Читать онлайн «Экономическая социология». Страница 35

В результате очень часто, как только один из агентов начинает рассуждать в терминах рыночной эффективности, другой переистолковывает его рассуждения в индустриальных или гражданских терминах. И при согласовании разных позиций далеко не всегда рыночная аргументация одерживает верх. При этом рыночный порядок (как и все другие порядки) активно претендует на универсальность, и не случайно многими экономистами он воспринимается как универсальный. Но на деле рыночный порядок оказывается лишь одним из способов координации хозяйственных взаимодействий. Более того, он существует благодаря достижению компромисса с другими, нерыночными порядками[296]. Причем подобная множественность оценок имеющихся и потенциальных ресурсов не становится препятствием для успешного развития фирмы. Сама неоднозначность, позволяющая манипулировать ресурсами и переопределять их, становится важнейшим элементом предпринимательской деятельности[297]. И серьезное преимущество получает тот, кто в состоянии задействовать весь арсенал способов координации в разворачивающихся на рынках властных играх[298].

Рынки как культуры. Рыночные институты формируются не в безвоздушном пространстве. Они погружены в более широкие социальные контексты, получают подкрепление и обоснование в определенной культуре (о понятии хозяйственной культуры см. в гл. 5).

Для традиционного экономиста культура представляет собой слабо подверженную количественному определению и в силу этого закрытую пя анализа совокупность факторов, ограничивающих экономическое поведение. Эти факторы, во-первых, имеют внешний (экзогенный) характер, во-вторых, чаще всего рассматриваются как инварианты поведения вследствие принимаемой предпосылки об устойчивости вкусов и предпочтений человека.

Экономическая социология придерживается иной точки зрения. Во-первых, культура не является чем-то внешним по отношению к хозяйственной сфере. И дело не только в том, что культурные факторы активно влияют на хозяйственное действие. Они являются его встроенным элементом. В этом смысле противопоставление культуры и рынка следует считать искусственным[299]. В той же мере, в какой рынок производит и реализует продукты и услуги, он становится средством производства и распространения идентичностей, утверждения статусных иерархий, ареной символической борьбы за интерпретацию смыслов. А во-вторых, социокультурные факторы являются переменной величиной, они варьируются от сообщества к сообществу, от одного исторического периода к другому. В итоге то, что определяется (здесь и сейчас) как желаемое или рациональное, имеет конкретно-историческое культурное наполнение и в иных условиях способно выглядеть иначе[300].

Такой подход, безусловно, накладывает определенные ограничения в части формализации получаемых результатов. И для исследования рынков как культур широко используются более «мягкие» этнографический и исторический подходы. Примером реализации первого может служить этнографическое исследование М. Аболафией фондовых и фьючерсных рынков[301], а прекрасный образец второго подхода демонстрирует историческое исследование рынка страхования жизни В. Зелизер[302].

Культура предопределяет исходные когнитивные способности участников рынка, позволяет им накапливать знание, используя огромные потоки информации, отбирая, обрабатывая и осваивая ту, которую они считают релевантной и надежной. Выработке деловой стратегии предшествуют специфические представления о надежных источниках информации, о том, что является успешными практиками на данном рынке, заслуживает внимания, становится основой для бенчмаркинга (benchmarking) – сравнительного анализа собственных параметров относительно эталонных образцов.

С этой точки зрения постановка хозяйственных целей выступает как культурно обусловленный процесс. С одной стороны, производитель и торговец реагируют на спрос, в котором, помимо уровня платежеспособности потребителей, проявляются их специфические предпочтения. С другой стороны, сам спрос для производителя и торговца данным товаром не является чем-то внешним, сугубо «объективным», а их хозяйственные действия не следует считать автоматической реакцией на колебания внешней среды. Определение параметров спроса является продуктом внутренней работы, в процессе которой осваиваются чужие взгляды или вырабатывается свое понимание того, что требует рынок. Это понимание становится основой практических действий, которые, з свою очередь, прямо или косвенно влияют на параметры спроса.

