Читать онлайн «О природе человека». Страница 42

Сегодня, как и всегда, разум не может постичь истинного смысла столкновения между неопровержимым научным материализмом и непоколебимой религиозной верой. Мы пытаемся справиться с этой задачей с помощью постепенного прагматизма. Наши шизофренические общества развиваются с помощью знаний, но выживают благодаря вдохновению, черпаемому из тех самых убеждений, которые знания разрушают. Я считаю, что этот парадокс можно разрешить по крайней мере интеллектуально — не раз и навсегда, а постепенно, с помощью социобиологии религии. И последствия этого процесса трудно предсказать. Хотя проявления религиозного опыта великолепны, многомерны и настолько сложны, что лучшие психоаналитики и философы теряются в их лабиринтах, я убежден, что религию можно замкнуть в рамки всего двух измерений — генетического преимущества и эволюционных изменений.

Позвольте мне слегка умерить пыл этого утверждения. Если принципы эволюционной теории действительно содержат в себе Розеттский камень[30] для теологии, то не следует ожидать, что перевод поможет нам понять все религиозные явления. Традиционные научные методы редукции и анализа могут объяснить религию, но не смогут уменьшить ее значимость.

Давайте рассмотрим один исторический эпизод, который послужит социобиологии религии полезной притчей{185}. Аборигены Тасмании вымерли, как вымерли и экзотические сумчатые волки, некогда обитавшие на острове. Британским колонистам потребовалось всего 40 лет, чтобы их прикончить (волки продержались еще сотню лет и исчезли в 1950 году). Для антропологии это событие особенно печально, потому что тасманцы — «дикие» — не смогли даже оставить миру описание своей культуры. О них не известно ничего, кроме того, что они были охотниками и собирателями, имели невысокий рост, красновато-коричневую кожу, кучерявые волосы и отличались, как вспоминали открывшие остров путешественники, спокойным нравом. Мы можем лишь догадываться об их происхождении. Скорее всего, они были потомками австралийских аборигенов, которые достигли берегов Тасмании около 10 тысяч лет назад, а затем биологически и культурно приспособились к жизни в прохладных, влажных лесах острова. Нам осталось лишь несколько фотографий и скелетов. Мы не можем даже реконструировать язык тасманских аборигенов, потому что европейцы не считали нужным его изучать и фиксировать.

Британские поселенцы, которые начали прибывать на остров в начале XIX века, не считали аборигенов людьми. Для них они были досадным загорелым препятствием на пути развития сельского хозяйства и цивилизации. Неудивительно, что на них устраивали настоящую охоту и убивали за мельчайшие провинности. Однажды мужчин, женщин и детей перестреляли просто за то, что они побежали в направлении белых людей во время одной из охот на кенгуру. Аборигены умирали от сифилиса и других европейских болезней. Точка невозврата была достигнута в 1842 году, когда количество тасманцев с 5 тысяч сократилось до трех десятков. Женщины были слишком старыми, чтобы иметь детей, и культура умерла вместе с ними.

Свидетелем последних стадий вымирания аборигенов стал выдающийся альтруист, лондонский миссионер Джордж Робинсон. В 1830 году, когда тасманских аборигенов было еще несколько сотен, Робинсон начал героические одиночные усилия по спасению расы. Он с симпатией относился к этому народу и сумел убедить аборигенов покинуть свои лесные убежища и сдаться белым. Некоторые из них поселились в новых городах британских поселенцев, где оказались никому не нужны. Остальных Робинсон поселил в резервации на острове Флиндерс северо-восточнее Тасмании. Аборигенов кормили солониной, поили сладким чаем, одевали в европейскую одежду, обучали правилам личной гигиены, обращению с деньгами и идеалам кальвинизма. Прежняя культура попала под полный запрет. Каждый день аборигены направлялись в маленькую церковь, где Джордж Робинсон произносил проповедь. Сохранились документы, связанные с последним этапом культурной истории этого народа, записанные на ломаном английском: «Один Бог... Туземец хороший, туземец мертвый, идет на небо... Плохой туземец мертвый идет вниз, злой дух, огонь... Туземец кричит, кричит, кричит...» Катехизис излагался в самой доступной форме:

Что сделает Бог с миром?

       Сожжет его!

