Читать онлайн «Классические психоаналитические труды». Страница 42

Иллюстрация такого рода страдает из-за отсутствия контекста. Все, что мы до сих пор сделали, имело целью показать, что если нам хватает мужества наших убеждений в реальности отношений переноса, то мы можем сделать достаточно точную интерпретацию в любой момент после начала невроза переноса. Мы рассмотрели один-два простых примера эротических фантазий переноса, которые были очень близки к сознанию, и должны допустить, что таким же самым образом в переносе повторяются гораздо более сложные идеи и ситуации. Теперь вы могли бы спросить: а в чем был общий смысл манифестаций обсессивной пациентки в тот конкретный момент и какое отношение они имели к ходу анализа? Предположим, что действительно открывается фантазия переноса – какую выгоду можно из этого извлечь, что нам надо будет сказать, если пациент обратится к нам с вопросом «Ну и что?»

Так вот, тогда как из-за ограниченности места я не могу полностью рассказать историю ее невроза, я могу отметить, что какое-то время до описываемых событий я наблюдал обычные признаки поступательного движения в фантазийной жизни пациентки. Текущий аффект обсессивной пациентки в описательном смысле несравним с аффектом истерички – нет таких напыщенных разговоров и такой бросающейся в глаза амнезии. Тем не менее, оценить их чувства можно, просто отмечая их реактивные образования, отрицания, эллипсисы и уточнения подробностей. Прямое выражение аффекта может, более того, наблюдаться в некоторых смещенных направлениях. Там, где истерик потратит бесконечно много времени, сознательно отвергая, скажем, непристойное слово, обсессивный потратит столько же времени в муках сильнейшего волнения из-за простого детского прозвища. Если истерик теряет дар речи из-за бурной эротической фантазии, то обсессивный громко сетует по поводу невинной с виду сентиментальности, под которой Супер-Эго учуяло более примитивную конструкцию.

Основываясь на данных признаках и на некоторых наблюдениях за сновидениями, я заключил, что замедление анализа происходило из-за фантазий переноса. Это было моей главной причиной для вмешательства. После изрядной доли отрицания нам удалось частично обсудить фантазии в отношении меня и были получены некоторые фрагменты информации о ее детстве – они были произнесены при обсуждении фантазий почти мимоходом. Но на самом деле фантазии переноса принесли информацию совершенно иного рода. Они окончательно подтвердили сформировавшееся у меня мнение о важности некоторых идентификаций для развития пациентки. Мне не нужно вдаваться в значение анальных фиксаций для бисексуальной предрасположенности, но, как вы можете видеть, фантазия о «разговоре» и фантазия о «слуге» имели, по сути, отношение к конфликту или слиянию гетеросексуальных и гомосексуальных импульсов. А до того ее отношение на протяжении всего анализа колебалось между послушностью в сочетании с желанием более активного лечения и обесцениванием и стремлением проводить свой собственный анализ. С этого момента имелась возможность указывать на такие меняющиеся отношения и связывать их, с одной стороны, с содержанием бессознательных фантазий, а с другой стороны – с бессознательными отношениями Эго (Супер-Эго). Последовательность интерпретаций переноса в данном случае была такой: обнаружение фантазии, отмечание аффекта, обращение последующих проекций самокритики, соотнесение предшествующих отношений в анализе с ядром фантазии и попытки распознать специфический компонент Супер-Эго, ответственный за деятельность цензуры. Порядок таких событий, конечно, произвольный – при других обстоятельствах интерпретация переноса могла бы начаться с другого момента в этом ряду, например, с проецируемой самокритики. Вряд ли надо добавлять, что интерпретации переноса на практике редко бывают столь обширными, как предложено выше. Во многих случаях достаточно на время привлечь внимание к актуальному разыгрыванию фантазии в анализе, никак не стараясь связать это систематическим образом, предложенным мной. В то же самое время следует помнить, что никакая интерпретация переноса не является полной, пока фантазия переноса не была соотнесена, во-первых, с защитами переноса и, во-вторых, с их инфантильными предшественниками.

