Читать онлайн «Перспективы развития социума». Страница 28

Что касается «приемов Вебера», то Арон на первое место ставит веберовскую идею отбора. Он пишет: «Здесь под отбором мы понимаем организацию, конструкцию терминов, объединенных отношениями каузальности»[227]. Это достаточно близко к тому, что имел в виду Т. Парсонс под системой координат действия[228]. Вопреки упрекам в отсутствии эмпирического материала, сегодня ясно, что без такой «понятийной сетки» теоретический анализ невозможен. Имеются в виду термины «причина» и «следствие», а также идеальные типы: бюрократия, традиционализм и харизма; констелляции и благоприятные условия. Ссылаясь на работу Вебера «Хозяйство и общество», Арон отмечает: «Протестантизм благоприятствует ведению экономики буржуазного характера, но не детерминирует ее»[229]. Важным приемом в методологии Вебера является концептуализация конструктов, которая, «расширяет поле, открытое компаративному методу». Как и у Дюркгейма, этот метод имеет приоритетное значение в социологии Вебера. Рассматривая проблему модальности каузальных суждений, Арон задает вопрос: «Могут ли каузальные связи достичь необходимости?»[230].

В поисках ответа Арон обращается к веберовскому анализу девальвации, «где, по его словам, каузальные связи особенно ясны». Этот пример и сегодня актуален, а нам он интересен и тем, что мировой кризис с ухудшением конъюнктуры рынков заставил финансовые органы (ЦБ, Минфин) Беларуси пойти на эту процедуру. Девальвация означает понижение курса национальных денег по отношению к иностранным валютам, в нашем случае к корзине валют: доллар, евро, российский рубль. На обыденном уровне девальвация воспринимается населением почти как абсолютное зло: рост цен, обесценивание сбережений, ожидаемое снижение показателей потребления, уровня жизни и производства. Она может вызываться не только внешними, но и внутренними причинами, например, избыточной эмиссией (печатанием денег больше необходимого), нарушением бюджетных статей, дисбалансом экспорта-импорта и др. Вебер, создавая свою логическую схему, стремился найти способы (правила) рационального распутывания таких сложных каузальных связей. Исходными здесь являются два следующих шага. Во-первых, правильное определение антецедента, т. е. составление некоторого доступного в когнитивном смысле реестра всех предпосылок как оснований действия причинения. В него должны войти: а) сами причины – активное начало, силовой потенциал наличного субстрата (вещества, энергии, информации); б) необходимые условия, без которых действие причины невозможно (костер не загорится без доступа кислорода); в) сопутствующие обстоятельства, релевантные ситуации, которые, не участвуя прямо в причинении, так или иначе влияют на процесс – способствуя или тормозя его. В случае с белорусской девальвацией к необходимым условиям можно отнести макроэкономические показатели, сравнительно небольшой государственный долг и низкий уровень безработицы. К релевантным сопутствующим обстоятельствам – сбережения населения на вкладах банков (депозиты), отсутствие социальной напряженности, резкого расслоения и, соответственно, общая спокойная в целом атмосфера в обществе.

Во-вторых, взвешенная и конкретная оценка консеквента, т. е. всех явных и латентных следствий, прогнозно обусловленных данным событием. Еще Вебер показал, что негативное восприятие девальвации обусловлено главным образом эмоциональной реактивностью, с характерной для массового сознания «раскруткой» путем заражения и подражания. Арон также подчеркивает, что «необходимо рассматривать нечто вроде главной случайности, связанной с нашим незнанием индивидов или со свободой личностей»[231]. В этом, собственно, суть и смысл рассмотрения казалось бы чисто финансовой проблемы девальвации национальных денег в рамках и с точки зрения социологического детерминизма. Автор на ряде примеров показывает разнообразие последствий девальвации. «Одна девальвация, – отмечает Арон, – связана с сохранением внутренней покупательной способности денег и не влечет за собой повышения цен (Англия), целью другой является облегчить положение дебиторов (должников. – С. Ш.) и вызвать повышение цен (США)». Судя по всему, имеется в виду тот период, когда существовали так называемый «золотой стандарт» и конвертация долларов в золото, отмененная в США в 1970-е годы. Поэтому девальвация относительно золота не снижала покупательную способность денег и не вела к росту цен на обычные товары, кроме золота и предметов роскоши. В США она помогала должникам тем, что увеличивался объем денег, при условии, что долг не переоценивался. Увеличение выплат влекло рост цен у производителей. В Бельгии и других странах девальвация стимулировала возврат экспортного капитала. Положительное значение (не отрицая минусов) нашей девальвации состояло в том, что была предотвращена угроза исчерпания валютных средств и, соответственно, неконвертация рубля, с нарушением импортных поставок нефти, газа, комплектующих и другими последствиями. Ситуация довольно быстро выпрямилась, благодаря повышению депозитных ставок, поддержке экспорта, импортозамещению, а главное – адаптации населения к росту цен. Тем не менее необходимо принять следующие слова Р. Арона: «Психологические реакции народов на факт девальвации варьируют в зависимости от воспоминаний об инфляции, от доверия и национальной гордости: паника рискует привести к резкому повышению всех цен, предсказания науки могут быть опровергнуты безумием людей»[232]. В том, что ажиотажная скупка в отдельных районах сахара и т. п., не вызвала общей паники, можно видеть тормозящую роль тех релевантных обстоятельств, о которых сказано выше, добавляя также доверие к социальным институтам, банкам – прежде всего, и проявившую себя достойно национальную гордость народа.

