Читать онлайн «Биография Шерлока Холмса». Страница 48

Экспроприация с самого начала катастрофически не задалась. Шофер автомобиля не собирался отдавать деньги без борьбы, так что боевики, оба вооруженные, открыли стрельбу и ранили его, прежде чем сбежать с наличными.

Услышав звуки выстрелов, на место происшествия поспешили несколько полицейских. Хефельд и Лапидус запаниковали и, ведя беспорядочную стрельбу, ранили маленького мальчика, проходившего мимо (он потом умер в больнице). Констебль Тайлер, по-видимому, загнал их в угол, но Хефельд направил на него пистолет и застрелил в упор. Тайлер истек кровью на месте.

Затем Лапидус и Хефельд захватили трамвай и под дулами пистолетов заставили вагоновожатого помочь им скрыться. Полицейские, успевшие выхватить оружие, вскочили в другой трамвай и отправились в погоню, обмениваясь выстрелами с боевиками.

Лапидус и Хефельд спрыгнули с трамвая и завладели стоявшим у обочины молочным фургоном. Почти немедленно они его перевернули, пытаясь свернуть за угол на слишком большой скорости. Бросив разбитый фургон, они хотели воспользоваться запряженной лошадьми повозкой зеленщика, но не сумели снять ее с тормоза. Двигаясь с чинной неспешностью и все еще паля по преследующим их полицейским, они в конце концов были вынуждены бросить и повозку.

Теперь они припустили по дорожке вдоль Чингфордского ручья. Она вела в тупик. Первым Хефельд, а за ним Лапидус застрелились при приближении полицейских. Лапидус умер тут же. Хефельд протянул три недели и умер, произнеся напоследок слова: «Моя мать в Риге», которые ничем не помогли следствию.

Трагедия и фарс сплелись в «Вопиющем тоттнэмском насилии», как назвали эту акцию анархистов. Однако события следующего года доказали, что опасения Холмса относительно латышей вполне оправданны.

В декабре 1910 года полицейский констебль во время обхода улицы Хаундсдич (в лондонском Сити) услышал непонятный шум, доносившийся из трех строений, именуемых Эксчейндж билдингс. Человек, открывший дверь на его стук, показался ему подозрительным, и констебль поспешил заручиться помощью коллег.

Несколько полицейских возвратились к дому, и сержант Бентли опять постучал в дверь. Тот же человек пригласил Бентли войти, но едва сержант переступил порог, из задней комнаты выскочил еще один мужчина и дважды выстрелил в полицейского, ранив его в плечо и в шею. Вторая пуля перебила позвоночник Бентли.

Остальные члены шайки, которые копали туннель к подвалу ювелирной лавки на Хаундсдич, теперь выбежали из соседнего строения, непрерывно стреляя. Пули поразили еще нескольких полицейских, но единственный оставшийся на ногах констебль по фамилии Чоут героически попытался задержать убегающих анархистов.

Схватив одного, позднее опознанного как Георг Гардштейн, он попытался вырвать у него пистолет. Товарищи Гардштейна несколько раз выстрелили в Чоута, который получил не менее полдесятка ран и позднее умер. Одна из пуль попала в Гардштейна, смертельно его ранив. Шайка скрылась, унося с собой своего раненого сообщника.

В течение следующих двух недель ее местопребывание оставалось неизвестным. Затем Орлову, которому латыши все еще доверяли, удалось сообщить Холмсу о том, чт́о происходило.

Вскоре после стрельбы на Хаундсдич двое членов шайки засели в доме № 100 по Сидней-стрит. Сам Орлов теперь был с ними. Вскоре дом окружила полиция, а жителей соседних домов эвакуировали[107].

Холмс и высшие полицейские чины надеялись, что с помощью Орлова, все еще пользующегося доверием анархистов, засевших в доме латышей, при всей их отчаянности, можно убедить сдаться.

Однако в дело вмешался министр внутренних дел Уинстон Черчилль, нетерпеливо требовавший незамедлительных результатов, и отдал приказ привлечь к штурму армию. Первыми утром 3 января 1911 года на Сидней-стрит прибыли шотландские гвардейцы из лондонского Тауэра. Снайперы заняли позиции на верхних этажах соседних зданий, откуда они могли осыпать дом градом пуль. Сам Черчилль приехал вскоре после полудня и тут же де-факто вступил в командование собравшимися на улице отрядами различных сил правопорядка.

Пока Черчилль расхаживал, позируя перед камерами, Холмс изнывал от бешенства. Неуклюжие меры, к которым прибегли власти, грозили уничтожить сеть осведомителей, с таким тщанием создававшуюся им три предыдущих года. Его собственный агент очутился в ловушке дома № 100 на Сидней-стрит.

