Читать онлайн «Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности». Страница 49

Причиной этих трансформаций выступает личностный смысл, характеризующий те или иные элементы ситуации в аспекте их связи с жизнедеятельностью субъекта, места и роли в ней; при этом трансформация образа может сопровождаться, а может и не сопровождаться эмоциональной индикацией. Мы считаем необходимым остановиться подробно на описании и систематизации эффектов трансформации образа по причине их неизученности, ограничившись при этом анализом искажений отдельных параметров воспринимаемых объектов и явлений, и не затрагивая структурирование образов целостной ситуации. Непревзойденным по сей день феноменологическим описанием такого структурирования является анализ восприятия одного и того же ландшафта в мирной обстановке и в условиях военных действий, выполненный К.Левином почти 70 лет назад (см. Lewin, 1982, с. 315–325).

Остается сделать еще одну оговорку. Трансформации образа могут быть порождены как устойчивыми особенностями структурирования личностью целостной картины мира, так и преходящим влиянием сиюминутных мотивов. Немало зависит также от самих воспринимаемых объектов и явлений. По отношению ко многим из них мы уже обладаем определенным априорным отношением, которое является следом опыта взаимодействия с этими объектами и явлениями, отражает их жизненный смысл и фиксируется в личности в форме диспозиционных структур и структур субъективной семантики ( Артемьева, 1986; 1999). В то же время и новые для нас объекты и явления также с самого начала вызывают пристрастное к себе отношение, оцениваются под углом зрения их личностного смысла. В данном разделе, описывая феноменологию структурирования и искажения образа его личностным смыслом, мы не будем различать трансформации, обусловленные устойчивыми и ситуативными причинами; это различие – различие факторов, которые могут порождать личностный смысл – будет раскрыто в последующих разделах.

Описание феноменов личностно-смысловых трансформаций образа мы начнем с рассмотрения трансформаций пространственных измерений в картине мира, которые, как показал А.М.Эткинд (1979), сами по себе несут мощный аффективно-смысловой потенциал. Примером такого искажения, кочующим из одной публикации в другую и из одного контекста в другой, являются результаты выполненного в 1947 году эксперимента Дж. Брунера и К. Гудмэна (см. Брунер, 1977, с. 65–80), в которых был зафиксирован факт преувеличения детьми видимого размера монет по сравнению с аналогичными картонными кружками, причем степень искажения была тем больше, чем больше достоинство оцениваемых монет. Эффект преувеличения оказался существенно выше для детей из бедных семей, чем для детей из семей богатых. Преувеличение размера оказалось характерным не только для объектов, обладающих устойчивым, фиксированным смыслом: Лэмберт, Соломон и Уотсон получили эффект преувеличения размеров жетонов, за которые дети могли получить конфеты в специальном автомате. Характерно, что когда дети перестали получать что-либо, эффект переоценки величины исчезал (см. Рейковский, 1979, с. 215).

Тенденция к преувеличению значимых объектов распространяется и на объекты, отношение к которым является отрицательным. Так, Брунер и Постман, исследуя восприятие величины символических изображений, обнаружили эффект преувеличения по сравнению с нейтральным изображением изображений как знака доллара, так и свастики, хотя для свастики преувеличение было меньше, чем для знака доллара ( Bruner, Postman, 1958). Этот эффект, которому Брунер и Постман не дают убедительного объяснения, можно рассматривать как отражение их смысла как потенциальной угрозы (ср. понятие «значимость-тревожность» у М.А.Котика (1985)).

Трансформациям подвергаются отнюдь не только символические изображения. Так, исследования образа «физического Я» показали, что женщины с нормальной комплекцией, позитивно оценивающие собственную внешность, склонны видеть себя более тонкими, чем они есть на самом деле, а женщины, недовольные своей внешностью, воспринимают свою талию более широкой, чем в действительности. В обоих случаях искажение образа служит подтверждению исходной оценки (Дорожевец , 1986, с. 9).