Культурные факторы влияют также и на выбор средств. Ценности как высшие стандарты поведения, преломляясь сложным образом, формируют систему оценок. Эти оценки касаются того, что может быть использовано как ресурс, каковы приемлемые способы его комбинации с другими ресурсами, наконец, что следует считать их эффективным использованием. Мы уже говорили о том, что часть ресурсов (например, земля) вообще может изыматься из числа объектов купли-продажи путем формальных запретов. Помимо этого, хозяйственные агенты могут не идентифицировать какие-то возможности или счесть их неэффективными[303]. Ведь распознавание эффективности зависит от подходов к освоению информации, практического опыта и привычек. В результате некоторые вполне эффективные с экономической точки зрения варианты в одно время «не распознаются» (misrecognized) и исключаются из поля актуального выбора, а в другое время становятся неотъемлемой частью деловых стратегий. Распознавание таких возможностей – одна из основных задач предпринимательской деятельности.

Переплетение экономических и культурных процессов находит свое яркое выражение в позиционировании товара на рынке с помощью торговых марок и брендов, которые не просто делают товар узнаваемым, но нагружают его многозначными символическими образами (подробнее см. в гл. 18).

Заключение. Экономическая социология определяет хозяйство как совокупность рыночных и нерыночных форм хозяйства, конституируемых совокупностью структур и институтов. Наша позиция состоит в том, что, во-первых, ценообразующие рынки не являются универсальной формой хозяйства; существует множество хозяйственных секторов, которые интегрируются иными способами. Во-вторых, рынки не автономны от других сфер общества, и их участники руководствуются отнюдь не только узкоэкономической логикой.

В разных парадигмах современной экономической социологии рынки представляются соответственно как совокупности сетевых связей, институциональных ограничений и культурных смыслов. Несмотря на очевидное различие подходов, они близки тем, что рассматривают рынки как социальные конструкты, не сводимые к действиям отдельных хозяйственных агентов. Именно анализ структурных и институциональных элементов рынка, а также его социокультурных значений позволяет объяснять происходящие на нем процессы и формировать относительно целостные представления о рынке. Дополнительным важным элементом его характеристики является воздействие государства, которое будет рассмотрено в следующей главе.

Экономическая теория еще в XIX столетии способствовала возникновению концепции капиталистических отношений, согласно которой они освобождаются от давящей политической власти и сдерживающих социальных норм. Эта концепция основана на идее саморегулирующегося рынка, который не только автономен от общества, но и во многом подчиняет общество собственной логике. Либерально настроенные представители неоклассической экономической теории приветствуют этот «освобождающий» процесс, они искренне убеждены в том, что при снятии внешних («внеэкономических») ограничений происходит стихийное возникновение рынков как наиболее эффективного способа распределения ресурсов. И чем меньше всяких внешних регулирующих воздействий, тем это распределение оказывается эффективней. В отличие от либералов, представители радикальной марксистской политической экономии куда более критичны, они считают, что экспансия рынка становится источником социального отчуждения. Но они также усматривают мощную тенденцию к размыванию и выхолащиванию политических и социальных отношений.

Позиция экономической социологии состоит в том, что тенденция к обособлению рыночных отношений в процессе становления капитализма действительно имеет место. Но в предыдущей главе мы уже ссылались на К. Поланьи, указывавшего на невозможность автономного развития рынка и, тем более, на возникновение рыночного общества, в котором социальные и политические отношения подчиняются рыночной логике. По его мнению, при недостатке или неэффективности ограничительных мер развитие рыночных отношений способно порождать негативные побочные эффекты (экстерналии), несущие в себе опасные элементы саморазрушения, в том числе и для самого рынка. Поэтому рынок в частности и хозяйство в целом изначально предполагают наличие механизмов регулирования. Причем речь идет не только о предупреждении или устранении негативных последствий, порождаемых неизбежными рыночными сбоями. На всем протяжении человеческой истории само развитие рынков происходило не вследствие отказа от регулирования, но, напротив, во многом порождалось этим регулированием, которое производилось в том числе и по логике, весьма отличной от рыночной.