Читать онлайн «Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка». Страница 44

На заводе «Эриксон» все столяры были костромичами [280] . На Александровском заводе обособленность сохраняли выходцы из Тамбовской губернии, которых звали «щепелевщиной» [281] .

В 1890-е годы земляческий принцип господствовал при найме рабочих в мастерских Варшавской железной дороги: «Самыми отсталыми рабочими были кочегары из паровозных бригад и чернорабочие. Сначала все они были из крестьян Псковской губернии, пока старший кочегар псковитянин не был заменен крестьянином из Витебской губернии. Под его руководством псковичи были после жестоких драк вытеснены как своего рода нежелательные иностранцы крестьянами из Витебской губернии. И псковичи, и витебские мало отличались друг от друга. Все они представляли собой людей, только что оторванных от сохи, очень выносливых, приехавших в Питер, чтобы подработать немного денег, необходимых в крестьянском хозяйстве. Прожив год-два в Питере, приобретя костюм-тройку, сапоги с лакированными блестящими голенищами, пунцовую рубаху с поясом, гармошку "тальянку"… он возвращался в деревню» [282] .

На Путиловском заводе в 1860—70 гг. рабочие жили земляческими артелями, пили в трактирах на один счет, ели из одной миски [283] . В 1891 г. мастер Касаткин подрядил на погрузку рельсов артель земляков-рязанцев [284] . Да и другие строительные артели на заводе носили характер землячеств тверичей и псковичей.

Такая деревенская патриархальность соблюдалась и в выборе места жительства. Путиловцы, жившие на Богомоловской улице у завода, старались блюсти земляческий принцип расселения: «кварталы псковичей, новгородцев; деревенские жили земляк к земляку, дядя к племяннику [285] ».

Подобно строительным рабочим-сезонникам многие кадровые промышленные рабочие жили артелями. П. Тимофеев, например, описывает типичную артельную квартиру, где в одной комнате на нарах, в грязи жило 18 рабочих (11 из них были женаты, и их жены оставались в деревне). Цена жилья по петербургским меркам – минимальная (8,25 рубля с человека в месяц). При этом артель нанимала кухарку, а заработок отдавала старосте, который расплачивался с кухаркой и домохозяином, хранил деньги товарищей. Эта артель состояла из крестьян двух смежных деревень Новгородской губернии, так что все ее члены артели доводились друг другу земляками. «Они жили удивительно дружно. Землячество связывало их в одну семью, и в жертву ему некоторые члены артели приносили очень многое» (один из них с Нарвской заставы ходил на работу на Выборгскую сторону, а другой – за Невскую заставу) [286] .

Земляческие связи многое значили и в трудовых конфликтах. Вот полицейское описание стачки на кирпичном заводе Липина: «Семь человек рабочих сделали между собою стачку … оказалось, что все семь человек – крестьяне одной губернии, уезда и волости, а именно Смоленской губернии, Гжатского уезда, Липецкой волости, и что главными зачинщиками стачки были крестьяне Петр Кузьмин и Еким Григорьев. Из них первый рассказывал остальным рабочим, что он три года сряду работает на кирпичных заводах, и каждый год в середине лета уходил безнаказанно» [287] . Другой пример – забастовка рабочих на строительстве памятника Екатерине II – все семеро ее зачинщиков оказались земляками из Тверской губернии, Новоторжского уезда: четверо – деревни Осташкова, двое – Клима, один – Селихова [288] .

Деревенские обычаи сохранялись в рабочей среде долго: на заводе Варгуниных, как в деревенскую страду, стряпки приносили обед рабочим артелям прямо в цех. Среди путиловцев популярны были разговоры о разрыв-траве, нечистой силе, оживших мертвецах [289] . На заводе Посселя работницы отмечали «Семишник» на Смоленском кладбище – «выпьют, а потом поют и пляшут» [290] .

Таким образом, в жизни промышленных рабочих землячества играли определенную роль, как и в жизни ремесленников. Но это сходство заканчивалось на этапе, который в ремесле отмечается переходом от мальчика к подмастерью или приказчику. Для торговых служащих и ремесленников и на этом «взрослом» уровне земляческие связи оставались исключительно важными: земляки были, прежде всего, членами своего клана. А вот для промышленных рабочих разница между профессиональными пролетариями высокой квалификации и собственно рабочими, не утерявшими еще связи с деревней, была важнее, чем их возможные земляческие связи.

