Читать онлайн «Многополярный мир. Идеология и экономика. Конец доминирования Западной цивилизации. Что дальше готовит нам история?». Страница 32

Фридрих Ницше уточнил, что речь идет о воле к власти. Надо признать, что для эпохи, когда главной ценностью, безраздельно доминирующим смыслом существования в европейской культуре становится Дело, практическая Деятельность, категория воля – воля к власти как всеобщая субстанция оказывается очень даже адекватной. Несмотря на это, благодаря ошеломляющим успехам науки и техники, научно-материалистическое мировоззрение побеждает.

В русском языке слово «воля» имеет два различающихся смысла. Один, связанный с силой воли, утверждением своей власти, достижением своих целей, преодолением препятствий. И другой, близкий к словам «произвол», «свобода» – высвобождение от сковывающих, ограничивающих внешних условий. В немецком языке слово Wille, используемое Шопенгауэром и Ницше, гораздо ближе к первому из русских смыслов. Для второго используется слово Freiheit.

Попытка Шопенгауэра и Ницше заполнить проблемное пространство вещи-в-себе конкретной реальностью воли (Wille) выглядит необоснованной ограниченностью (возможно на мой недостаточно европейский взгляд?). Воля – только одна из функций или свойств нашей психики, которая имеет сложную многогранную структуру. Непосредственные ощущения, восприятия, осознание… реальности, истинности, существенности, возможности, важности, не прозрачности… события, чувства, представления, образы, утверждения… далеко не сводятся к тому содержанию и тем ассоциациям, которые связаны со словом «воля», или Wille. Выбор этой категории представляется гораздо более произвольным (или «преднамеренно навязанным», если использовать термин Хайдеггера), чем категорий материи или души.

Шопенгауэр признает: «То, что в камне проявляется как сцепление, тяжесть и устойчивость данного положения, это по своему внутреннему существу то же самое, что я познаю в себе как волю, и что он признал бы как волю, если бы только он обрел познание» [23, стр. 112]. Трудно понять, почему камень должен осознать силу тяжести как волю, а не, скажем, как любовь, Судя по всему, это трудно не только для меня. Однако представить, что каждое дерево и каждая машина имеет душу, гораздо проще. И не только потому, что до прихода христианства мы все только так и представляли себе мир: каждая стихия, каждое дерево – это духи, демоны или боги. Вернуться от мира чуждых человеку бесстрастных и, как правило, опасных стихий и конструкций, постигаемых только рациональным мышлением, к картине мира, населенного существами с живыми душами – это задача не только для индустрии кино. Это и для атеистически ориентированных интеллектуалов мог бы быть путь преодоления духовно-идеологического кризиса, поиск утерянного Смысла. В изданной в 1979 г. книге Джеймса Лавлока «Гея: новый взгляд на жизнь на Земле» обосновывается гипотеза, согласно которой Земля является саморегулирующимся телом, подобным телу человека. И если человечество нарушит хрупкий экологический баланс, планета сможет, подобно разумному существу, вступить в борьбу против человека и подорвать его господство.

Шопенгауэр прав: на вопрос, существует ли у объектов мышления какая-либо реальность кроме представления, не может быть положительного ответа, который можно научно доказать. Но в период духовного вакуума становится боле важным обратное. В арсенале науки нет таких методов и категорий, с помощью которых она может доказать, что таким сущностям, как вулкан Везувий или христианская Церковь не соответствует некая реальность, аналогичная непосредственно мной ощущаемой или осознаваемой реальности моей души.

В период торжества Просвещения доблестью и славой венчались мыслители, которые убедительно показывали: нельзя доказать, что Бог существует. Похоже, теперь важнее доказывать обратную сторону этой истины: нельзя доказать, что Бога нет.