Ты любишь дьявола?

       Нет!

Для чего Бог нас создал?

       Для собственных целей...

Тасманские аборигены не смогли выдержать такой переплавки души. Они мрачнели, впадали в апатию, переставали рожать детей. Многие умерли от гриппа и пневмонии. В конце концов оставшихся переселили в новую резервацию на самой Тасмании близ города Хобарт. Последний мужчина, которого европейцы называли Королем Билли, умер в 1869 году, несколько оставшихся старух — спустя пару лет. Они вызывали всеобщее любопытство — и уважение. За это время Джордж Робинсон создал собственную семью. Он пытался спасти аборигенов Тасмании от вымирания. Из самых лучших побуждений он заменил убийство более цивилизованной формой религиозного порабощения. И все же Робинсон, который бессознательно действовал по жесткому биологическому алгоритму, не потерпел неудачи.

Хотя антропология и история постоянно развиваются и усложняются, ученые продолжают поддерживать вывод Макса Вебера о том, что более элементарные религии обращались к сверхъестественному ради чисто бытовых преимуществ: долгой жизни, изобильной земли и пищи, предотвращения природных катастроф, побед над врагами. Культурный дарвинизм, если можно использовать такой термин, также подтверждает, что конкуренция сект приводит к эволюции более развитых религий. Те, кто находит приверженцев, развиваются. Те, которые привлечь людей не могут, исчезают. Следовательно, религии, как любые другие человеческие институты, развивались в том направлении, которое обеспечивало благополучие их сторонников. Поскольку такое демографическое преимущество должно было относиться к группе в целом, достичь его можно было отчасти с помощью альтруизма, а отчасти с помощью эксплуатации, когда одни процветали за счет других. Преимущество могло возникнуть также в результате повышающейся приспособленности всех приверженцев определенной религии. В социальном отношении это приводило к различиям между более деспотическими и более мягкими религиями. Все религии в определенной степени деспотичны, особенно когда их поддерживают вождества и государства. В экологии существует закон Гаузе, который гласит, что максимальная конкуренция возникает между видами, имеющими идентичные потребности. Неудивительно, что существует одна форма альтруизма, которую религии используют крайне редко. Я говорю о терпимости к другим религиями. Враждебность усиливается во время столкновений обществ, потому что религии идеально приспособлены к целям войны и экономической эксплуатации. Религия завоевателя становится мечом, а религия завоеванных — щитом.

Религия представляет собой величайшую проблему человеческой социобиологии — и великолепную возможность развития в качестве совершенно оригинальной теоретической дисциплины. Если разум направляется императивами Канта, то найти их легче всего в религиозном чувстве, а не в рациональной мысли. Даже если у религиозного процесса есть материалистическая основа и наука способна ее описать, расшифровать религию все равно будет затруднительно — по двум причинам.

Во-первых, религия — одна из основных категорий поведения, свойственных исключительно людям. Принципы поведенческой эволюции, которые опираются на популяционную биологию и экспериментальные исследования низших животных, едва ли могут быть применимы к религии.

Во-вторых, основные правила усвоения и их абсолютная, генетическая мотивация скрыты от сознания, поскольку религия — это в первую очередь процесс, с помощью которого людей убеждают подчинить их сиюминутные личные интересы интересам группы. Последователи религии должны приносить определенные физиологические жертвы во имя долгосрочной генетической пользы. Шаманы и священники довели самообман до совершенства и распространили его на своих последователей. В обстановке абсурда зов трубы однозначен. Решения принимаются автоматически и быстро, без рациональных расчетов, которые позволили бы группам людей ежедневно определять свою общую генетическую приспособленность и знать, какая степень послушания и рвения оптимальна для каждого поступка. Людям нужны простые правила решения сложных проблем, и они сопротивляются любой попытке разобраться в бессознательном порядке и устройстве их повседневной жизни. Этот принцип в теории психоанализа Эрнест Джонс выразил следующим образом: «Когда определенный (ментальный) процесс кажется человеку слишком очевидным, чтобы задумываться о его происхождении, он сопротивляется подобным размышлениям. В такой ситуации мы вправе предположить, что реальные корни этого процесса скрываются от человека — и почти наверняка в силу их неприемлемости»{186}.