Читать онлайн «Начало конца комедии (повести и рассказы)». Страница 47

Поняв философский смысл эстрадного конферансье, склони свою пижонскую, писательскую голову перед ним.

Когда путешествие или в натуре или в тебе самом вдруг закончится, а книга все еще не придет к концу, начинай грызть кости чужих путевых произведений. Выбирай тех авторов, с которыми давно хотел бы свести счеты. Здесь для камуфляжа приоткрывай и некоторые свои технологические, писательские слабости и тайны. Помни: уровень развитости современного читателя растет пропорционально телевизионной сети и числу телепрограмм; слова Ницше, что нахватанность убивает не только письмо, но саму мысль – реакционный бред; телевизионная грамотность порождает десятки тысяч людей, которые сами не прочь стать творцами. Если такая аудитория хочет взглянуть на писательскую кухню, то не скупись, открывай холодильник, хотя вполне возможно, что он у тебя пуст.

И самое последнее. Никогда не называй путевые заметки путевыми заметками. В таком определении жанра есть что-то старомодное и обкатанное. Литературоведы-теоретики аллюром три креста галопируют мимо всяких разных путевых заметок, Потому назови свое творение "авторассказом", или "биороманом", или "авто-био-повестью" – и твое дело будет в велюровой шляпе, ибо лучшие теоретики создадут тебе почет и рекламу – их же хлебом не корми, но дай порассуждать о суперсовременных литформах. Дай им эту возможность, дай!

А читатель… Что ж, читатель! Никто его не понуждает читать и глотать варево с нашей кухни. И, пожалуй, именно в этом – читать или не читать твою книгу – современный научно-технический человек действительно свободный и независимый человек…

Конечно, сейчас я, в первую очередь, издеваюсь над самим собой. И делаю это от страха и слабости. Ведь издевательство над самим собой есть один из видов самоутверждения, а мне необходимо утвердиться, ибо впереди большая работа и дальняя, совсем незнакомая дорога. Но парадокс в том, что любое самоутверждение раздражает окружающих и читающих. Потому раздражает и самоиздевательство – иногда даже больше, нежели открытые похвальба или самореклама.

Издевательство над самим собой опасно еще и тем, что можешь ненароком забыть о самоуважении вообще.

Но люди, потерявшие способность или умение уважать себя – например, мужчины ранним утром в очереди за пивом, – легко впадают в панибратство. Панибратства же не терпит ни один просвещенный человек на свете. Я уж и не говорю о зубоскальстве, которое есть, как это давно известно, порок побежденных, а не признак здорового и мощного духа…

По мировому книжному рынку катится волна авто-биографий, украшенная пеной дневников и мемуаров. Ветер века тянет в дымоход исповедальности, в субъективизм и самообнажение. Молодые бездельники обнажаются уже и натуральным образом на улицах Лондона и Парижа. Уже и специальное слово для них появилось – "стриккеры". Субъективность и субъективизм объясняются реакцией на онаучивание современной жизни. "Чем больше технократы во всех областях будут навязывать якобы объективные ценности, тем субъективнее будет литература" (Петер Херлинг, "Акценте").

Они, они – технократы – виноваты в моей сумбурной субъективности, в потере мною цельности, если, конечно, она когда-то была.

Это у них, технократов, есть мнение, что необнаружение до сих пор сигналов других цивилизаций свидетельствует о неизбежности гибели любого эволюционное го процесса, любой жизни во Вселенной.

Но взгляните на одинокую волчью звезду над океаном.

Разве о смерти она?

Закрыть один бесплодный НИИ куда труднее, нежели открыть сто новых…

В модерном новом ленинградском аэропорту я занял позицию, с которой хорошо просматривалась стойка регистрации рейса 3338, и открыл "Будущее науки" на странице 69. Эта страница привлекла внимание стихотворной цитатой.

Моисей Александрович Марков – физик, академик, академик-секретарь Отделения ядерной физики АН СССР, заведующий сектором Физического института им. П. Н. Лебедева АН СССР – в начале статьи "Макро-микросимметрическая Вселенная" цитировал Валерия Брюсова:

Быть может, эти электроны – Миры, где пять материков, Искусства, знанья, воины, троны И память сорока веков!

Еще, быть может, каждый атом – Вселенная, где сто планет; Там все, что здесь в объеме сжатом, Но также то, чего здесь нет.

Дальше академик говорил, что Брюсов, как и Будда, прав, что в микрочастице действительно возможно наличие Вселенных, наличие макромиров. Причем действительность, реальность этого факта оказывается богаче поэтической фантазии Будды и Брюсова.

