Читать онлайн «Власть научного знания». Страница 27

Ведущие представители климатического детерминизма, работавшие в начале ХХ-го века, такие как географ Элсворт Хантингтон (Huntington, [1915] 1924) в США и социальный психолог Вилли Гельпах (Hellpach, 1938) в Германии, разделяли заинтересованность расологов в том, чтобы объяснить вариации внутри вида homo sapiens эволюционными принципами. Прежде всего они старались продемонстрировать, что существуют различные региональные группы, которые часто (хотя и не систематически) называют расами и которые можно идентифицировать по физическим и «ментальным» признакам. Эти признаки, в свою очередь, представляют собой адаптивную реакцию на условия соответствующего региона. Среди этих географических условий, формирующих характер расы, климат играет особую роль. Суть теории Хантингтона лучше всего выражена в следующем его выводе (Huntington, [1915] 1924: 270): «Наивысшей ступени цивилизации нация достигает лишь там, где ее к этому стимулирует климат». В 1911 году Эллен Черчилл Семпл опубликовала свое повсеместно цитируемое исследование (Semple, 1911: 1 и далее) о влиянии природной среды на человеческие качества, где дала следующее универсальное объяснение:

Человек есть порождение земли […], земля заботилась о нем, давала ему пропитание, ставила перед ним задачи, направляла его мысль, сталкивала его с трудностями, которые закаляли его тело и обостряли ум, дала ему прочувствовать проблемы навигации и ирригации и в то же время шепнула на ухо, как эти проблемы решить […]. Наука не может исследовать человека в отрыве от почвы, которую он обрабатывает, или от угодий, по которым он путешествует, или от морских путей, по которым он везет свои товары, точно так же, как белого медведя или пустынный кактус невозможно понять в отрыве от их естественного жизненного пространства.

Для Хантингтона (Huntington, [1915] 1924: 363 и далее) так же, как и для расологов, эти идеи о глубоком воздействии условий окружающей среды на свойства человека были не просто научными наблюдениями – для них речь шла о вещах острой практической значимости.

По всей видимости, раса или нация могут формироваться путем естественного отбора. Голые цифры ни о чем не говорят: во многих случаях плотность населения оказывается величайшим злом, как это было в Ирландии, Китае, Японии и Германии. Лишь качество имеет значение, а качества можно достичь только тогда, когда сокращается количество людей с низкими наследственными моральными и умственными способностями и увеличивается количество людей с высокими наследственными способностями, ведущими к расовому господству. В прошлом естественный отбор происходил непрерывно, без осознанного вмешательства людей, меняя ситуацию иногда в лучшую, иногда в худшую сторону. Теперь вопрос лишь в том, станет ли раса или нация контролировать такого рода отбор, чтобы он имел неизменно положительное воздействие, как это было в первые, великие дни Древней Греции и Исландии, или же он и впредь будет оставлен на волю случая и, возможно, приведет к великой нищете, как это произошло в Китае или той же Греции более позднего периода[103].

Итак, идея о взаимосвязи между климатом и расой теперь базируется не на домыслах и предположениях, как это было на протяжении многих столетия в случае аналогичной концепции влияния климата на человеческие качества. Теперь, в целях убедительной научной презентации своей теории, ученые стали привлекать множество количественных данных из области социологии, антропологии и экологии. Впрочем, по сути, представители современного климатического детерминизма, так же, как в свое время Платон, Монтескье или Гегель, утверждают, что определенный климат (например, климат современной Северной Европы) положительно влияет как на сохранение определенных генетических свойств (светлая кожа, светлые волосы, длинные ноги и так далее), так и на конкретные достижения в сфере культуры, экономики и политики. Индивиды, превосходящие по своим характеристикам представителей других рас, имеют больше шансов на выживание и воспроизводство, а, следовательно, и на закладку будущего генофонда. В конечном итоге этот процесс отбора формирует группу, в которой неблагоприятные характеристики сведены к минимуму. Таким образом, региональные и межгрупповые различия являются результатом долгосрочного взаимодействия между климатическими условиями и генетическими процессами[104].

С этой точки зрения для эффективного выявления релевантных измерений и атрибутов существуют серьезные препятствия. В теоретических тезисах заложено множество практических сложностей (например, как определяется понятие «житель»?) Кроме того, отсутствует объяснение того, в какой мере отклонения от исходного климата могут «порождать» уже упоминавшиеся вариации познавательных и поведенческих характеристик. Это результат странного, неоднозначного смешения дарвинистских и ламаркистских эволюционных принципов (ср. Stehr, 1996).

