Читать онлайн «Скандал с Модильяни. Бумажные деньги». Страница 52

Но нет: плодом неправедного образа жизни становилось одно лишь ничем не замутненное наслаждение им. Он принялся лениво намыливаться. Все началось во время одного из этих ужасающих званых ужинов: грейпфрутовые коктейли, пережаренные бифштексы и десерты с сюрпризами, никаких сюрпризов не содержавшие, для трехсот членов совершенно бесполезной организации. Речь Тима стала еще одной презентацией текущей правительственной стратегии, преподнесенной достаточно эмоционально, чтобы вызвать симпатии аудитории. Потом он согласился отправиться куда-то еще, чтобы выпить с одним из своих коллег – блестящим молодым экономистом – и двумя другими гостями приема, представлявшими для него лишь незначительный интерес.

Они оказались в шикарном ночном клубе, который при других обстоятельствах оказался бы Тиму не по карману, но за вход заплатил кто-то другой. Попав внутрь, он начал предаваться удовольствиям до такой степени, что купил бутылку шампанского, сняв деньги с кредитной карточки. Их группа разрасталась. К ним присоединился один из руководителей кинокомпании, о ком Тим что-то слышал прежде, драматург, совершенно ему незнакомый, экономист левацких взглядов, пожимавший всем руки с насмешливой улыбкой и избегавший разговоров на профессиональные темы. И, конечно, девушки.

Шампанское и шоу со стриптизом слегка возбудили его. В прежние времена именно в такой момент он бы утащил Джулию домой и занялся бы с ней грубым сексом – ей это нравилось, если не повторялось слишком часто. Но теперь она больше совсем не появлялась в городе, а он не посещал ночных клубов. Как правило.

Девушек никто не потрудился даже представить. Тим завел разговор с той из них, что сидела ближе всех к нему, плоскогрудой и рыжеволосой, в длинном платье неопределенного бледного цвета. Она выглядела как фотомодель, хотя назвалась актрисой. Он ожидал, что ему она покажется скучной, и это чувство будет взаимным. Но вдруг совершенно неожиданно понял: сегодняшний вечер получит необычное продолжение – она явно считала его потрясающе интересной личностью.

Они так погрузились в беседу, что совершенно отделились от остальных своих собутыльников, пока кто-то не предложил переместиться в другой клуб. Тим немедленно заявил, что уезжает домой, но рыжеволосая девушка вцепилась ему в руку и попросила остаться, а Тим, проявивший галантность к красивой женщине впервые за последние двадцать лет, согласился продолжить веселье.

Выбираясь из ванны, он мог только гадать, о чем же они разговаривали так долго. Работа младшим министром, иначе выражаясь, парламентским секретарем министерства энергетики, едва ли давала темы для легкой болтовни за коктейлем на вечеринке. То, что не было технически слишком сложным, неизменно оказывалось не подлежащим разглашению. Возможно, они обсуждали политические вопросы. Он, должно быть, рассказывал ей уморительные анекдоты о крупных партийных деятелях тем мрачным и серьезным тоном, который служил ему единственным и основным приемом проявления чувства юмора. Так? Но он ничего не помнил. Припоминалась только ее манера сидеть, чтобы каждая часть тела казалась стремящейся находиться как можно ближе к нему: голова, плечи, колени, голени. Ее поза одновременно была вызывающе интимной и дразнящей.

Тим стер слой испарений с зеркальца для бритья и в задумчивости потер подбородок, оценивая себя. У него были очень темные волосы, и вздумай он отпустить бороду, она отросла бы густой и окладистой. В остальном же лицо выглядело, мягко выражаясь, вполне заурядным. Далеко не волевые черты. Острый нос с двумя чуть заметными отметинами по обе стороны переносицы, оставленными очками за тридцать пять лет. Рот не то чтобы маловат, но какой-то унылый, уши слишком крупные, высокий и открытый лоб интеллектуала. Этому лицу недоставало отчетливо различимого характера. Оно принадлежало человеку, приученному скрывать свои истинные мысли, а не выражать эмоции открыто.

Он включил электробритву и даже скорчил недовольную гримасу, когда в зеркале отразилась целиком его левая щека. Ведь он не был даже достаточно уродлив. Он слышал, что некоторые девушки западали на очень некрасивых мужчин. Ему не подворачивалось возможности проверить эту теорию на практике, потому что Тим Фицпитерсон, увы, не попадал даже в такую сомнительную категорию дамских любимцев.