Идея постэкономического общества получает все большее распространение не только в научной литературе, но и в политических декларациях, материалах СМИ, массовом сознании и общественном мнении. Это объясняется тем, что в ней имплицитно присутствует прогностический вектор будущего. Известно, что знаменитое вопрошание «Quo vadis» (лат.), или «Камо грядеши?» (ст. слав.), всегда живущее в глубинах народного духа, резко актуализируется в периоды нестабильности, реальных или надвигающихся перемен. Сегодня это все еще связано с банковско-ипотечным кризисом в США, иррадиация от которого распространилась на все страны мира и на все сферы общественной жизни – от экономики до повседневного быта. «Мир должен стать другим», обрести «новое равновесие» (В. Путин) – такие призывы звучат с разных сторон, в том числе и от многих политических лидеров. Это значит, что очередное восстановление статус-кво, то есть преодоление рецессии и возврат к докризисной ситуации, восстановление мира в Украине, Сирии и других «горячих точках» признается и желательным, и невозможным. Необходимы модельные изменения мироустройства, а для этого крайне важно учитывать объективные тенденции самого исторического процесса. Приведенное выше вопрошание переводится как «куда идешь?» и означает проблемную ситуацию судьбоносного выбора конкретных стран, народов, человечества в целом.

Социальная наука со времени своего зарождения и до наших дней разработала много теорий исторического развития общества. Одни из них, выполнив свою миссию в рамках определенного хронотопа (конкретного промежутка времени и локализованного пространства), сошли со сцены: теории «золотого века» (Гесиод), «круговорота» (Дж. Вико), «осевого времени» (К. Ясперс), «трех стадий» (О. Конт), «прогресса разума» (Фихте), «этического совершенства» (Кант) и другие концепции. Сегодня они архивизированы, но тем не менее выполняют важную функцию предохранения человечества от контрпродуктивных поисков в неадекватных направлениях применительно к сегодняшнему дню.

Другие – сохраняют свое методологическое значение – понятийный аппарат, концептуальные предпосылки, критерии и принципы периодизации – для анализа современного общества и перспектив его развития. К числу таких теорий относится формационная и цивилизационная. Не вдаваясь в детальный анализ этих теорий, отметим следующие моменты. Во-первых, формационная теория марксизма представляет собой первое системное понимание исторического процесса как самодвижения общества под воздействием внутренних источников. Такими источниками признаются диалектические противоречия между уровнем развития производительных сил и характером обусловленных ими производственных отношений, что находит свое социокультурное и экономическое выражение в борьбе интересов больших общественных групп – классов, слоев, страт, когорт и т. д.

В. Иноземцев, проведший всесторонний анализ литературы и собственную разработку теории постэкономического общества, подчеркивает: «В той или иной форме оно (соответствие. – С. Ш) признается сегодня представителями большинства социологических школ… Характеризуя созданную основоположниками марксизма теорию в целом, следует отметить ее всеобъемлющий характер и жесткую последовательность, особенно заметную в фундаментальных методологических и теоретических вопросах»[233]. Разумеется, необходимо отличать теорию и практику ее реализации, учитывать и неоправданную нагруженность теории революционными лозунгами, и вульгаризацию отдельных положений, и элементы догматизма, затормозившие дальнейшую разработку в соответствии с изменяющимися условиями. Однако вопреки утверждениям о гибели марксизма сегодня наблюдается неожиданный всплеск интереса к «Капиталу» К. Маркса, особенно в Германии. Так, за короткий срок здесь оказался раскупленным весь первый тираж, и пришлось несколько раз повторить издание.