Читать онлайн «Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы». Страница 13

Иногда это переживание становилось бесплотным и неуловимым, временами сопровождалось многими прекрасными видениями: архетипическим образом рая, неисчерпаемым рогом изобилия, золотым веком или девственной природой. Я становился дельфином, плавающим в океане, рыбкой, резвящейся в кристально чистой воде, бабочкой, порхающей на горных лугах, чайкой, парящей над морем. Я был океаном, животными, растениями, облаками – иногда всем этим в одно и то же время.

Позже, в послеполуденные и вечерние часы, ничего конкретного не произошло. Большую часть этого времени я провел, ощущая себя наедине с природой и Вселенной, купаясь в золотом свете, яркость которого постепенно уменьшалась.

Люди, вновь переживающие начало биологического рождения, как правило, чувствуют, что их засасывает в гигантский водоворот или заглатывает какой-то мифический зверь. Они также могут переживать, что поглощается целиком весь мир или космос. Это сочетается с образами пожирающих архетипических чудовищ, таких как левиафаны, драконы, гигантские змеи, тарантулы или спруты. Ощущение ошеломляющей жизненной угрозы приводит к сильной тревоге и недоверию ко всему, граничащему с паранойей. Другая переживаемая разновидность включает тему схождения в глубины подземного мира, в царство мертвых, или ад. Это общий мотив мифологических повествований о странствиях героя, как их красноречиво описывал Джозеф Кемпбелл (Campbell, 1956).

Полностью развернувшаяся первая стадия биологического рождения определяется тем, что маточные схватки периодически сдавливают плод, а шейка матки еще не раскрыта. Каждая схватка вызывает сдавливание маточных артерий, и плоду угрожает нехватка кислорода. Воспроизведение в памяти этой стадии рождения – одно из самых худших переживаний, которые могут быть у человека. Он чувствует себя зажатым в кошмаре чудовищной клаустрофобии, обреченным на мучительные эмоциональные и физические страдания, и его охватывает чувство крайней беспомощности и безнадежности. Ощущения одиночества, вины, нелепости жизни и экзистенциального отчаяния обретают метафизический размах. Находящийся в столь затруднительном положении человек часто убежден, что такое положение никогда не закончится и что никакого выхода нет.

Воспроизведение в памяти этой стадии рождения, как правило, сопровождается образами людей, животных и даже мифических существ, пребывающих в подобных состояниях страдания и безнадежности. Мы переживаем отождествление себя с узниками в казематах, с обитателями концлагерей или приютов для умалишенных и чувствуем страдания животных, попавших в капкан. Мы переживаем нестерпимые мучения грешников в аду, крестные муки Христа или Сизифа, вкатывающего свой камень на гору в глубочайшей преисподней Гадеса. Совершенно естественно, что тот, кто сталкивается с подобной стороной психики, чувствует величайшее нежелание снова с этим столкнуться. Нисхождение глубже в это переживание кажется ему обречением на вечное проклятие. Однако это состояние тьмы и бездны отчаяния известно нам из духовной литературы как «Темная ночь души», как стадия духовного открытия, которое может оказывать колоссальное очищающее и освобождающее воздействие.

Атмосфера казалась все более и более зловещей и чреватой скрытой опасностью. Казалось, вся комната начала поворачиваться, и я почувствовал, как падаю в самую середину пугающего водоворота. Мне тут же пришлось вспомнить о бросающем в дрожь описании подобного случая в «Погружении в Гольфстрим» Эдгара Аллана По. Мне чудилось, что вещи в комнате, кружась, летают вокруг меня, и в моем уме всплыл другой литературный образ – торнадо из романа «Волшебник из страны Оз» Фрэнка Бома, вырвавшего Доротею из ее однообразной жизни в Канзасе и бросившего ее в странствие, странное и полное приключений. Мое переживание чем-то напоминало вход в кроличью нору из повести-сказки «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла, и я с величайшим трепетом ожидал, что мир вот-вот окажется по другую сторону зеркала. Казалось, вся Вселенная надо мною захлопывается, и я ничего не могу поделать, чтобы остановить это апокалиптическое поглощение.

