Читать онлайн «Семья и деторождение в России. Категории родительского сознания». Страница 11

Из микроорганизмов, живущих в наших домах, гигиенисты и эпидемиологи отмечают клебсиеллу, золотистый стафилококк, энтеровирус, лямблии и др. На детских игрушках скапливается огромное количество бактерий, способных причинить немалый вред здоровью малыша. Среди наиболее опасных микроорганизмов, обитающих в детской, ученые выделяют следующие: стафилококк золотистый, дифтерийная палочка, палочка Коха, аденовирус, вирус герпеса, ротавирус. Все они вызывают серьезные заболевания, особенно опасные для детского организма.

Несомненно, в туалетах живет большое количество микробов. Особенно они опасны, если у вас совмещенный санузел. Ведь когда мы спускаем воду в унитазе, миллионы невидимых глазу бактерий разлетаются на расстояние до 5 метров. А при совмещенной планировке бактерии могут попасть и на шторку ванной, и на полотенца, и на зубные щетки. Наибольшему микробному заражению в туалетах подвергнуты не только сиденья унитазов, но в первую очередь дверные ручки, краны смесителей и ручки смыва воды в унитазе. Чтобы сохранить в туалете чистоту и обезопасить себя от опасных бактерий, регулярно протирайте поверхности унитаза дезинфицирующим средством, а ручки и смесители водой с добавлением Domestos» (URL: http://www.domestos.ru/recommendation Дата обращения: 11.10.2011).

Итак, люди окружены микробами. Микробы везде. Они обладают собственной активностью, перемещаются на гигантские (относительно своего размера) расстояния. Микробы – источник потенциальной опасности. Микробы невидимы. Увидеть их может только человек со специально организованным зрением (микроскоп и др.). Тем, кто не может организовать себе такое зрение, предлагается способ избавления от этой проблемы[34].

Так (с помощью рекламы и СМИ, диспансеризаций, обязательных полисов медицинского страхования, обучения в школах и т. д.) онтология потенциальных медицинских угроз появляется в повседеневном жизненном мире человека. В соответствии с ней человек все же может попытаться с этими угрозами справиться, если будет вести себя ответственно по отношению к ним и постоянно их контролировать. Справиться с ними полностью он не может, поскольку число их огромно и каждый год возникает какая-то «новая», смертельно опасная болезнь, сеющая панику и уносящая жизни.

5. Именно по отношению к такому, так устроенному, существующему миру человеку и приходится рассматривать ситуацию деторождения. Тогда понятно, что ситуация рождения ребенка осмысляется им практически исключительно в логике медицинской аргументации. Если даже желание ребенка формируется вне ее, то реализация этого желания, во-первых, проходит под постоянным контролем медицины (в подавляющем большинстве случаев сегодня женщина в России на раннем сроке беременности должна встать на учет в женской консультации, периодически сдавать «необходимые» анализы, осматриваться специалистом, наконец, само рождение ребенка в подавляющем большинстве случаев происходит в роддоме – в медицинском учреждении).

Нужно сказать, что как в общении родителей, так и в социологических исследованиях[35] периодически поднимается вопрос о том, что организация медицины в России снижает мотивацию рождаемости, – например, из-за тяжелой атмосферы в женских консультациях, очередях, в роддомах и т. д., а также из-за ощущения коррумпированности медицины. Однако наши данные позволяют сказать, что все это в ряде случаев происходит и принимается родителями во внимание, а в другом ряде случаев – нет. Нам кажется, сегодня очень непросто понять, есть ли какая-то магистральная линия влияния этих процессов на деторождение или нет, и жесткую закономерность здесь сейчас обнаружить трудно; поэтому мы подробно на данных сторонах проблемы не останавливаемся. И еще одно соображение – желание родить своего ребенка (это важно как для откладывания первого рождения, так и для принятия решения о последующих) или взять чужого формируется либо частично с учетом медицинской аргументации, либо полностью в его рамках. Многие люди любят детей и хотят иметь ребенка, но очень не многие хотят родить (и выходить) ребенка.

Хочется ребенка еще одного, но как представлю весь этот ужас с маленьким – он такой хрупкий, так его жалко. Все эти бессонные ночи – тяжело, конечно, но главное, чтобы он был здоровым. Ничего же не понятно, что с ним, ведь до двух лет он даже сказать не может, где у него болит. Зубы эти, животик… Кто бы сказал, что у него ничего болеть не будет, – я бы нарожала, двоих-то бы еще родила точно (Галина. Пермь. 30 лет. Замужем. Один ребенок).

