Читать онлайн «Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество». Страница 2

Представители австрийской школы рассматривают экономическую науку как теорию деятельности, а не как теорию принятия решений, и это одна из черт, которыми они сильнее всего отличаются от своих коллег-неоклассиков. Концепция человеческой деятельности намного шире концепции индивидуального решения и включает ее. Принципиально важная для австрийской школы, концепция деятельности включает не только гипотетический процесс принятия решений в контексте «данных» знаний о целях и средствах, но также, и в особенности, «само представление о системе координат, связывающей средства и цели, в рамках которой происходит размещение ресурсов и экономически рациональная деятельность [являющиеся предметом исключительного внимания неоклассиков]» (Kirzner 1973, 33; Кирцнер 2007, 35). Более того, австрийцев интересует не сам факт принятия решения, а то, что оно воплощено в человеческой деятельности, которая представляет собой процесс (завершенный или незавершенный), включающий ряд взаимодействий и актов координации (согласования). С точки зрения представителей австрийской школы, именно это является предметом экономических исследований. Таким образом, для австрийцев экономическая наука — это не набор теорий выбора или принятия решений, но интегрированный теоретический корпус, описывающий процессы социального взаимодействия, процессы, отличающиеся степенью координации, которая зависит от бдительности, проявляемой действующими субъектами в своей предпринимательской деятельности.

Мишенью особой критики австрийцев стала узкая концепция экономической теории, восходящая к Лайонелу Роббинсу и его широко известному определению предмета этой науки. Как писал Роббинс, «экономическая теория — это наука, изучающая человеческое поведение с точки зрения соотношения между данными целями и редкими средствами, которые могут иметь различное употребление» (Robbins 1932; см.: Роббинс 1993, 18). Концепция Роббинса молчаливо предполагает фиксированное знание целей и средств и сводит проблему экономики к технической проблеме размещения ресурсов, максимизации или оптимизации в условиях определенных ограничений, которые также предполагаются известными. Иными словами, предложенная Роббинсом концепция экономической теории отражает самую суть неоклассической парадигмы и может считаться абсолютно чужеродной для методологии австрийской школы в ее сегодняшнем понимании. В самом деле, в изображении Роббинса человек предстает автоматом, простой карикатурой на человеческое существо, всего лишь пассивно реагирующим на любые события. В отличие от этого Мизес, Кирцнер и другие авторы австрийской школы придерживаются мнения, согласно которому человек не столько распределяет имеющиеся средства между наличными целями, сколько находится в неустанном поиске новых целей и средств — усваивая опыт прошлого и напрягая воображение для открытия и созидания будущего (посредством деятельности). Поэтому для австрийцев экономическая теория составляет часть намного более широкой и общей науки, общей теории человеческой деятельности (а не человеческих решений или выбора). Согласно Хайеку, если для этой общей науки о человеческой деятельности «название необходимо, то самым подходящим представляется термин “праксиологические” науки, ...широко применяемый четко его определившим Л. фон Мизесом» (Hayek 1955, 209; Хайек 2003, 44).

1.2. Австрийский субъективизм против неоклассического объективизма

Другим ключевым вопросом для австрийцев является субъективизм. Поскольку для австрийской школы субъективистский подход имеет первостепенное значение, все ее экономические построения основаны на действиях реальных людей, из плоти и крови, которые рассматриваются как творцы и главные действующие лица всех общественных процессов.

Поэтому Мизес утверждает: «Экономическая теория — это не наука о предметах и осязаемых материальных объектах; это наука о людях, их намерениях и действиях. Блага, товары, богатство и все остальные понятия поведения не являются элементами природы; они — элементы человеческих намерений и поведения. Тому, кто хочет заняться их изучением, не нужно смотреть на внешний мир; он должен искать их в намерениях действующих людей» (Mises 1996, 89; Мизес 2005, 89). Таким образом, очевидно, что, в отличие от большинства неоклассиков, австрийцы полагают: за экономическими ограничениями стоят не объективные явления или материальные факторы внешнего мира (скажем, величина нефтяных запасов), а знания предпринимателей (открытие карбюратора, способного вдвое увеличить коэффициент полезного действия двигателя внутреннего сгорания, будет иметь такой же экономический эффект, что и удвоение разведанных запасов нефти). Вот почему австрийцы рассматривают производство не как нечто внешнее, природное и материальное, а, напротив, как явление интеллектуальное и духовное (Мизес 2005, 134).