Но не пришло ли время снова задуматься, в какую категорию он все же вписывается? Второй клуб, куда они направились, принадлежал к числу тех, куда он по собственной воле не зашел бы никогда. Во-первых, он не любил музыку в принципе, но даже если бы и был меломаном, ему едва ли пришлись по вкусу грохочущие оглушительные ритмы, в которых тонули любые разговоры посетителей «Черной дыры». Тем не менее он танцевал под этот рев из динамиков, проделывал дергающиеся, откровенно сексуальные движения, казавшиеся единственно уместными в таком злачном заведении. К своему удивлению, он даже получал удовольствие и отнюдь не выглядел белой вороной. На него не бросали украдкой странных взглядов другие клиенты, чего он поначалу опасался. Впрочем, многие здесь оказались примерно его ровесниками.

Диск-жокей – бородатый молодой человек в футболке с совершенно неуместной надписью «Гарвардская школа бизнеса» – позволил себе в виде каприза поставить пластинку с медленной балладой в исполнении американки, судя по голосу, явно страдавшей сильной простудой. Они как раз стояли посреди небольшой танцплощадки. Девушка прижалась к нему и завела руки за его плечи. Тогда он понял, что у нее на уме, и пришлось решать, разделяет ли он ее серьезные намерения. Он чувствовал, как ее горячее, гибкое тело прилипло к нему так же плотно, как влажное банное полотенце, а потому решение далось без труда и быстро. Он склонился (она была немного ниже ростом) и промурлыкал ей на ухо:

– Поедем и выпьем чего-нибудь в моей квартире.

В такси он поцеловал ее. Вот чего он уж точно не делал много лет! Поцелуй получился таким сладким и сочным, какие снятся только во снах, и он стал гладить ее груди, восхитительно маленькие, но крепкие, под покровом свободного платья, после чего они с трудом дотерпели до приезда к нему домой.

Об обещанном напитке оба начисто забыли. «Мы оказались в постели меньше чем за минуту», – самодовольно подумал Тим. Закончив бриться, стал искать одеколон. В шкафчике на стене давно стоял почти забытый пузырек.

Тим вернулся в спальню. Она все еще спала. Он нашел свой халат, сигареты и уселся на стул с высокой спинкой рядом с окном. «Я проявил себя чертовски хорошо в сексе», – подумал он, хотя знал, что занимается самообманом: хороша и активна в постели была только она. Умела поистине творчески заниматься любовью. Лишь по ее инициативе они проделывали штуки, которых Тим так и не осмелился предложить попробовать Джулии даже после пятнадцати лет супружества.

Кстати, о Джулии… Никем не видимый, он смотрел в окно второго этажа через узкую улицу на викторианское здание школы из красного кирпича с ее тесной спортивной площадкой, расчерченной почти полностью стертыми желтыми линиями разметки для разных игр с мячом через сетку. Его чувства к Джулии ничуть не изменились. Если он любил ее прежде, то любил и сейчас. Эта девушка – нечто совсем другое. Но разве не эти же слова непрестанно твердили себе многочисленные дураки, ввязываясь в серьезные амурные интрижки?

Не надо торопить события, решил он. Быть может, для этой девушки все станет не более чем приключением на одну ночь? Он не мог заранее знать, захочет ли она снова с ним встретиться. И все же ему хотелось определиться с собственными целями, прежде чем поинтересоваться ее намерениями: работа в правительстве приучила его основательно готовиться к каждой встрече и беседе.

Он даже сформулировал четкую схему подхода к сложным вопросам. Прежде всего следовало понять, чем он рисковал.

И снова возникал образ Джулии. Пухленькой, умной, всем довольной. Ее жизненные горизонты и кругозор делались все уже с каждым прошедшим годом материнства. А ведь было время, когда он жил исключительно ради нее. Покупал одежду, которая ей нравилась, читал романы, потому что она увлекалась изящной словесностью, и успехи в политике только больше радовали его самого, поскольку делали счастливее и ее тоже. Но центр тяжести его жизни с некоторых пор сместился. Джулия теперь всерьез тревожилась только по пустякам. Она захотела жить в Гэмпшире, а ему было все равно. Там она и поселилась. Ей нравилось, когда он носил клетчатые пиджаки, но стиль Вестминстера требовал более строгих костюмов, и он отдавал предпочтение одежде в темных тонах – серой или синей в тонкую полоску.

Когда он анализировал свои нынешние чувства, то обнаруживал, что с Джулией его почти ничто не связывает. Возможно, некоторые нежные воспоминания, ностальгическая картинка, как она танцует джайв в расклешенной юбке с развевающимся «конским хвостиком» волос за спиной. Была ли то любовь или нечто другое? Он не знал и не мог сам разрешить своих сомнений.