Читать онлайн «Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук». Страница 35

«Дом» – это место, содержащее все, что придумали люди, чтобы избежать физического дискомфорта. В своей ежедневной борьбе за выживание нам, людям, нужна надежная база, которая даст нам защиту, еду, кров и тепло. Подобно тому как телу требуется тепло, пища и защита, душе необходима атмосфера, где сердце найдет свой уголок, свое гнездышко, свой покой. Обычно это называют «нежностью». Без способности людей проявлять нежную заботу друг о друге человечество могло бы оказаться на грани вымирания. В нашей культуре встречается все меньше домов, мест, моментов, людей и ситуаций, пронизанных душевностью, когда можно снять с себя доспехи и отложить в сторону оружие. Культура, которая делит людей на «победителей» и «неудачников», порождает острую тревогу, все сильнее проявляющуюся в жизни всех развитых обществ.

Психология часто оказывалась во власти сексистских предрассудков, предписывающих ценить твердость в ущерб мягкости. К сожалению, понятие «мягкое» перепуталось с «инфантильным». Например, больше значения придается сексуальной потенции (как проявлению мужественности), в то время как нежность (типично женская форма общения) постоянно недооценивается или просто игнорируется. Множество экспериментов свидетельствует о том, что объятия, нежные поцелуи, ласковые прозвища и мягкое обращение исключительно важны для развития языковых и интеллектуальных способностей, но все это по-прежнему считается необходимым только для детского развития. Согласно распространенному стереотипу, нежность – это то, что нужно женщинам (поскольку они с Венеры), в то время как мужчины (явившиеся с Марса) в ней вовсе не нуждаются.

Конечно, женственным личностям (не обязательно только женщинам) свойственно дарить любовь, заботу и нежность, потому что они хотят того же. Это распространенная психологическая установка – давать другим то, в чем мы сами нуждаемся больше всего, надеясь на взаимность. К сожалению, из-за того, что в течение долгого времени женщины должны были давать только это, сей дар сильно обесценился. Женщины открывали душу, потому что им больше нечего было отдать: их дар был даром слабого, даром нищего. Возможно, человек поймет всю ценность нежности лишь после того, как лишится всех ее источников. Мне понадобилось оказаться лицом к лицу со смертью, чтобы осознать, что несмотря на то, что я женщина и феминистка, я разделяю сексистские предрассудки моего круга и ставлю силу и интеллект выше способности к состраданию и нежности. Теперь это не так. Однако я до сих пор считаю, что пока женщины мало проявляют себя в том царстве, где важны власть, чувствительность и сострадание не займут достойного места на шкале социальных ценностей. При таком обесценивании проявление мягкости и доброты по-прежнему опасно. При малейшем сдвиге в балансе власти любое проявление сострадания может быть неверно истолковано кем-то как животное проявление покорности (готовность подставить врагу свое беззащитное горло) и ошибочно принято за признак слабости.

Только когда я превратилась в поломанное тело и ожидала смерти в одиночестве реанимационной палаты, полностью лишенная сладостной нежности, я действительно осознала невероятную ценность песни, которую пела ухаживавшая за мной и обнимавшая меня женщина. Ее голос, жесты, запах, прикосновения, ее добрая душа обладали невидимым свойством, которое показалось мне настоящим волшебством. До тех пор, пока существует неосознаваемый сексизм, ее доброта подобна пакетику сахара в кафе – незначительная добавка, бесплатная и принимаемая как должное. Представим себе, что сахар, мед и шоколад стали редкостью, их цена начала бы немедленно расти. Учитывая, что унция перца когда-то стоила больше, чем унция золота, несложно вообразить, как быстро кусочек сахара, плитка шоколада, капля меда превратились бы в драгоценность, если бы сладости почти исчезли. Пока матери безвластны и воспринимаются как данность, они значат не больше, чем бесплатный пакетик сахара. По мере того как оба пола все свободнее развивают в себе и эрос, и силу, ценность нежности в либидинальной экономике отношений неизбежно будет расти.