Дело шло к полночи. Зимний аэропорт не кипятит пассажиров, как это происходит курортным летом. Он тушит их на медленном огне. Слухи об отложенном рейсе не бьют фонтаном, они текут, как вода подо льдом. Отрава неуверенности гложет не всю толпу чохом, а индивидуальным вирусом клубится в каждом отдельном пассажире, ибо между путниками есть довольно много пространства.

Я косил глазом на стойку регистрации, фиксировал пустынность шикарных весов, понурую неподвижность транспортера и всеми фибрами ожидал какой-нибудь каверзы. Пока современный пассажир не залезет в самолет, он беспрерывно ощущает в себе тугой фарш сомнений, как подготовленный к путешествию в духовку гусь ощущает в себе тяжесть антоновских яблок.

Но потом статья в "Будущем науки" оказалась настолько интересной, таинственно манящей за самые дальние пределы мыслимого мироздания, что я даже утратил ощущение возможной каверзы со стороны аэрофлота, то есть со стороны реалий ненаучной жизни.

Я читал, продираясь сквозь формулы и сурово-скупые выкладки, о том, что для наблюдателя вне нашего мира в любых его экспериментах наша Вселенная, ее всеми Млечными Путями, Альфами Ориона, планетами, космической пылью и вами, уважаемый читатель, представляется объектом микроскопически малой массы с микроскопически малыми размерами. Такой объект Марков называет "фридмбном". И вот, уважаемый читатель, вам рано или поздно придется поверить в то, что даже в одной клетке вашей перхоти вполне возможно предположить бесконечное число звездных систем, галактик, цивилизаций… И все это не миф, все это завтра войдет в учебник физики девятого класса. Ибо это не результат новой и экстравагантной гипотезы, а спокойный вывод из старой уже, с бородой, теории относительности и Предопределений Фридмана.

Что же это, подумал я. Безначальная повторяемость макро– и микромиров… Опять приходим к бесконечности?

И по дурной привычке написал красной шариковой ручкой под заключительным абзацем статьи, что у попа была собака, что поп ее любил, но собака съела кусок мяса и поп…

– Почему вы здесь курите, молодой человек? -вернул меня в жизнь уверенный девичий голосок. А я и не заметил, что курю. Когда мешанина полусумасшедших мыслей опускается из черепа в сердце, закуриваешь сомнамбулически.

Передо мной стояли два дружинника и дружинница. Каждый из них был в три раза моложе меня.

– Я не молодой человек – раз. И почему здесь нельзя курить – два, если вокруг кубический километр воздушного пространства?

– Немедленно пройдите в туалет! – сказала девушка.

– Молодые люди, зачем мы тратим деньги на строительство таких громадных аэропортов?– зарычал я. – Чтобы люди здесь чувствовали себя свободно! Вам это понятно?

– Образованный! – поощрительно и зловеще произнес паренек в расклешенных брюках.

– Образованный, а на книжке пишет! – с глубоким осуждением высказалась девушка-дружинница.

– Господи! – взмолился я. – Вам-то какое дело, где я пишу?

– Образованные книжки не пачкают! – сказала девушка.

Я вполне созрел для небольшой истерики. И, вполне возможно, не улетел бы рейсом 3338, а изучал бы реалии жизни в участке, если бы…

– Интересно отметить, что этот субчик, который здесь дымит и портит книги, имеет кличку "Сосуд Ведо", – раздался надо мной скрипучий голос.

Долгий Ящик, капитан-лейтенант запаса Желтинский! Свой брат, бывший офицер корабельной службы, заброшенный в большую науку на манер троянского коня, наша пятая колонна в среде физиков твердого тела! Вот и не верь в символические встречи и прочую мистику!

– Погаси сигарету, извинись перед товарищами, и пошли регистрироваться! – приказал Желтинский.

Как хорошо лежала на его плечах меховая шуба, как ослепительно белел среди пушистого меха лед воротничка рубашки, какая солидность лишенного комплекса неполноценности ученого!

Дружинники начали стушевываться, как порфироносная вдова перед молодой царицей.

– Ты что? С ума сошел? – спросил я. – Что ты несешь? Чтобы я стал извиняться перед этими салагами?

– Молодые люди, не обращайте на моего друга внимания. Позвольте, я извинюсь за него. Член-корреспондент Академии наук приносит вам извинения!.. Сосуд, отдай сигарету! – он взял у меня сигарету, и мы пошли регистрироваться. Причем Ящик сигарету никуда не бросил. Он докурил ее за меня – нагло, без всякого стеснения, на лобном месте, у стойки регистрации, в центре зала. И мегеры-регистраторши поздоровались с ним, как с приятно знакомым.