Другой вариант искажения образа – образа другого человека – продемонстрирован в интересном исследовании П.Уилсона, который «представлял студентам нескольких классов своего колледжа одного и того же мужчину, называя его “мистер Инглэнд”. В одном классе “мистер Инглэнд” выступал как студент из Кэмбриджа, во втором – как лаборант, в третьем – как преподаватель психологии, в четвертом – как “доктор Инглэнд, доцент из Кэмбриджа”, а в последнем – как “профессор Инглэнд из Кембриджа”. После того, как иностранный гость ушел, студентов попросили максимально точно оценить рост “мистера Инглэнда”. Оказалось, что по мере своего подъема по лестнице научных званий, “мистер Инглэнд” неуклонно увеличивался в росте, так что последняя группа оценила его рост на пять дюймов выше, чем первая. Рост преподавателя, который ходил вместе с “мистером Инглэндом” и звание которого не менялось, во всех классах оценили совершенно одинаково» (см. Кон, 1979, с. 37–38). В этом случае, однако, более вероятно, что личностно-смысловые искажения имеют место не в процессе восприятия, а в процессе извлечения образа из памяти, что, впрочем, почти не влияет на оценку и интерпретацию результатов этого эксперимента в нашем контексте. Тот же эффект в утрированном виде отображен в одном из рассказов Дж. Родари (1985). Его герой – профессор Грозали – всегда становился выше ростом в дни опроса своих студентов, обычно не меньше, чем на четверть метра. Брюки становятся ему коротки, а в кульминационный момент опроса он даже ударяется головой о потолок и набивает себе шишку. Когда, однако, изобретательным студентам удается посеять в нем сомнения в своих знаниях, поколебать его самоуверенность, он сразу уменьшается в росте и в весе так, что в конце концов ему приходится даже встать на стул и подпрыгивать, чтобы увидеть весь класс.

Интересно, что особый личностный смысл тех или иных объектов может являться не только причиной искажений их образов, но и, напротив, препятствием к их искажению! Этот эффект обнаружился в серии экспериментов У.Виттрайха ( Wittreich, 1959). Серия экспериментов проводилась с использованием специальных искажающих линз различной силы. В одном из них испытуемыми были больные с ампутированными конечностями: при определенной силе линз, искажающей облик обычных здоровых людей, незнакомые товарищи по несчастью – такие же инвалиды, как и они сами – воспринимались ими без искажений. В другом эксперименте испытуемыми были матросы-новобранцы; искажение облика другого такого же новобранца имело место при линзах в 1,5 раза более слабых, чем те, при которых возникало искажение облика человека с офицерскими знаками различия. Исследования самовосприятия через те же линзы с помощью обычного зеркала показали, что девочки, которых больше заботит собственная внешность, воспринимают себя с меньшими искажениями, чем мальчики того же возраста; вообще, собственный облик воспринимается обычно лишь с мелкими, частными искажениями, в отличие от облика других людей.

К трансформациям в образе пространственных отношений принадлежат также феномены искажения расстояний и субъективного структурирования топографических характеристик среды обитания в масштабе города или отдельного его района (см., например, об этом Добрицына, 1984; Величковский, Блинникова, Лапин, 1986; Стрелков, 1989; и др.). Общие закономерности, выявленные в этих исследованиях, сводятся к тому, что функциональные участки города или городского района в представлении живущих или работающих на этой территории горожан группируются в пространстве по параметру их места в системе жизнедеятельности испытуемых, то есть по их личностно-смысловой характеристике, не обязательно презентированной в эмоциональной форме. «Изображая карту-путь, человек сильно искажает местность: в начале пути предметы преувеличены, в конце – приуменьшены, начало располагается ближе к рисующему субъекту, конец – дальше» ( Стрелков, 1989, с. 41). Эффект группировки выражается в субъективном сокращении расстояний между функционально взаимосвязанными объектами и, наоборот, преувеличении расстояний между объектами, входящими в разные группы.

Второй класс феноменов структурирования образа – это трансформации временных параметров действительности, которые, так же как и пространственные, тесно связаны с выражением пристрастности отношения человека к миру ( Эткинд, 1979). В определенном отношении временное измерение более нагружено для человека личностным смыслом, чем пространство, потому что человеческая деятельность не всегда протекает в пространстве (например, теоретико-познавательная деятельность, логическое мышление), но всегда – во времени. Время, таким образом, всегда выступает для человека как универсальный ресурс любой деятельности, или же, в случае ожидания событий, не зависящих от собственной деятельности субъекта, время становится барьером, отделяющим субъекта от осуществления этого события. Тем самым время никогда не бывает иррелевантным по отношению к человеческой жизнедеятельности и всегда нагружено для человека личностным смыслом. Личностный смысл временных отрезков отражается как в их непосредственной эмоциональной оценке, так и в феноменах субъективной переоценки или недооценки скорости течения времени.