Если нежность когда-нибудь вернется в психологические теории, ей непременно дадут профессиональное название, ведь психологи так любят новые термины, которые они затем могут присвоить. Что-нибудь вроде «иммунологического укрепления позитивных взаимоотношений» или какая-нибудь вариация на тему «эффекта куриного бульона». Возможно, нейробиологи найдут нейротрансмиттер, обеспечивающий проявление нежности, еще до того, как психологические теории рискнут назвать ее по имени и пересмотреть ее значение. Нежность имеет в своей основе материнский инстинкт, нацеленный на защиту жизни, пока она слаба, хрупка и нуждается в этом. Все люди нуждаются в любящей заботе, когда они чувствуют себя раненными, подавленными, одинокими и внутренне раздробленными. Когда сексизм отступает, материнские качества признаются скорее «человеческими», а не исключительно материнскими, и архетип матери претерпевает процесс разотождествления с полом («дегендеризации»), несущий истинное освобождение от романтических иллюзий о материнской роли, столь типичных для определенного набора традиционных семейных ценностей.

Если первая ошибка традиционной психологии состоит в том, что материнский архетип оказался неоправданно привязан к полу («гендеризирован»), то вторая заключается в определении роли матери исключительно через самопожертвование и готовность служить. За таким пониманием ее роли скрывается большая ложь: вовсе не ребенок нуждается в порабощенной матери, а инфантильный и неуверенный муж. Культура так давно благосклонно взирает на мужчин, которым необходимо, чтобы их женщины были привязаны к дому 24 часа в сутки, если не босые и беременные, то хотя бы постоянно занятые и перегруженные эмоционально, что психология разработала теории, объясняющие этот мужской невроз. Терпимость к такой паранойе оправдывается теориями о мужской тревоге по поводу отцовства или «естественным» стремлением мужчин к сексуальному контролю и их собственническими чувствами к детям, или завистью к матке, или мужскими генами, но очень редко можно что-то услышать о традициях прошлого, допускавших превращение жены в объект. Психология по-прежнему заражена существовавшим на протяжении столетий сексизмом и потому истолковывает материнство в пользу неуверенного взрослого мужчины и утверждает, что такая модель и есть норма. Наш традиционный миф о мамочке пустил настолько мощные корни, что сами женщины, в том числе женщины-психологи, покупаются на представление о материнстве как самопожертвовании и этим связывают себя. Ужас этой ошибки в том, что самопожертвование матери не удовлетворяет потребностей ребенка, потому что вредит процессу идентификации. Какой ребенок захочет идентифицироваться с рабыней? Неудивительно, что в наиболее сексистских культурах родиться женщиной считается проклятьем. Однако те же самые сексистские общества до сих пор отказываются понять, что проклятие – это также быть сыном рабыни, мужем рабыни, отцом никчемных дочерей. Эти мужчины покалечены, лишены возможности идентифицироваться с половиной полученного по наследству.

Любая ортодоксальная религиозная система – христианство, мусульманство, иудаизм и др. – является прекрасной иллюстрацией того, чем неприятие феминизма оборачивается для психологии человеческих отношений. В некоторых фундаменталистских обществах жена на сегодняшний день занимает положение более униженное, чем положение раба, прислуживающего в древнеримском доме во времена императора Адриана. Традиции, обычаи и законы защищали домашних рабов в Древней Греции лучше, чем сегодня защищены женщины в некоторых наиболее деспотичных патриархальных обществах. Как известно, император Адриан приговорил знатную женщину к изгнанию, потому что она плохо обращалась со своими рабами. Когда мы думаем о «рабах» эпохи античности, мы путаем положение тех, кто попал в плен на войне и умирал от непосильного труда на рудниках, с положением домашнего раба, чей статус был совершенно иным. Домашний раб мог накопить денег и выкупить свою свободу. Его статус в период правления Адриана был во всех отношениях лучше, чем сегодня положение жены во многих фундаменталистских сектах. Последствия влияния патриархальных укладов на женщину очевидны и многократно зафиксированы, но о том, как при таком общественном устройстве слабеет душа мужчина, сказано куда меньше. Когда мы видим лишенную власти королеву, мы начинаем подозревать, что и король не очень силен; угнетенные женщины растят неполноценных сыновей; слабость и безотчетный страх перед женщинами лишает зараженных сексистскими предрассудками мужчин возможности испытать любовь во всей ее глубине. Между хозяином и рабом не может быть любви, как точно выразился Гегель.