конец, даже если весь русский народ должен «подчиняться» коммунизму? Маловероятно. По этому поводу Бертран Рассел делает некоторые очень острые замечания, как результат его поездки в Россию и острая «калибровка деятельности» большевистских правителей. Господин Рассел сказал:

«Пропаганда коммунизма теми, кто верит в методах большевиков, базируется на допущении, что нет рабства кроме экономического рабства, и что, когда все товары, находящиеся в совместном пользовании, должна быть совершенная свобода. Боюсь, что это является заблуждением.»

«Там должно быть управление, должно быть чиновники, которые контролируют распределение. Эти люди в коммунистическом государстве являются хранилищами власти. Пока они контролируют армию, они могут, как и в России в этот момент, владеть деспотической властью, даже если они составляют меньшинство. Где есть коммунизм не означает, что там есть свобода. Если коммунизм был более полным, это не обязательно означает больше свободы; всё ещё будут некоторые чиновники, контролирующие продовольствие, и эти чиновники могли управлять, как им заблагорассудится, пока они сохраняют поддержку солдат. Это не просто теория, это патент урока нынешнего состояния России по теории большевиков в том, что незначительное меньшинство захватило власть и держит её, пока коммунизм принимается практически повсеместно, строительство которого, по их признанию, может занять много времени. Но власть сладка, и немногие люди сдают её добровольно. Власть особенно сладка тем, кто имеет привычку к ней, и привычка становится наиболее укоренившейся у тех, кто руководствуется штыками без народной поддержки. Разве это не почти неизбежно, что люди, известные как большевики, размещены в России (и, как они утверждают, что коммунисты должны поставить себя там, где социальная революция успешна), будут неохотно отказываться от своей монополии на власть, и найти причины, оставшиеся до какой то новой революции, что вытеснит их? Разве не было бы смертельно легко для них без изменения структуры экономики указать большие зарплаты для государственных чиновников высокого уровня, и так вновь создать старые неравенства богатства? Какой мотив у них не делать этого? Какой мотив возможен кроме идеализма, любви к человечеству — неэкономические мотивы тех, что большевики осуждают? Система, созданная насилием и насильственным господством меньшинства, должна обязательно позволить тиранию и эксплуатацию; и если это человеческая природа, как марксисты утверждают, что это будет, зачем правители пренебрегают такие возможностями эгоистичной выгоды?»

«Это сущая ерунда делать вид, что правители великой империи, такой, как Советская Россия, когда они уже привыкли к власти, сохраняют пролетарскую психологию, и считают, что их классовый интерес тот же самый, что и у обычного рабочего человека. Это не так на самом деле, в России сейчас истина может быть скрыта мелкими фразами. Правительство имеет классовое сознание и классовые интересы, весьма отличающиеся от интересов тех подлинных пролетариев, которых не следует путать с бумажными пролетариями марксистской схемы».

Таким образом, мы видим новый порочный круг хаоса преуспевающего деспотизма в России, как и в социальных революциях в истории человечества. Существует трагедия социальных потрясений — итог в том, что новый правящий класс уступает старому, когда обществу тем временем были нанесены непоправимые культурные и расовые потери.

Как, собственно, может быть иначе? Давайте посмотрим ещё раз на Россию. Рассмотрим, прежде всего, большевистских лидеров. Некоторые из них, как и Ленин, действительно способные люди, но большинство из них принадлежат к тем зловещим типам («испорченные гении», параноики, несбалансированные фанатики, авантюристы, умные преступники и т. д.), которые всегда приходят на фронт во время социального растворения, по сути, дающего им единственную возможность успеха. На самом деле, это было признано не меньшим человеком чем самим Лениным. В одном из своих чрезвычайных всплесков откровенности он отметил в своём выступлении перед третьей Конференции советской, «Среди ста так называемых большевиков есть один настоящий большевик, тридцать девять преступников и шестьдесят дураков».

