Читать онлайн «Дипломатия Волков». Страница 9

Отчасти чары этого Дома таились в его несравненной красоте, отчасти они объяснялись его колоссальными размерами, о коих можно было только догадываться. Галвеи все еще продолжали составлять план своего Дома, хотя жили в нем уже более сотни лет. Впрочем, некоторые его части были хорошо известны. Первый этаж – тот, что лежал у самого верха утеса, – был зарисован, обследован и обжит; здесь все говорило о величии, красоте и роскоши: салоны, фонтаны, бассейны, статуи, аллеи. Сады, как общественные, так и частные. На второй этаж во множестве восходили плавные лестницы; там были комнаты для различных занятий и для приемов, хранилища, залы для увеселений, классы для детей и мастерские для взрослых.

Над этим этажом располагались семейные апартаменты, новые сады, несколько птичьих дворов; там хранилась редчайшая коллекция произведений искусства, древних и современных, а также целая галерея диковинок, собранных со всех концов ведомого мира. Там обитала Семья: супруги, наложницы членов Семьи и их дети, а нередко и дети детей – меньше сотни человек не бывало, даже когда дворец пустовал, но комнат хватало на куда большее количество хозяев.

На третьем этаже жили слуги Семьи (не путать со слугами Дома, которым отведены были верхние подвальные помещения), и тамошние апартаменты были столь же просторны, изысканны и прекрасны, как и занимаемые Семьей. В Калимекке часто поговаривали, что слуги Галвеев живут лучше иных богачей.

Еще через два этажа обитаемые области кончались, храня верность Завету Величия, правившего здесь до Войны Чародеев, и обещая – по крайней мере Галвеям, – что величие это вернется. Огромный Дом был окружен массивными древними стенами, высокими, гладкими, словно отлитыми из стекла; след на них мог оставить только алмаз или не знающая ржавчины сталь мертвых теперь чародеев, а посему люди, заселявшие верхние этажи Дома, не имели особых причин для страха.

Впрочем, у Дома было и второе лицо, и второй характер – как у некоторых людей; о мрачной стороне этой говорили потайные ходы и комнаты, на которые иногда натыкались играющие дети, а то вдруг занятая уборкой горничная обнаруживала панель с секретом, споткнувшись о чуть неровную плитку пола. В такие мгновения карты Дома Галвеев прирастали на какой-нибудь дюйм; Семья, случалось, приобретала один-другой странный экспонат для своей коллекции, а слуги – новый объект попечения, в зависимости от характера коридора, места, куда он вел, и того, что это место собой представляло. Иногда слуга – или даже несколько – тихо пропадали вместе с новостями о своем открытии, и какое-то время среди прислуги ходила очередная страшная история.

Злая тень становилась отчетливее в этажах, располагавшихся под первым. Первый из подземных был занят кухнями, кладовыми и залами, где работали слуги; он выглядел столь же комфортабельным и постижимым, как и надземные этажи. Однако под ним располагалось еще десять этажей. Здесь открытую ветрам красоту балконных залов, врезанных в стену утеса, довершали виды на раскинувшийся внизу прекрасный город; комнаты на этих этажах занимала младшая прислуга и гости, ищущие себе приключений; здесь шумели пиршества и обделывались всякого рода делишки, требующие покрова ночи. От светлых залов в середине огромной скалы расходились коридоры, даже ясным днем освещенные только факелами; их сменяли коридоры, куда не проникал никакой свет; даже ноги, некогда по ним ступавшие, превратились в прах десять веков назад.

Тайны Семейства Галвеев хранились – как и подобает тайнам – во тьме и безмолвии, в неизведанных доселе глубинах. Волки Галвеев населяли самое сердце этой тьмы, в десяти уровнях от светлого и шумного мира, где пребывала основная часть Семьи, в местах, которые не смели обследовать даже самые предприимчивые дети, в местах, где не отваживались назначать свидания даже самые пылкие юные любовники.

Во мраке лишенных окон комнат, в том невозмутимом покое, в который превращалась здесь тишина, Волки, не ведающие законов, и потаенная сила, стоявшая за Семейством Галвеев, наращивали свою мощь, сдерживали и усмиряли врагов. Они работали с древними книгами и анналами, пользуясь как приборами собственного изготовления, так и теми, что пережили тысячелетие и немыслимые послевоенные разрушения. Они постигали единственную в мире Матрина запретную науку – науку магии, и выучивали свои уроки, и пользовались обретенными знаниями на практике – всеми способами, какие сумели придумать. Новые чародеи, некоронованные короли, боги, не удостоившиеся почитания.

