Читать онлайн «Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир». Страница 22

Возвратившись домой в ноябре 1968 года, Билл Безансон уже не захотел иметь ничего общего ни с армией США, ни с войной во Вьетнаме. У него пропало желание стать ветеринаром или лесничим. На его родном доме в Мичигане отец укрепил плакат «Добро пожаловать домой, сынок!», но он не чувствовал себя дома. Он выходил с отцом на рыбную ловлю в плоскодонке, которую отец смастерил своими руками. Обычно на озере, вдали от матери, они вели свои мужские разговоры, но теперь в основном молчали, лишь изредка перекидываясь односложными словами.

Билл не знал, чем заняться, куда приложить руки. Как-то он поехал к родственникам, показаться им в военной форме и при наградах, и на обратном пути его остановил полицейский, посмотрел на мундир и мрачно проворчал: «Так ты один из тех парней, что убивали детишек!» Его, как героя, попросили выступить в школе, где он учился, и он произнес горячую речь против войны. Узнав об этом, мать пришла в ужас. Она была истовой католичкой и собственными руками стирала покрывало церковного алтаря. Она любила своего сына, но он очень изменился, стал угрюмым и раздражительным и пристрастился к выпивке. А теперь еще выступил против войны. Эта война велась за Бога, страну и за все, во что верит и что отстаивает Америка, во всяком случае, так считала его мать и «молчаливое большинство» американского народа, которые принципиально занимали сторону правительства. После нескольких месяцев напряженных отношений мать в буквальном смысле захлопнула перед сыном дверь дома.

Билл стал пить, затем ушел бродяжничать. В качестве активного члена общества «Ветераны войны во Вьетнаме против войны» выступал на родительских собраниях в школах, в церквях и везде, куда его приглашали. Люди все больше узнавали об убийствах, совершаемых американскими солдатами, и большая часть народа прониклась антивоенными настроениями. Выступая, он не знал, поддерживает ли данная аудитория войну или нет, но рассказывал всю правду.

Сам он потерял веру в войну, когда по приказу своего правительства стрелял и стрелял по неприятелю: он на всю жизнь запомнил горы трупов, горящие деревни, убитых горем людей. Он рассказал, как однажды направил М-16 на своего же солдата, захватившего в плен женщину, и сказал ему: «Если ты зарежешь ее, я убью тебя!» Солдат не имеет права целиться в своего товарища, тем более в зоне военных действий, находясь в окружении неприятеля. Его товарищи считали, что этой женщине известно нечто важное, правда, у них не было никаких доказательств, но они думали, что, вырвав у нее пытками ценные сведения, смогут спасти однополчан. Билл считал, что день за днем они утрачивали ценности, за которые сражались, и отказался стать таким же, как они, не отличающими добро от зла.

– Там легко было пересечь эту грань, – объяснил мне Билл. – Даже порядочные люди теряли себя.

А что же потерял Билл? Думаю, не только веру в войну, но и в жизнь. Он уже не видел в ней смысла, поскольку зло все больше переплеталось с добром. И он не хотел, чтобы такое произошло с другими молодыми людьми, не хотел, чтобы родители продолжали отправлять во Вьетнам своих сыновей.

Но что он мог сделать, помимо этих выступлений? Он бродил с места на место, временно устраивался на какую-нибудь работу, но вскоре снова срывался и уходил куда глаза глядят. У него появлялись друзья, так же, как и он, не выпускающие бутылку из рук. С одними он расставался, потому что они ему не нравились, с другими – опасаясь слишком сблизиться. Однажды летом он добрался до самой Аляски, купил себе мотоцикл «Харлей Дэвидсон» и отправился на нем в нижние штаты. Как он сказал, это было глупо, ведь ему пришлось двести миль трястись по размытым дорогам с рытвинами и ухабами, после чего целый месяц не мог прийти в себя.

Но какое это имело значение? Биллу Безансону исполнилось двадцать пять лет, и он был абсолютно уверен, что до тридцати не доживет. Эта уверенность появилась на войне. Он принес ее домой вместе со своими шрамами и медалями, но тогда он этого не понимал. Большинство молодых людей возвращались с ощущением собственной обреченности. Выкинутые из нормальной жизни, они находили друг друга. В то время они только и говорили, что проживают одолженные у судьбы годы.

Но Билл не умер, а продолжал мотаться по стране, пока не осознал, что ему уже перевалило за тридцать, что 1970-е годы подходят к концу, а он очутился почти в том же месте, откуда двенадцать лет назад начались его странствия. Война окончилась, его злость и возмущение остыли, или, во всяком случае, залегли на дно его души. Теперь он больше проживал на востоке разросшихся пригородов Лос-Анджелеса, по-прежнему работая то здесь, то там, каждые несколько месяцев переезжая с места на место, и, как только его снова охватывал страх, начинал пить и бродяжничать. Между делом он окончил в Алта-Лома колледж Чаффи, получил диплом лесничего, но оставался свободным, как и раньше: ни друзей, ни вещей, ни крыши над головой. В июне 1979-го он оказался в одном местечке под Лос-Анджелесом, где работал в маленькой компании, производящей трейлеры для туристов и подвесные кровати для кабин грузовиков (название компании он не мог вспомнить). Однажды Билл остановился перед светофором на безымянной дороге в центре маленького городка Сан-Бернардино, глядя, как на горизонте разгорается еще одно калифорнийское утро, и в этот момент нежданно-негаданно жизнь его круто изменилась.

Буквально над головой он услышал мощный удар, подобный взрыву гранаты, и инстинктивно пригнулся. Несколько секунд выжидал, но вокруг царила тишина.

Тогда Билл осторожно приподнял голову над приборным щитком. В этот ранний час, в половине шестого утра, улица с двумя рядами домов и темными витринами магазинов была совершенно пустой, не было видно ни людей, ни машин. Он приоткрыл дверцу и вылез осмотреть крышу своей машины, решив, что стал жертвой нападения хулиганствующих подростков. Действительно, на крыше появилась вмятина, в которой лежал какой-то черный комок, и оттуда в разных направлениях стекала красная жидкость.

Потом он понял, что это кровь. А комок – это не пакет, как он подумал сначала, а котенок. Кто-то швырнул котенка в его автомобиль. И судя по виду его распростертого тельца, с порядочного расстояния.

Билл осторожно достал котенка. Тот лежал у него на ладони с закрытыми глазами, с беспомощно свесившейся головкой, поджав лапки. Единственным признаком жизни было судорожное сокращение грудной клетки и сопровождавший каждый тяжелый вдох булькающий звук. Билл знал, что это означает: проникающее ранение легких, которых он достаточно навидался во Вьетнаме. Солдаты его батальона стаскивали с сигаретных пачек целлофановые обертки и прятали их в подсумок. Если приложить такую обертку к ране на легких, на нее тампон, а потом туго обмотать чем-нибудь подручным грудную клетку, можно было спасти жизнь товарищу. В то утро в Сан-Бернардино у Билла не было целлофановой обертки, поэтому он просто зажал отверстие раны большим пальцем, другой рукой провел по мордочке котенка, очистив его ноздри от крови, и оглядел улицу в поисках помощи.