Было бы крайне поучительно, если все лидеры большевиков будут подвергнуты психоанализу. Многие из их актов показывают своеобразные психические состояния. Зверства, совершённые некоторыми из большевистских комиссаров, так отвратительны, что они объяснимы только психическими отклонениями, такими, как смертоносная мания или сексуальное извращение, известное как садизм.

Одна из таких научных экспертных групп исследовала большевистских лидеров. На момент Красного террора в городе Киеве летом 1919 года, медицинские профессора Киевского университета были спасены из за их полезности своими террористическими господами. Трое из этих медиков были компетентными психиатрами, которые были в состоянии диагностировать большевистских лидеров мысленно в ходе своих профессиональных обязанностей. Сейчас есть диагноз, что почти все лидеры большевиков были выродками, более или менее душевнобольными. Большинство из них были алкоголиками, большинство были сифилитиками, и многие из них употребляли наркотики. Таковы были «диктаторы», терроризировавшие в течение нескольких месяцев большой город численностью более 600 тысяч жителей, совершили самые дьявольские жестокости, и убивали многих ведущих граждан, в том числе учёных с международной репутацией.

То, что верно относительно лидеров, ещё более справедливо по отношению к последователям. В России, как и при любых других социальных потрясениях, большая часть боевых революционеров состоит из самых буйных и ничего не стоящих элементов населения, что значительно превышает число небольшое ядро подлинных подвижников, для кого революция является чисто идеальной. Первоначальная «Красная гвардия» Петрограда, сформированная в момент переворота ноября, была самым сомнительным участком, составленным в основном из дезертиров, боевиков и иностранных авантюристов, особенно латышей из прибалтийских провинций. Вожди большевиков с самого начала сознательно разжигали худшие страсти городской черни, а «нищие» элементы в сёлах систематически подстрекались против зажиточных крестьян. Когда большевистское правительство утвердилось, пролетарское насилие контролировалось и было направлено против его врагов.

Дух остался прежним духом дикого восстания из безмерного насилия, бешеной ненависти к старому порядку в любой форме. Всё, слава и честь и триумф революции, к ярости пролетарской воли, к вихрю неограниченного грубого действия, к безумию для ведения дел! Этот дух ярко представлен в знаменитом стихотворении Александра Блока «Двенадцать». Блок проповедует непримиримую ненависть к старому миру, «ленивому буржуа», ко всему, что принадлежит вчера, что показало себя надёжным, и теперь стало добычей красногвардейцев.

«Буржуазный» человек среднего класса бывает ненавидимым даже больше чем аристократ и крупный капиталист. Такое отношение не свойственно русским большевикам, оно является общим для всех социальных революционеров. В предыдущей главе мы видели, какой жестокой была ненависть к среднему классу среди анархистов и синдикалистов. В России это чувствуется всеми революционными партиями. Вот, к примеру, меньшевик Григорий Зилбург описывает буржуазию: «Великий враг подлинной революции есть, не сам капитализм, но его побочный продукт, его ублюдочное потомство, средний класс, и до тех пор, пока средний класс остаётся неизменным в Европе, революция не возможна…. Материализм продемонстрировал определённый дьявольский гений в создании своих верных слуг, среднего класса. Правление среднего класса не меньше, чем «диктатура пролетариата». «Хотя диктатура продолжается, новый порядок общества остаётся нерождённым».

В таком отношение революционеров всех мастей, судьба российских средних классов после большевистского триумфа была предрешена. На самом деле, большевики продолжили разрушать этот «соблазн революции» с безжалостной эффективностью беспрецедентной в истории. Средние классы были запрещены в массовом порядке, «буржуй» становится фатальным эпитетом в Советской России, как «аристократ» был в якобинской Франции. Все буржуа России деградировали в преследуемых париев, систематически отгороженных, как прокаженные от остального населения и приговорённые к конечному исчезновению, признаны непригодными к жизни в новом коммунистическом обществе.