Сложность основного вопроса философии связана с многообразием типов реальности как в мире физическом, так и духовном, смысловом. Каждый человек убежден в том: что он лично обладает свободой выбора, т. е. способностью создания в мире чего-то нового, не обусловленного причинными закономерностями объективного мира, т. е. способностью к творчеству. И это главный интеллектуальный аргумент философов, доказывающих реальность вещей-в-себе, природа которой отлична от чисто рационально-мыслительных представлений науки. Эту реальность, в отличие от материи, называют духовной, или душой. Обладание этой реальностью признается только за человеком или за Богом (для верующих). Вера в существование души у животных и растений, а тем более у «бездушных» стихий или машины – это несомненный признак суеверия, дремучей отсталости, необразованности, некультурности. Но вот, известный физик Илья Пригожин, получивший в 1977 г. Нобелевскую премию за работу по термодинамике неравновесных систем, в 1979 г. издает книгу, где показывает, что природа тоже способна создавать новое, не содержащееся в прошлом. Он пишет: «Возможное богаче реального. Природа дарит нам образ творчества, непредсказуемого, новизны… Наука – это диалог с природой» [20, с. 83, 177]. Иными словами, за природными объектами признается антропоморфная черта, требующая для своего описания категорий, присущих человеческой духовности.

Обращаясь к основному вопросу, философы обычно ставили задачу найти единый принцип, единое понятие, охватывающее все сущности, или предметы, которым приписывается атрибут реальности. Стремление свести все многообразие явлений к небольшому числу «начал» или субстанций характерно уже для первых древнегреческих и древнекитайских философов. В дальнейшем утвердилась неизменная тенденция к монистическому мироощущению и в прозрениях философов Древней Греции, и в откровениях религиозных пророков. Эта тенденция, наверно, генетически заложенная в человеческой культуре, исключительно плодотворна. Проблема объединяющего начала стала главной мыслью Парменида (VI–V в. до н. э.), который назвал это начало, или свойство бытием.

Охватить структурировать, описать все многообразие представлений и смыслов, присутствующих в сфере сознания в виде философской системы, – такая задача вряд ли выполнима. Видимо, Шопенгауэр был все же прав, когда отмахнулся от солипсизма. Солипсизм признает единственной несомненной реальностью только представления, присутствующие в сознании конкретного человека. Не надо быть специалистом-социологом, чтобы знать: как представления об объектах, так и собственные желания и мечты отдельного человека (моя воля) в подавляющем числе случаев определяется той культурой, теми религиозными, научными, бытовыми представлениями, которые доминируют в обществе, где живет данный индивид в современной ему среде. Поэтому, конечно, для исследования интересны представления, стремления, желания, характерные не для индивида, а для общества в целом, для культуры, для науки. Философия, как и наука, это специальный вид освоения мира человеком, цель которого – учение об общих принципах мироздания и пребывания человека в мире, взаимодействия с ним. Знания об индивидуальных вещах и событиях становятся интересны для философа в том случае, когда единичное, индивидуальное явление приобретает значение общее, становится фактом истории, природы, общества, культуры.

Видимо, вполне осмысленно и плодотворно говорить о реальности таких сущностей, как душа организации и той религии или идеологии, которая лежит в ее основе – о таких сущностях, которые представляют их в духовно-идеологической сфере. Ведь когда мы говорим о служении государству или служение театру, это вовсе не метафора, за этим стоит вполне «материальная» реальность поведения людей. Наверное, именно такие сущности имеет в виду св. Иоанн Богослов, начиная Откровение с обращения Иисуса Христа к Ангелам семи церквей (Откр: 2–3). Хотя телесные воплощения этих духовных сущностей состоят из людей, было бы не правильно сказать, что они существуют только в головах отдельных людей. Они, конечно, не похожи на небесные звезды и галактики, совершающие свои предначертанные от века пути и безучастные к земным скорбям и радостям. Но отдельный человек не может ими распоряжаться, как бездушной вещью. Наиболее удачный образ применил к «бытийным» сущностям М. Хайдеггер в его известной формуле: «Человек – пастух бытия».

Для истории, а тем более для искусствоведения, для анализа и оценки художественных произведений понятие реальности, реализма неразрывно связано с понятием правды, правды жизни. Вот в фильме А. Смирнова «Жила-была одна баба» показана жизнь в дореволюционной России, а затем во время гражданской войны. И создается такое впечатление, что жизнь в России была (да видимо, и будет) ужасной и невыносимой всегда. Похожее впечатление выносит зритель о жизни в Германии эпохи раннего Ренессанса после фильма Сокурова «Фауст». Но ведь мы знаем описание жизни крестьян в России и после освобождения от крепостного права в 1861 году, и до этой даты, вовсе не оставляющие такого впечатления безысходности. И жизнь горожан и крестьян в Германии, которую мы видели на полотнах великих мастеров живописи, совсем иная, чем у Сокурова.