Читать онлайн «Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности». Страница 52

Богатый феноменологический материал для анализа смысловых трансформаций образа дают произведения искусства, в которых наиболее интересным является как раз индивидуальное своеобразие видения художником или писателем привычных для нас вещей. При этом, как мы стремились показать в данном разделе, субъективность образа, в том числе художественного образа, строится по объективным законам. Кроме объективной истины положения вещей в мире есть еще субъективная истина восприятия мира человеком: «Сказать, что он врет, нельзя – он так видел» ( Тендряков, 1980, с. 434). Наиболее наглядно смысловое структурирование и искажение содержательных характеристик художественных образов, служащее цели выражения художником задуманного им смысла, выступает в изобразительном искусстве, начиная уже с палеолита. Это искусство всецело концентрировалось вокруг изображения «доминант бытия» первобытного человека, сводясь к двум основным сюжетам: наскальные изображения животных – объектов охоты – и скульптурные женские фигуры. Искусству палеолита, как отмечают исследователи, присущ глубокий реализм, однако он отличается своеобразными чертами. «Изображения женщин реалистичны именно тем, что в них подчеркиваются черты зрелой женщины-матери, то есть те черты, которые в глазах художника имели, видимо, важнейшее значение. При этом он полностью пренебрегал или исполнял небрежно все другие, с нашей точки зрения, существенные детали. Преувеличенные груди, бедра, живот, переданные тем не менее очень живо и правдиво, резко контрастируют с суммарной трактовкой лица и примитивной передачей ног ниже колен» (Абрамова, 1966, с. 31; см. также Елинек, 1982; Столяр, 1985). Эти особенности изображения женской фигуры, устойчиво присущие фигуркам, найденным в самых разных регионах планеты, интерпретируются исследователями по-разному: как выражение сексуального отношения к изображаемому объекту, как символика, связанная с культом плодородия, или же как анимистическая символика (см. об этом Столяр, 1985, гл. 7); вне зависимости от этого указанные особенности свидетельствуют о том, что в художественном образе утрированно подчеркиваются детали, наиболее значимые с точки зрения любой из этих трех интерпретаций, и игнорируются незначимые.

Подобные изобразительные приемы, естественно, свойственны не только палеолиту. Искусство XX века, с его стремлением к поиску новых форм, дает не меньше иллюстраций смыслового структурирования картины мира, заслуживающих специального анализа с психологической точки зрения (см. Леонтьев Д.А., 1998 а, а также раздел 5.6.). В основном речь идет о структурировании пространства. Эффекты структурирования времени для передачи смысла используются в современном кинематографе и, в меньшей степени, в театре.

В заключение необходимо остановиться на одном сугубо теоретическом моменте. Дело в том, что большинство описанных нами феноменов традиционно интерпретируется в терминах влияния мотивов и установок личности на восприятие. Является ли наша интерпретация, опирающаяся на понятие личностного смысла, альтернативной по отношению к традиционным или же, напротив, лишь воспроизводит их в новом терминологическом обличии? Ни то, ни другое. В данном разделе, как указывалось выше, мы описывали только непосредственные эффекты личностно-смысловых трансформаций образа, не прослеживая цепь смысловой детерминации этих эффектов до мотивов и установок личности. Если апелляция к мотивам и установкам личности дает нам информацию о психологических причинах искажения образа некоторого объекта или явления, лежащих в самой личности, то личностный смысл является характеристикой самого трансформированного образа конкретного объекта или явления, объясняя тем самым, почему трансформации подвергается именно он (оно). Вводя представления о личностно-смысловой трансформации образа, мы тем самым не отрицаем и не повторяем, но дополняем и уточняем известные положения о влиянии на восприятие мотивов и установок личности. Мы подчеркиваем то обстоятельство, что личностный смысл характеризует само содержание образа; процессам познавательной деятельности, участвующим в построении образа, релевантен другой вид смысловых структур, а именно смысловые установки. Более четкое разведение места и роли этих двух структур в регуляции восприятия мы постараемся дать в следующем разделе после подробной характеристики смысловой установки и ее взаимоотношений с личностным смыслом.

Закончим определением личностного смысла. Личностный смысл объектов и явлений действительности – это составляющая образов восприятия и представления соответствующих объектов и явлений, отражающая их жизненный смысл для субъекта и презентирующая его субъекту посредством эмоциональной окраски образов и их трансформаций.

Регулирующее воздействие жизненных смыслов объектов и явлений действительности на протекание деятельности субъекта не обязательно сопряжено с какой-либо формой их презентации в его сознании. Хорошо известно, что немалая часть регулирующих воздействий такого рода передается непосредственно на исполнительные механизмы деятельности, минуя сознание, и осуществляется непроизвольно и, как правило, неосознанно. Тем самым возникает необходимость говорить о смысловых структурах, встроенных в эти исполнительные механизмы и служащих проводниками и реализаторами соответствующих воздействий.