Здесь могло играть роль несколько обстоятельств. Во-первых, на промышленных предприятиях работало значительно больше рабочих, чем в лавке, трактире или ремесленной мастерской. В результате рабочий поневоле сталкивался не только и не столько с земляками, и земляческие связи, зачастую только усиливавшиеся в столичном «малом бизнесе», на многотысячных заводах со временем слабели.

Во-вторых, большинство столичных заводов, в отличие от работодателей-торговцев, владельцев ремесленных мастерских, трактирщиков, не обеспечивало рабочих жильем. Поэтому промышленные рабочие были вольны выбирать себе нары, угол или комнату сами. Их соседями могли быть и не земляки. Так как городской транспорт в Петербурге был дорог и недостаточно развит, рабочие селились поближе к заводу, а заводы были расположены недалеко друг от друга. В результате в городе появлялись относительно гомогенные по социальному признаку районы, заселенные по преимуществу рабочими (Выборгская сторона, Невская и Нарвская заставы, южная сторона Обводного канала к западу от Балтийского завода и другие). Таким образом, вне завода промышленные рабочие жили и проводили досуг среди своих товарищей по классу вне зависимости от их земляческих корней. Ремесленники же оказывались изолированы в той же немногочисленной среде сослуживцев-земляков, с которой проводили свой рабочий день. Они больше держались за земляков и из опасения потерять работу.

Между тем, в Петербурге при высокой безработице всегда ощущался недостаток опытных станочников, механиков, наладчиков, слесарей. Характерный случай, зафиксированный мемуаристом: 1912 г., мальчишки 15-ти лет – фрезеровщики, изгнанные за драку с мастером с Металлического завода, и группа взрослых крестьян Вятской губернии одновременно «от проходной» пытаются устроиться на машиностроительный завод. Мальчишек берут немедленно, с оплатой 3 рубля в день, крестьянам отказывают [291] .

Уже в 1879 г. земский статистик Петербургского уезда отчетливо чувствует разницу между мастеровыми, «специальность которых требует предварительной подготовки в течение нескольких лет» и «фабричными рабочими, работа которых не требует долгой подготовки и большого навыка, и которые очень часто, работая на фабрике только известную часть года, например зиму, на лето отправляются на родину» [292] .

По наблюдению Г. В. Плеханова, рабочие высокой квалификации в материальном отношении жили много лучше, чем студенты: в светлых, просторных комнатах, покупали книги, пили хорошее вино, одевались как франты. К крестьянам и фабричным они относились презрительно. Отношение их к своим деревенским родителям принимали порою трагический характер. Потомственные рабочие, подростки особенно активно проявляли себя и при забастовках [293] .

Разницу между коренными рабочими и рабочими-крестьянами описывал и мемуарист из пролетарской среды: «В то время как мастеровой по большей части разорвал всякую связь с деревней и окончательно поступил в состав "армии промышленности", чернорабочий всячески поддерживает эту связь, высылая в деревню время от времени более или менее крупные суммы денег… Получая 60–70 копеек поденной платы и понимая, что его в любой момент могут уволить, он чувствует, что деревню не надо бросать» [294] . Но по мере профессионализации связи с деревней слабеют.

Зарабатывая рублей 30–35 в месяц, рабочий не так уж охотно посылал деньги в деревню, и мне часто приходилось слышать о неудовольствии между родителями, живущими в деревне, и детьми, работающими на заводах. Нередко дело доходит до суда: из-за того, что сын не хочет посылать отцу денег, отец не выдает ему паспорт. Исключение составляют только те, кто, имея в деревне много земли и хорошее хозяйство, не был связан необходимостью высылать родным деньги. Остальным нет от деревни никакой выгоды, а только одни убытки… для них вся связь с деревней сводится к выписке паспорта и к уплате налога на землю» [295] .

Между кадровыми рабочими и фабричными новичками возникал видимый конфликт. Как писал путиловец, «старая мастеровщина считала неквалифицированного рабочего человеком случайным в своей среде; рабочих, не усвоивших своей специальности, пренебрежительно называли "мастеровыми по хлебу"… Только хорошо работавший по своей специальности мог оказывать на окружающих нужное влияние» [296] .

У «недавних крестьян, людей по большей части неграмотных… грубые нравы, матерщина слышалась постоянно. Молодежь хвастала своими похождениями в кабаках и в других заведениях. Квалифицированные рабочие: ловкие движения токарей… несомненное чувство собственного достоинства, меньше унизительной неряшливости и грубости» [297] .