Важно подчеркнуть ту роль, которую играет в неврозе переноса повторение идентификаций, на основе которых мы можем с определенной точностью делать заключение о характере и развитии наиболее важных младенческих объектных отношений. Вы можете вспомнить, что я упоминал желательность отмечать порядок появления на начальной стадии анализа семейных Имаго; при рассмотрении сопротивлений идентификации я также предположил, что они часто появляются в подобном порядке. С началом невроза переноса нам предоставляется последняя возможность подтвердить или изменить такие ранее появившиеся впечатления. Идентификации в переносе, происходящие во время невроза переноса, позволяют аналитику выделить те фазы развития Эго, на которых произошли патогенные фиксации. Пациент, страдающий от умеренной депрессии, утверждал на протяжении всей первой половины анализа, что мать им в целом пренебрегала и что он обязан всем своему отцу, который постоянно играл для него защищающую и почти женскую роль. И в самом деле, начальный ход анализа, казалось, подтверждал его утверждение – некоторое обсуждение негативных черт его матери вызвало облегчение его симптомов. Однако когда развился невроз переноса, стало переноситься его негативное отношение к своему отцу, и его депрессия стала острой. Только после настойчивого анализа ситуации переноса он оказался в состоянии рассказать о гомосексуальной травме, пережитой им, когда после рождения сестры его отец все свое внимание отдал ей. Работа переноса привела к резкому смягчению симптомов и позволила сделать заключение, что его действующая патогенная фиксация относилась к отцу и что интроекция в Супер-Эго его отца была сильно амбивалентной.

Именно такое избирательное повторение и отличает невроз переноса от спонтанного переноса, существующего в начале анализа. Спонтанные переносы – это рабочие переносы. Они могут, как в случае характерологических нарушений, уже иметь патологическую форму. Тем не менее, они представляют потенциальные чувства привязанности или отвращения, которые руководят текущими объектными отношениями человека. Невроз переноса выдвигает на передний план переносы, имеющие конкретную связь с процессами образования симптомов.

Прежде чем переходить к суммированию проявлений невроза переноса, их значения и того, как они могут быть применены в анализе, нам благоразумно будет перечислить те выводы, к которым мы уже пришли. Данную тему осложняет столько проблем и неопределенностей, что часто даже опытному аналитику затруднительно избежать относительно нее искаженных представлений или, еще хуже, лакирования проявляющихся затруднений путем догматического цепляния за несколько теоретических обобщений или за некоторые практические эмпирические правила. Психоанализ, как и многие другие науки, подвергается влиянию моды, что ведет, в свою очередь, к принятию псевдонаучных лозунгов. За последние годы в нашей стране[28] в отношении переноса, например, явно установилось как бы фетишистское отношение, и в то же время термин «невроз переноса» со всеми его теоретическими и практическими импликациями относительно вышел из употребления.

Поэтому, наряду с другими причинами, желательно еще раз особо подчеркнуть практическую разницу между спонтанными, или рабочими, переносами и специфической невротической стадией повторения, известной как невроз переноса, и указать, что у многих приходящих на анализ пациентов такая симптоматическая форма повторения отсутствует или принимает неспецифические формы и что в любом случае показания для интерпретаций переноса никоим образом не отличаются от тех, которые действуют в любой другой аналитической ситуации, а именно: что они должны быть оправданы материалом ассоциаций и текущим состоянием аналитических защит. Ясно, что как по теоретическим, так и клиническим соображениям непрестанная интерпретация переноса выше человеческих сил. При том, что интерпретация переноса представляет существенное различие между психоанализом и другими формами психотерапии и что с самых первых дней психоанализа необходимость интерпретации переноса постоянно прививалась студентам-психоаналитикам, все же нет необходимости оглуплять практику психоанализа, рекомендуя ее автоматическое применение на любой стадии каждого анализа. Более формально можно сказать так: степень и интенсивность любых переносов является признаком существующей деятельности бессознательных катексисов, которая различается при разных расстройствах и в разное время при одном и том же расстройстве. Работа с переносом поэтому должна варьироваться в соответствии с имеющимися в каждом случае проявлениями.