Читать онлайн «Жестокая охота». Страница 75

— А вот длительного отдыха предоставить тебе не могу. Извини. Рассказывай…

На следующий день полковник Шумко вызвал к себе Бикезина и Кравчука.

— Пришел ответ из Новороссийска на наш срочный запрос. Ознакомьтесь.

“…Сергач Мирон Степанович, год рождения 1923, уроженец города Конотопа, проживает по адресу: ул. Набережная, дом № 127, кв. 103. В Новороссийске с 1951 года, работает в баннопрачечном комбинате электриком… Был судим: статья 154 УК РСФСР (скупка валюты) в 1962 году”…

— Ну что, Алексей Иванович, как твое здоровье?

— Нормально, товарищ полковник.

— Будем считать, что я. тебе поверил… С вашей версией я ознакомился. Вполне логично. Фактов, правда, маловато, но уже кое-что просматривается. Пожалуй, нас держит только запрос на Гайворона. Я сегодня звонил в Москву, обещали в скором времени предоставить данные в полном объеме. Вот тогда и сможем расставить все по своим местам. Осталось последнее — Новороссийск…

— И способ, которым было совершено преступление.

— Правильно, Алексей Иванович, и способ… Этот гвоздь, пожалуй, можно выдернуть только при наличии исполнителя — медэксперты до сих пор в тупике.

— А если Новороссийск окажется пустым номером?

— Не будем загадывать наперед, капитан. Поедете вдвоем. Меня держите постоянно в курсе…

Вечером того же дня Бикезин и Кравчук сидели в салоне самолета, который летел в Новороссийск…

Море тихо плескалось о набережную, отталкивая гребешками волн мириады солнечных зайчиков, которые отражались на полированных штормами бетонных парапетах. Центральный городской пляж шевелился под ласковым летним солнцем узкой золотисто-бронзовой лентой, в плетении которой загорелые человеческие тела издали угадывались только благодаря разноцветным купальникам.

Неподалеку от пляжа, в пивном баре, выполненном в виде огромной деревянной бочки, толпились отдыхающие. Среди них томился и капитан Бикезин, стоя в самом конце длинной очереди. Изредка он посматривал через широко распахнутую входную дверь на Кравчука, который расположился в тени на скамейке неподалеку от пивбара и с явным удовольствием ел мороженое. Бикезин откровенно завидовал ему: ножевая рана, полученная во Львове от Збышека, не позволяла снять пиджак, пусть даже летний, из тонкого полотна, тогда как Кравчук мог себе разрешить приодеться в шорты и тенниску.

Краем глаза капитан наблюдал за столиком в дальнем конце пивбара. Там с доброй дюжиной наполненных кружек пристроился Мирон Сергач. На тонких кривых ногах, с огромным брюхом, которое выползаю поверх широкого ремня, пучеглазый, с мокрыми От пота косйцами ярко-рыжих волос, сквозь которые проглядывала шершавая лысина, Сергач был разительно похож на старого, медлительного моржа, особенно в тот момент, когда, осушив врастяжку кружку пива, снова неторопливо тянул свою волосатую лапищу за следующей. При этом в его круглых неподвижных глазах светились неземное блаженство и слегка туповатая простота.

Но иногда в них появлялся хищный, настороженный блеск, и тогда острые буравчики покалывали толпу, выискивая признаки еще неосознанной, неведомой опасности. В такие моменты рыхлый студень откормленного туловища напрягался, на короткой, толстенной шее собирались складки, и сквозь выгоревшую на солнце тенниску начинали проступать внушительного размера мышцы.

Успокоившись, Мирон не спеша приглаживал ладонью редкие волосы и опять принимался за пиво. Сила в его коротких пальцах-обрубках была необычайная — об этом капитана предупредили в первый же день, — Мирон шутя ломал подковы и на спор, под “пузырь”, гнул пятаки. И хитрости ему было не занимать: после первой отсидки за валютные операции он затаился, стараясь ничем не привлекать внимания милиции к своей особе. Какое-то время это ему удавалось, однако вскоре Мирон снова попал в поле зрения ОБХСС в связи со спекуляцией и скупкой барахла у иностранных моряков. Но теперь, умудренный лагерными нарами, Сергач, поднабравшись опыта, действовал очень скрытно, через подставных лиц, и что-либо доказать без наличия фактического материала следственные органы не могли.

Когда Бикезин приехал с новыми данными по делу Мирона Сергача, в УВД Новороссийска приняли решение оказывать ему и Кравчуку любую необходимую помощь. Для этого была создана специальная оперативная группа наблюдения — несколько оперативников находилось и здесь, в пивбаре. После уточнения некоторых деталей предстоящей операции решили понаблюдать за связями Мирона, потому что идти напролом не было смысла — “расколоть” Сергача до сих пор не удавалось никому…

Неожиданно один из оперативников подал капитану знак: к столику Мирона направился коренастый крепыш с татуировкой на груди и двумя золотыми фиксами во рту. Широко улыбаясь кому-то из знакомых в толпе, он втиснулся в человеческий частокол у столика и одним махом опрокинул себе в рот кружку пива. Затем, не глядя на Мирона, развернул пакет с вареными крабами и принялся старательно обсасывать клешни. Выпил еще две кружки, доел крабов и — наконец-то! — что-то скороговоркой шепнул Мирону. Тот, не оборачиваясь, слегка кивнул, допил свой очередной бокал и, немного помедлив, начал пробираться к выходу вслед за татуированным парнем.

— Это Фиксатый, — успел шепнуть Бикезину оперативник. — Бывший борец…

Солнце уже скрылось за горизонтом, и длинные тени легли на горячий асфальт — пахнуло влажной морской прохладой. По улицам сновали озабоченные курортники с авоськами, доверху нагруженными продуктами, бойкие торговки с корзинами цветов наперебой предлагали букеты прогуливающимся парочкам, у бочек с квасом все еще толпились ошалевшие от дневного зноя жители города с бидонами и бутылями — запасались впрок, на следующий день.

На окраине города, невдалеке от цементного завода, людей было поменьше, в основном молодые мамаши с колясками. Небольшой дом, посеревший от цементной пыли, к которому привели оперативников Мирон и Фиксатый, затаился среди многочисленных пристроек и заборов. К нему вел единственный узкий переулок, поросший чахлой истоптанной травой, среди которой проглядывали россыпи галечника. Незаметно подобраться вплотную к дому не было возможности, потому оперативники оцепили все ближайшие улицы и переулки: нужно было ждать наступления темноты.

Денег было много. Они лежали аккуратными стопками на покрытой винными пятнами скатерти. Трое мужчин, окружив небольшой столик, пересчитывали купюры, раскладывая их на три кучки. Самая большая лежала перед Мироном, который своими пальцами-коротышками на удивление ловко и быстро тасовал ассигнации и связывал их в пачки тонким бумажным шпагатом. Фиксатый изредка обнажал в хищном полуоскале золотые коронки, с завистью бросая быстрые взгляды на Мирона, но, наталкиваясь на его мутные глазищи, в которых светились огоньки алчности и неумолимой жестокости, снова принимался слюнявить пальцы, еще и еще раз пересчитывая свою долю. Третий, хозяин дома, бывший музыкант филармонии пианист Смуриков, которого выгнали с работы за пьянку, суетился, словно хорек в курятнике: порывисто хватал хрустящие купюры, бестолково совал их в свою кучку, которая то и дело рассыпалась.