Такими регуляторными структурами являются смысловые установки. Еще в 1960 году А.В.Запорожец выдвинул тезис о том, что личностно-смысловые отношения, в которых находятся предметы человеческой деятельности к субъекту, к его жизненным потребностям и интересам, отражаются в форме установки ( Запорожец, 1960, с. 387). Это положение нашло свое развернутое воплощение в иерархической модели установочной регуляции деятельности А.Г.Асмолова (1979). Однако прежде чем приступить к характеристике эффектов установочно-смысловой регуляции деятельности, нам необходимо очертить понимание смысловой установки, которое позволило бы ввести это понятие в развиваемую нами схему смысловой организации личности.

В качестве исходного определения установки зафиксируем определение, предложенное Д.Н.Узнадзе: «Это – целостное отражение, на почве которого, в зависимости от условий, может возникнуть или созерцательное, или действенное отражение. Оно заключается в таком налаживании, такой настройке целостного субъекта, когда в нем проявляются именно те психические или же моторные акты, которые обеспечивают адекватное созерцательное или же действенное отражение ситуации. Это… первичная модификация субъекта, соответствующая определенной ситуации» (Д.Н.Узнадзе; цит. по: Норакидзе, 1966, с. 27). «Однажды образовавшаяся установка не исчезает, она остается у субъекта как готовность к повторной актуализации в случае повторения надлежащих условий» (Д.Н.Узнадзе; цит. по: Чхартишвили, 1971 а, с. 13). В последнем случае говорят о фиксированной установке (см. подробнее Чхартишвили, 1971 а).

Как явствует из этих определений, первичная и фиксированная установка генетически тесно взаимосвязаны. Вместе с тем, как подчеркивает А.С.Прангишвили (1975), конституирующие характеристики установки не связаны со стереотипными формами реагирования, возникшими на основе ее фиксации. Определяющим, напротив, является первичный модус установки. Функцию управления актуальной деятельностью осуществляет только первичная установка; фиксированная же установка существует латентно, не имея непосредственного выхода в поведение (Чхартишвили , 1971 а; Прангишвили, 1975). Первичной и фиксированной установке в нашей модели соответствуют различные виды смысловых структур: смысловая установка актуальной деятельности и смысловая диспозиция. В данном разделе речь поэтому пойдет лишь об эффектах первичной (в терминологии Д.Н.Узнадзе) установки.

Основной функцией установки как «первичного модуса реагирования» является актуальное управление уже реализующейся активностью субъекта. Являясь компонентом самой деятельности, установка отражает в своей структуре структуру условий деятельности, включая актуальную ситуацию, мотивацию и операционные возможности ( Имедадзе , 1986 б), благодаря чему она способна осуществить гибкое целесообразно-адаптивное управление всей актуально протекающей деятельностью ( Прангишвили , 1975).

А.С.Прангишвили (1966, с. 41) и Ф.В.Бассин (1968, с. 266) указывали на то, что установка детерминирована смыслом объективной ситуации. Вместе с тем, понятие первичной установки не тождественно понятию смысловой установки. Более дифференцированная по сравнению с работами представителей школы Д.Н.Узнадзе иерархическая уровневая модель установочной регуляции деятельности А.Г.Асмолова (1979) описывает установки трех уровней: смысловые, релевантные мотиву деятельности и стабилизирующие направленность деятельности в целом, целевые, релевантные отдельному действию и его цели, и операциональные, релевантные условиям деятельности и способам ее осуществления. Мы разделяем в целом предложенную А.Г.Асмоловым классификацию, хотя и видим несколько иначе ее основание. Регуляция человеческой деятельности осуществляется в соответствии одновременно с целым рядом критериев. Деятельность должна отвечать поставленной цели, она должна сообразовываться с внешними условиями и ее направленность должна согласовываться с общей направленностью личности. Целевые, операциональные и смысловые установки и отражают особенности регуляции деятельности в соответствии с каждым из этих трех критериев. Если целевую установку можно рассматривать как «распредмеченную форму существования целей» ( Зинченко , 1978), то, соответственно, операциональную – как распредмеченную форму существования условий деятельности, их психологического «присутствия» в структуре самой деятельности, а смысловую установку – как распредмеченную форму существования смысла, будь то смысл мотива данной конкретной деятельности или вклинивающиеся в протекание деятельности смысловые помехи, не связанные со спецификой именно данной деятельности, а порожденные устойчивыми личностными комплексами или диспозициями.