Я все глубже и глубже погружался в лабиринт своего бессознательного и ощущал приступ страха, переходящего в панику. Все вокруг становилось темным, гнетущим, ужасающим. Это было, как если бы вся тяжесть мира мало-помалу наваливалась на меня, и невероятное водяное давление угрожало расколоть мой череп, а тело сжать в крошечный твердый мячик. Стремительная вереница воспоминаний из прошлого низвергалась через мой мозг, показывая крайнюю тщетность и бессмысленность моей жизни и существования вообще. Мы рождаемся голыми, напуганными, в муках, и такими же мы покинем этот мир. Экзистенциалист был прав! Все непостоянно, жизнь не что иное, как ожидание Годо! Суета сует, все суета!

Стеснение, что я чувствовал, перерастало в боль, а боль – в мучения. Мука, доходящая до точки, когда каждая клетка моего тела ощущает, что ее высверливает бормашина дьявольского дантиста. Видения адских картин и чертей, истязающих свои жертвы, внезапно навели меня на догадку: я же в аду. И я подумал: Данте, «Божественная комедия», «Оставь надежду, всяк сюда входящий!». Казалось: из этого адского состояния никакого исхода нет; я проклят навеки без малейшей надежды на искупление.

Многие стороны этого яркого и многоцветного переживания могут быть поняты через его связанность со второй стадией биологических родов – проталкиванием плода через родовой канал уже после раскрытия шейки матки и нисхождения головы в малый таз. Помимо этих составляющих, легко понимаемых как естественные следствия из самого состояния родов, такие приступы титанических борений, включающих в себя сильнейшие сдавливания и противоборство сил либо картины кровавого насилия и пыток, есть еще и другие, требующие особого объяснения. В частности, сюда относится воображение, рисующее образы сексуальных сношений, сатанинского шабаша и столкновение с огнем; все эти мотивы, как правило, связаны именно с этой матрицей.

Представляется, что в человеческом организме есть некий механизм, который преобразует непомерное страдание, в особенности когда оно связано с асфиксией, в странную форму сексуального возбуждения. Это объясняет, почему огромное количество разнообразных сексуальных переживаний и видений часто случается в связи с вспоминанием рождения. Мы можем ощущать сочетание сексуального возбуждения с болью, агрессией или боязнью, проходить сквозь череду различных садомазохистских переживаний, насилия и надругательств в половой сфере или же видеть различные порнографические образы. То обстоятельство, что на заключительных стадиях рождения плод может сталкиваться с различными видами биологических выделений: кровью, слизью, мочой и даже калом, – кажется ответственным за то, что эти вещества также выходят на сцену в веренице смерти и возрождения.

Другая категория мотивов, связанных с БПМ-3, включает типичные элементы из общественного подсознания, особенно связанные с героическими числами и божеством, представляющим смерть и возрождение. На этой стадии у многих людей возникают видения Иисуса, его страданий и скорби, крестного пути и распятия, или они даже на самом деле испытывают полное отождествление с его страданиями. Другие же соединяются с такими мифологическими темами и образами, как египетская божественная пара Изида и Осирис, греческие боги Дионис, Аттис и Адонис, шумерская богиня Инанна и ее нисхождение в Нижний мир, ацтекский бог Кецалькоатль или герои-близнецы майя из эпоса Пополь-Вух.

Частое появление мотивов, связанных с различными сатанинскими ритуалами и шабашем ведьм, кажется, связано с тем, что переживание этой стадии родов включает в себя то же странное сочетание эмоций, ощущений и веществ, которое характеризует архетипические картины черной мессы и Вальпургиевой ночи: сексуальное возбуждение, агрессия, боль, жертва и связь с обычно отвратительными биологическими веществами, – все это увязывается с каким-то особым ощущением святости или нуминозности.

Как раз перед переживанием рождения (или возрождения) люди часто сталкиваются с темой огня. Это в чем-то загадочный символ. Его связь с биологическим рождением не является столь же прямой и очевидной, как у многих иных символических составляющих. Мы можем переживать огонь либо в его обыкновенном виде, либо в виде самых разнообразных архетипических очищающих огней. В этой стадии у человека может появиться ощущение, что он или его тело в огне, могут появиться видения горящих городов и лесов или отождествление с жертвой при жертвоприношении. В архетипической версии горение, по-видимому, имеет свойство полного очищения. Оно в корне уничтожает все, что испорчено, и подготавливает человека к духовному возрождению.