1.3. Австрийский предприниматель против неоклассического Homo Economicus

В рамках австрийской экономической теории движущей силой является предпринимательство (которому посвящена большая часть следующей главы), — концепция, демонстративно отсутствующая в неоклассической теории. Предпринимательство — это характерная особенность реального мира, вечно пребывающего в состоянии неравновесия, а потому не может играть какой-либо роли в моделях равновесия, занимающих внимание неоклассических авторов. Более того, неоклассические теоретики рассматривают предпринимательство как рядовой фактор производства, размещение которого определяется ожидаемыми выгодами и издержками. Они не осознают того, что при таком подходе к анализу предпринимательства возникает неразрешимое логическое противоречие: спрос на предпринимательские ресурсы, основанный на ожидаемых издержках и выгодах, предполагает веру в то, что можно сегодня получить некую информацию (о возможной величине будущих издержек и выгод) еще до того, как эта информация будет создана предпринимательскими усилиями. Иными словами, главная, как мы увидим, задача предпринимателя заключается в создании и открытии новой информации, прежде не существовавшей, и пока процесс создания не будет завершен, этой информации не существует и она не может быть никому известна, а потому не в силах человеческих заранее принимать неоклассические решения о размещении ресурсов в соответствии с ожидаемыми издержками и выгодами.

Кроме того, сегодня австрийские экономисты почти единодушно считают ошибочным представление, согласно которому источником предпринимательской прибыли является простое принятие риска. Напротив, риск входит в состав издержек производственного процесса и не имеет никакого отношения к чисто предпринимательской прибыли, которая возникает, когда предприниматель открывает неизвестную ему прежде возможность получения прибыли и действует так, чтобы с выгодой ею воспользоваться (Мизес 2005).

1.4. Возможность чисто предпринимательской ошибки (австрийская школа) против апостериорного обоснования всех решений (неоклассическая школа)

Особая роль концепции ошибки в австрийской экономической теории по сравнению с неоклассической обычно оставляется без внимания. Для австрийцев «чистая» предпринимательская ошибка совершается тогда, когда на рынке остаются необнаруженные предпринимателями возможности получить прибыль. Именно существование такого типа ошибки лежит в основе «чистой предпринимательской прибыли», извлекаемой тем, кто ее обнаруживает и устраняет. Для неоклассических авторов, напротив, подлинно предпринимательских ошибок, о которых впоследствии приходится сожалеть, просто не существует. Причина в том, что неоклассики обосновывают все прошлые решения в терминах гипотетического анализа затрат и результатов, осуществляемого в рамках математической модели максимизации с учетом ограничений. Поэтому в неоклассическом мире нет места для чисто предпринимательской прибыли, а когда ее все-таки упоминают, то подразумевают просто плату за услуги рядовых факторов производства или доход, вознаграждающий за принятие риска.

1.5. Субъективная информация (австрийская школа) против объективной информации (неоклассическая школа)

Предприниматели постоянно порождают новую информацию, которая по природе своей субъективна, рассеяна, имеет практический характер и с трудом поддается артикулированию (Huerta de Soto 1992, 52—67, 104—110). Поэтому субъективное восприятие информации является существенным элементом методологии австрийской школы, отсутствующим в неоклассической теории, где информация трактуется как исключительно объективная. Большинство экономистов не осознают, что, говоря об информации, австрийцы и неоклассики имеют в виду принципиально разные вещи. С точки зрения неоклассиков, информация — это нечто объективное, своего рода товар, который продают и покупают на рынке в соответствии с решениями о максимизации. Эта «информация», которую можно хранить на различных носителях, не имеет ничего общего с субъективной информацией, о которой пишут австрийцы: с практической и жизненно необходимой информацией, которую действующее лицо субъективно истолковывает, знает и использует в контексте конкретного действия. Экономисты австрийской школы критикуют Стиглица и других авторов неоклассической теории информации за неспособность интегрировать свою теорию информации с предпринимательством, которое и является источником и движущей силой знания. Как мы увидим далее, экономисты австрийской школы с этой задачей справились. Более того, с точки зрения австрийцев, Стиглиц не сумел понять, что информация по сути своей всегда субъективна и рынки, которые он считает «несовершенными», не столько порождают «неэффективность» (в неоклассическом смысле), сколько предоставляют потенциальные возможности для извлечения предпринимательской прибыли, возможности, которые предприниматели обнаруживают и используют в непрерывном процессе координации предпринимательских усилий на рынке (Thomsen 1992).