Сыщик метался между кабинетом Майкрофта в Уайтхолле и Ист-Эндом, пытаясь вновь взять инициативу в свои руки. События, однако, все больше выходили из-под его контроля.

Прибывали всё новые пополнения, всё новые воинские части. Революционеры и солдаты всё чаще обменивались залпами, а затем из окон верхнего этажа заклубился дым, и вскоре здание заполыхало, вынуждая людей внутри отступать в комнаты, еще не тронутые огнем.

Затем, когда здание было полностью выпотрошено, полицейские и солдаты двинулись на приступ. В выгоревшем остове дома обнаружили трупы двух анархистов – Сваарса и Соколова. Соколова поразил пулей в голову кто-то из снайперов, когда он встал возле открытого окна. Его товарищ задохнулся от дыма. Третий человек, предположительно находившийся в здании и известный как Петр Маляр, исчез.

В книге, вышедшей в 1920-х годах, Черчилль охарактеризовал Петра Маляра как «одного из тех диких зверей, которые в более поздние годы в конвульсиях Великой войны пожрали и растерзали русское государство и русский народ».

Похоже, однако, что Орлов и загадочный Петр были одним и тем же лицом и Холмс каким-то образом сумел в суматохе пожара устроить бегство своего агента с Сидней-стрит, а затем помог ему скрыться из страны. Едва ли сыщик был доволен таким исходом. Он лишился самого надежного и смелого своего агента.

Потребность Черчилля находиться в центре событий позднее высмеивалась его политическими противниками. «Нас озаботило появление в иллюстрированных газетах фотографий министра внутренних дел в опасной зоне, – заметил в Парламенте лидер тори Бальфур. – Я понимаю, что там делал фотограф. Но министр внутренних дел?» Сам Черчилль позднее признал неблагоразумным свое присутствие возле осажденного дома, но вред был уже нанесен.

Деятельность МИ-6 по большей части вначале была направлена на сбор информации о главной сопернице Британской империи – Германии. Их будущую конфронтацию писатели рисовали уже после стремительного разгрома Франции Пруссией в 1871 году.

В «Битве при Доркинге» Джорджа Чесни, престранной фантазии, немецкие армии вторгаются на Британские острова и, несмотря на героический отпор, данный им под этим городом в графстве Суррей, сметают все на своем пути. Опубликованный в «Блэксвудс мэгэзин» в том же году, этот опус вызвал бурные споры.

К 1909 году убеждение о неизбежности войны между Германией и Британией прочно укрепилось в общественном сознании. Литературные поденщики, такие как бесстыдный Уильям Ле Ке, который выдавал на-гора по нескольку книг в год с заглавиями вроде «Вторжение в 1910 году» и «Шпионы кайзера», разжигали страхи перед мародерствующими гуннами, форсирующими Ла-Манш.

Газеты изобиловали жуткими байками. Немецкие официанты в Лондоне сплошь шпионы. По всей Англии затаились немецкие отряды, ожидая приказа извлечь оружие из тайных арсеналов, расположенных в пределах видимости Чаринг-Кросс. Одна газета – «Уикли ньюс» – до того была одержима шпиономанией, что пригласила своих читателей активно выявлять шпионов и назначила специального редактора для сбора информации о германских лазутчиках.

Вот в этой-то атмосфере жгучей подозрительности и тревоги и родилась Секретная разведывательная служба (МИ-6), в которой работал Холмс.

Хотя Холмс выглядит довольно эксцентричным для секретных служб, как агент он был не более инороден, чем первый глава МИ-6 Мэнсфилд Смит-Камминг. Фамилия Мэнсфилда стала двойной после женитьбы на богатой наследнице Мэй Камминг: ее семья настояла, чтобы он добавил фамилию жены к своей собственной, что было оговорено в брачном контракте.

Он начал карьеру морским офицером, но двадцатишестилетним (что весьма необычно) был списан на берег из-за таинственного недуга. Кое-кто утверждал, что причиной тому послужила морская болезнь. На берегу Камминг делил свое время между Саутгемптоном, где командовал батареями, и новым европейским турниром по мотогонкам. Он был энтузиастом-пионером «моторизма», как иногда называли этот спорт, пока не стал жертвой страшной катастрофы, в которой его сын погиб, а он сам лишился ноги.

С момента своего создания на протяжении нескольких десятилетий МИ-6 функционировала в сюрреалистической, почти фарсовой атмосфере. Камминг сидел в своем офисе («За весь день в кабинете никто не появился», – записал он как-то в своем дневнике), ожидая посетителей, которые не могли явиться, поскольку местонахождение офиса было засекречено. Работая почти в полном одиночестве и часто оплачивая из собственного кармана самое необходимое, вроде пишущих машинок и писчей бумаги, он пытался выполнять задачи, по его мнению на него возложенные.