Итак, гипотеза состоит в том, что медицина формирует у современного человека определенное видение мира – мира, наполненного (невидимыми и плохо контролируемыми) опасностями. Рождение ребенка, осмысляемое в значительной степени в медицинской логике, сопряжено со всеми этими опасностями, а ответственность за него несут родители. В связи с этим потенциальные родители нередко стараются отложить эту ответственность или уйти от нее.

Резюме

В двух предыдущих главах, раскрывая тезис о связи роста рационализации человеческого поведения и снижения деторождения, мы попытались показать, что в обществе наших дней вопрос о рождении ребенка не рассматривается людьми как рациональное действие. Принимая решение о рождении ребенка, действующий в первую очередь занимается не рациональным соотнесением целей и средств, но преодолением специфического вида страха и неопределенности[36]. Это, в частности, позволяет ставить под вопрос применимость моделей экономического человека к исследованию процессов деторождения[37].

Мы попытались показать, что основной[38] категорией, в рамках которой действующими воспринимается ситуация деторождения, является категория ответственности. Эта категория в нарративах респондентов чаще всего возникает в связи с использованием тех или иных медицинских аргументов о рождении, нерождении и выхаживании ребенка.

Мы предположили, в рамках тезиса Ф. Нотштейна, что именно медицине можно вменить активную причастность к сложившейся ситуации с деторождением. Наша гипотеза (мы основываемся на аргументе У. Бека) состоит в том, что медицина и сопутствующие ей отрасли – косметология, гигиена и др. – участвуют в активном производстве рисков. Производство рисков осуществляется посредством разделения терапии и диагностики и неравномерного их развития. Темпы развития диагностики значительно опережают темпы развития терапии, и, как следствие, число известных, но неизлечимых, хронических и острых болезней возрастает многократно.

Вместе с тем медицинский дискурс, в отличие от предшествующего ему религиозного, не содержит ответа на вопрос о необходимости рождения детей (зачем человек должен их рожать). (Так, например, в христианстве спасение женщины может осуществляться через чадородие; Бог «желает» детей и дает ресурсы для их рождения и воспитания.) Действующий потенциальный родитель оказывается один на один с массой рисков, проблем внешнего мира и без ответа на вопрос, кому и зачем нужны его дети. «Естественной» для современного действующего оказывается логика: его дети нужны только ему. Однако если «ему» и нужны дети, то, как правило, одного ему оказывается достаточно (принципиальная позитивная разница между одним, двумя и более детьми в общественном дискурсе не обсуждается).

Помимо рассмотренной в предыдущих главах ценности рациональности второй значимой ценностью, приписываемой демографами постпереходному человеку, стала ценность самореализации – реализации заложенного в человеке потенциала, самостоятельной постановки целей и разработки средств для их достижения [Lesthaeghe 1983: 429–430]. В своих построениях демографы опирались прежде всего на работы Р. Инглхарта «Молчаливая революция: изменение системы ценностей и политического стиля в западном обществе» и «Культурный сдвиг в зрелом индустриальном обществе». Не разбирая многочисленные вариации теории, укажем на два основных момента. 1) Инглхарт показал, что в Европе (а в более поздних работах он распространил этот вывод на иные регионы) происходят значимые поколенческие изменения – материалистические ценности заменяются постматериалистическими. 2) Для доказательства этого положения он создал достаточно простой инструмент измерения (фиксации) доминирующих в обществе ценностей – материалистических или постматериалистических [Inglehart 1971; 1977; 1990][39].

В своих построениях Инглхарт опирался прежде всего на тексты А. Маслоу: «В своей простейшей форме идея иерархии потребностей, вероятно, встретила бы почти всеобщее согласие… иерархия потребностей, предложенная А. Маслоу, не выдерживает детальной проверки временем. Но налицо, как представляется, основное разграничение между “материальными” потребностями в физиологическом поддержании собственного существования и собственной невредимости и нефизиологическими потребностями, такими, как потребности в признании, в самовыражении и в эстетическом удовлетворении» [Инглхарт 1997: 15]. На этом различении и строились рассуждения основоположников теории второго демографического перехода. Если упрощать, то гипотеза, лежащая в основании рассуждений теоретиков второго демографического перехода состоит в том, что снижение рождаемости было вызвано изменением ценностей, в частности, переходом от материалистических к постматериалистическим ценностям[40] [Van de Каа 1987: 5–7]. Нужно сказать, что в построениях как демографов, так и Инглхарта центральная роль отводилась ценности самореализации (самовыражения), понимаемой как желание в большей степени реализовать собственный потенциал [Van de Каа 1987: 6]. Именно это желание, по мнению ряда специалистов, и заставляет людей вести себя в «индивидуалистической манере». Инглхарт писал: