Читать онлайн «Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки». Страница 88

Работы, о которых пишет Поздеев, как видно, серьезно изменяли личность и требовали усердия, времени и определенных способностей интеллекта. Не каждый достигал высоких степеней «философии». Большинство историков считает, что масонство стало первой школой и светской философии (см.: Тукалевский В.Н. «Новиков и Шварц». Масонство в его прошлом и настоящем, т. 1. с. 193: «...масонские искания — это те зачатки светской философии, это те поиски философского миросозерцания. которые появились среди интеллигентов XVIII века»).

Москва, 1785г.

«Слышу я, что вы собираетесь идти в отставку, а ложу на кого вы покинете? Я советую стараться наперед на свое место заготовить человек двух. Сверх того, советую вам справиться с вашею совестию, не выболтали ли вы чего из вашей Т. С. и, вспомня это, вообразя живо ваше преступление, просить Бога о прощении.

Я считаю, что когда вы, разговаривая с братьями, вошли в огонь, то в то время и не помнили, что вы тайны предаете: любезный брат, не затворяйте в Орден дверей себе и другим, и помните, что холоднокровие есть истинное положение каменщика, где рассудок его здравый присудствен...»

Т. С. — это «Теоретический Градус», программный документ для степени такого же названия в Ордене Розенкрейцеров, к которому принадлежало все руководство делом просветительства в Москве. Им же принадлежали Типографическая Компания, Дружеское общество, книжные склады, аптека. Целый сонм служащих по распространению книг просветительского толка, маго-каббалистического, учебники и пр. У организации были свои представители даже в землях Донского Войска.

Ситуация, затрагиваемая в письме такова: «брат» проговорился в беседе с младшими, и кто-то уже донес из бывших там его «братьев», и вот Поздеев недвусмысленно угрожает. Опека, как видим, плотная.

«Братья» должны отчитываться письменно о всех не только делах, но и настроении своем и о своих личных качествах, которые он должен изменить ради интересов Ордена. Первая добродетель масонская есть согласно их обрядникам и катехизисам — молчание. Следующее письмо касается этого вопроса.

Москва, 1785г.

«Вы ко мне не пишите, зачали ли вы делаться хладнокровнее, умереннее в ваших издержках, молчаливее, пишите о сем спросясь с вашей совестью.

Скажите брату Н., что ежели чувствует он, что зачал быть лучше и отстал от тех пороков, кои мешали ему работать, то чтобы принес вам на письме искреннее раскаяние о в с е х (разрядка моя. — В.0.) в жизни его соделанных пороках и если он еще в мастера не введен, то нынешней зимой можете приехать с ним, дабы его здесь ввести.

А если в мастера уже введен, то возьмите письменно его признание с собою мне показать, дабы я видел, искренно ли оно, и како его, если Бог велит, вести дальше».

Наставник всегда должен был быть намного выше в интеллектуальном плане и в смысле специальной подготовки психологической, и волевой, лучше знать специальную герметическую литературу, общефилософскую, чем его подопечные, которых он «водил». На этом был основан его авторитет. В Ордене же проповедовался культ Разума, как и во всем «просвещении». В качестве примера: в 1777 г. И.П. Елагин, меценат, собравший около себя талантливую литературную молодежь, оказывающий ей поддержку по службе и материальную помощь, был уж одним из главных руководителей русского масонства. Но и он имел наставника. В том году им был Рейхель, который следил за его культурным, интеллектуальным ростом, «корпоральным и моральным очищением».

Под его руководством Елагин изучает античную философию: Платона, Анаксагора, Плутарха, Цицерона; знакомится с учением Пифагора, Зороастра, Гермеса Трисмегиста, Орфея и др. и «многих сим подобных влияли в душу мою новые и спасительные размышления» («Русский Архив», 1864. т. 1., с. 107). С помощью Рейхеля он ищет мистическое ядро и в творениях Отцов Церкви. Пять лет ушло у Елагина на изучение назначенных ему книг. Но это была только половина пути сенатора, директора Императорских театров и, можно сказать, основателя Русского театра, лучшего переводчика на русский язык французских романов, тайного советника Елагина Ивана Перфильевича, кому страна во многом обязана появлением на свет сочинений Фонвизина, Лукина и др. деятелей российской словесности.

Через пять лет наставником его становится доктор Эли, «в знании языка еврейского и каббалы превосходный». Совместив греческую философию с каббалой и с комментаторами каббалы из крута герметиков, впитав в себя всю эту антихристианскую премудрость, он сводит полученные знания в громадный труд: «Учение древнего любомудрия, или наука свободных каменщиков... предложенная И.Е(лагиным), великим Российская Провинциальная Ложи мастером» (Вернадский, с. 136).

Иван Перфильевич Елагин — в русской истории и особенно в истории русской культуры XVIII века — фигура знакомая. С одной стороны он многие годы был близок к Екатерине II и выполнял ее многочисленные личные поручения, с другой — покровитель театров и молодых литературных дарований. О себе же он пишет: «Я с самых юных лет моих вступил в так называемое масонское или свободных каменщиков общество — любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев все сие мне благовестила. Вошед таким образом в братство, посещал я с удовольствием ложи, пониже работы в них почитал совершенною игрушкою, для препровождения праздного времени вымышленного.» («Русский Архив» 1864, т. 1., с. 95.)

Эта игрушка оказалась, однако, настолько увлекательною, что увлекла Елагина на всю жизнь, совершенно переменила его судьбу и его мировоззрение, дав ему возможность достигнуть высших чинов Империи. «Лестная надежда, не могу ли чрез братство достать вельможных покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастию моему» вполне оправдалась — в 42 года он стал тайным советником, а позже обер-гофмейстером Двора. Масонская наука давалась ему с трудом, одно время он даже не хотел ходить в ложу. К этому же времени относится и его увлечение сочинениями французских деистов и атеистов, которых он и перечисляет: Буланже, Даржанс, Вольтер, Руссо, Гельвеций. Все они своими сочинениями пленили сердце Елагина. Это чтение «душу. мою развратило», горестно замечает Елагин, вспоминая о том времени. Апокалипсис, откровение Иоанна Богослова стало казаться Елагину сочинением нелепым и сумасшедшим. «Дерзнул я забыть и веру, в которой родился, и страх Божий, и учение, которое мне при воспитании в училищах преподаваемо было.» (с.595).

Елагин стал обращаться за разъяснениями к людям ученым, кто критиковал Вольтера. Удивило больше всего Елагина то, что все они — и вольтерьянцы и их критики «находились в обществе свободных каменщиков, то и учинилось мне прекословие сие неудобьразрешимою загадкою». Действительно, тут есть над чем задуматься. И. по крайней мере, историки масонства не всегда могут ее разрешить и от того в умах читателя масонство превращается в какую-то пеструю в идейном и политическом отношении аморфную смесь. Неясно, что объединяет людей совершенно различных политических и умозрительных направлении, и почему представители этих направлений сходятся все в одной точке — в масонской ложе. Елагин точно также задумывался над этим вопросом:

«Для чего, рассуждал я, толь великого разномыслия и великого однако учения люди вступили и пребывают в таком ордене, которого упражнения с ученостью их весьма несходны? И отчего сие происходит, если он посещают собрания?»

Этот вопрос столь заинтересовал Елагина, что он стал приставать с ним к каждому ученому чужестранцу, посещавшему ложу. Стал он интересоваться, почему масонским таинством занимаются и простолюдины и знатные, и ученые и невежды, и верующие и атеисты, кроткие и сварливые, добродетельные и порочные. В конце-концов, Елагин приходит в умиление: «Какое чудное смешение, но в собраниях масонских почти неприметное и общественно единому молотку покорное!» (с. 96). Именно с этих вопросов и с этого умиления и началась для Елагина серьезная работа по масонству. Началось изучение философии, теософии. оккультизма, обрядов и прочее, о чем сказано выше.

По существу, Елагин прошел тот же путь в познании и сотворении своего труда, что и иудейские мыслители Александрийской школы I-II века от Р.Х., когда приступили к сплавлению греческой философии с формирующимся в эллинистическом мире иудаизмом.

Авторитет начальника всячески поддерживался в ложах, составлявших предмет забот для наставников-мастеров. Сам Великий Строитель, Великий Демиург, правитель видимого мира именуется Мастером. Мастер все видит и все знает. Как уже было сказано, авторитет мастера подкреплялся его более высоким умственным развитием, образованием. знаниями и, нередко, общественным положением. Поздеев умер 24 апреля г., а его поучения переписывались его почитателями ещё полвека. В качестве примера — еще одно его письмо.