Схожие проблемы вставали и перед расологией, в первую очередь тогда, когда ученые Гумбольдсткого университета в Берлине под руководством Ойгена Фишера пытались воплотить расологические принципы на практике. Если климатологические подходы для объяснения постоянных, передающихся от поколения к поколению духовных и поведенческих характеристик прибегают к концепции расы или к чему-то подобному, то представителям расологического подхода приходится искать причины возникновения подвидов. В силу своего влияния на репродуктивную способность эту роль играют «условия окружающей среды». У Фишера подобная аргументация особенно явно прослеживается, когда он пишет о влиянии климата (Baur, Fischeer, Lenz, [1921] 1927: 136 и далее), например, здесь:

Следует напомнить, прежде всего, о вариациях формы, длины и цвета волос, цвета глаз, роста и формы носа. В качестве примера может служить появление так называемой белой кожи и светлых волос. Очень легко найти доказательства того, что среди всех темнокожих рас иногда встречаются слабоокрашенные индивиды. Впрочем, в естественных условиях светлая кожа не смогла сохраниться в тропиках и постепенно исчезла. Тропическое солнце наносит столь сильный вред незащищенному от пигментации телу, что возникновение расы со светлой кожей и светлыми волосами было возможно только в умеренных климатических зонах. Тот факт, что у светловолосого северного европейца пигмент, в первую очередь пигмент радужной оболочки глаза, распределяется точно так же, как у светлых одомашненных животных, но совершенно иначе, чем у полярных животных, является однозначным доказательством того, что мы имеем дело с доместицированной формой, которая могла содержаться в прохладном климате, тогда как в тропиках, если подобные идиоварианты возникли или возникают, они всякий раз неизбежно вымирают. Таким образом, природа постоянно заботится о том, чтобы качество расы оставалось на высоте.

Похожую аргументацию выстраивает и Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 549): «Северная природа не позволяла людям жить большими сообществами. В условиях нехватки пропитания северной зимой люди могли выжить только небольшими кланами. Поэтому в нордической расе сформировалась склонность к обособлению, к жизни в одиночку». С конца XIX-го века и до второй мировой войны очень многие авторы, как, к примеру, Хантингтон, который именно в связи с этим вопросом оказался под ударом сокрушительной критики П.А. Сорокина (Sorokin, 1928), в своей аргументации связывали между собой климат, расовую принадлежность, поведение и верования. Как показывает огромное множество перекрестных ссылок и цитат, параллели в этих работах не случайны. Климатический детерминизм и расология дополняли друг друга в объяснении того, почему возникновение иерархии и неравенства неизбежно и почему одни народы должны управлять другими.

В отличие от климатического детерминизма, расология не занималась непосредственно влиянием климата на генетические свойства или на изменения цивилизационных признаков. Расологов, скорее, интересовало влияние генетических свойств на индивидуальные «ментальные признаки», т. е., невзирая ни на что, они оставались верны дарвинистским принципам в их изначальном варианте. Центральным элементом их программы было применение результатов тестов умственного развития для демонстрации влияния расовых признаков на умственную деятельность (см. Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: раздел 3)[105]. Идея измерения коэффициентов интеллекта и соотнесения полученных результатов с расовыми признаками до сих пор привлекает некоторых ученых и раскалывает научное сообщество на два враждующих лагеря.

В 1930-е годы расологи полагали, что анатомия и физиология нервной системы (и в особенности мозга) определяется наследственностью, а их изучение позволяет нам судить о роли расовых признаков в развитии культуры. Ленц, в частности, писал: «В самом факте существования духовных различий между расами можно не сомневаться» (Baur, Fischer, Lenz, [1921[1931: 633). «Ведь для каждой расы характерны свои конкретные средние показатели строения каждого органа; естественно, это касается и строения мозга, а значит, и духовных предрасположенностей» (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 521). Позднее он еще раз повторит эту идею в, казалось бы, убедительной метафоре: «Мы не можем выпрыгнуть из собственной кожи, а выйти за пределы своей души мы не можем и подавно; души же различаются от расы к расе не меньше, чем цвет кожи» (ebd.: 575).