Не сдерживаемые ограничениями, которые накладывает общество, не сообразуясь с собственной совестью, они шли любым из путей, открываемых им любопытством, углублялись в эксперименты во всех мыслимых областях магии, достигая иногда областей чистого добра, но чаще абсолютного зла. И подобно всем чародеям, всем королям и богам, они наконец осознали, что поиск добра требует от них нежелательных ограничений, ну а обращение ко злу – ради одного зла – спустя некоторое время утрачивает новизну и утомляет, но стремление к власти никогда не теряет своего очарования.

Туман опустился на Халлес. Отгородившись ставнями от мрака, темные дома стали похожи на бесформенные утесы; подгулявшие посетители покидали таверны не с криком – с шепотом на устах; а в тумане сновали какие-то призраки; внезапно вываливаясь откуда-то из тьмы, они вновь исчезали в ней, обнаруживая себя лишь самым легким топотом и позвякиванием.

Кейт шла по узкой, мощенной булыжником улице, отмечая, насколько богаче становятся запахи в сырости и темноте. Острый нюх позволял ей проследить любого из многих дюжин городских жителей, прошедших по этой улице до нее.

Над головой катила луна, уже набухшая, но еще не полная; она бросала мутный свет на кружащиеся клочья тумана, и свет этот, пройдя сквозь мглу, не освещал ничего. Луна светила впереди и чуть справа, напоминая Кейт круг творога, если смотреть на него через марлю. Справа из открытой сточной канавы исходил густой аромат помоев. Слева – чуть спереди – запах вина и мочи указывал на пьянчугу, свернувшегося под заплесневелыми лохмотьями. Откуда-то спереди прилетел запах мяса... слишком уж приготовленного. Рот ее томился по темному вкусу сырого мяса; дикарка Кейт, та, которой она предпочитала не замечать, отнюдь не была довольна изысканными яствами, поданными в честь Дня Именования, и урчала, не скрывая этого.

...охота, бег, мех... куски плоти, вырванные из-под разодранной шкуры, первая упругая струя крови, горячей, густой, соленой, пахнущей железом...

Впереди трое мужчин чего-то ожидали, стоя возле переулка. Глумливыми голосами они обсуждали свою ночную добычу, и Кейт на краткий миг заинтересовало: попал ли тот, лежащий под лохмотьями мужчина, от которого так разило вином, в подобное положение по собственной инициативе или ему помогли грабители... Может быть, они даже убили его. Она вдруг поняла, что не слышала его дыхания.

Гнездившийся глубоко внутри нее тугой клубок тьмы так и подбивал напасть на мужчин, искушал, обвинял в трусости.

Кейт скрутила ярость потуже. Безмолвно ступая, она перешла на другую сторону улицы; туман укрыл ее, и разбойная троица даже не заподозрила, что девушка прошла мимо.

Склизкие щупальца зла, пронизавшие ночь, сгущались в той стороне, куда она направлялась. Они придавали дополнительное измерение туману, и Кейт тотчас подумала о Хасмале, сыне Хасмаля: как удается ему сдерживать эти зловещие и липкие щупальца?

Мысль не задержалась надолго. Улицы Халлеса, узкие и извилистые, с бесчисленными тупиками и лабиринтами переулков, в сей поздний час кишели ворами, насильниками и прочей сволочью, требовавшей ее внимания. Она старалась идти так, чтобы луна была спереди; впрочем, Кейт все равно пришлось дважды возвращаться обратно после ошибочных поворотов. Интуиция подсказывала ей, где находится посольство Галвеев; она просто не помнила точную последовательность ведущих к нему дорог. Город не был родным ей: она не ощущала его улицы так, как улицы Калимекки. И потому терпеливо шла. Она не страшилась ночи. Не многое могло оказаться опасным для нее; глаза, уши и нос Карнеи сообщали своей обладательнице сведения, необходимые для того, чтобы остаться живой. И даже если бы случай грозил ей опасностью с двух сторон, Кейт не сомневалась, что осмелившиеся напасть на нее никогда и никого больше не побеспокоили бы.

Она пробовала только однажды, но и одного раза хватило, чтобы приобрести отвагу и опыт.

Когда родители ее, оставив уединенную сельскую ферму, перебрались в Дом Галвеев, тринадцатилетняя Кейт не могла уснуть на новом месте. Поэтому она встала среди ночи и отправилась побродить. Бессонница и докучливый зуд в затылке сигналили ей, что ночь складывается неладно; она выскользнула из жилых коридоров и спустилась вниз по задней лестнице. Дом ей нравился своим величием, множеством секретов, немыслимой древностью и таинственностью, и она быстро отыскала такие пути, о которых мало кто знал. Подчиняясь инстинкту, она спустилась вниз, пользуясь секретами, которые успела вырвать у Дома. Скользнула потайным коридором, съехала по перилам и, прячась за рядами статуй, в шепоте фонтанов скрыла звуки своего передвижения.