Читать онлайн «Призраки вокруг нас. В поисках избавления». Страница 34

Что говорить впустую? Все мы способны на глубокие прозрения и умные советы, когда речь идет о других. Но ведь каждый из нас застрял по-своему. В своих интерактивных мастерских я просил людей описать, где в своем развитии они на данный момент застряли. Как я уже говорил, на всех четырех континентах, в Москве и Ванкувере, в Сан-Паулу и в Атланте, никто никогда не просил уточнить, что я имею в виду. Люди сразу принимались отвечать на мой вопрос. Тот факт, что мы сразу же готовы указать то место, где мы застряли, говорит о том, что дело не в знании, а в том, что архаичный страх не дает нам выбраться. У скорбящих родителей и у врача, ужаснувшегося непосильной ответственности, выход только один – вперед, «пережить» и пройти дальше.

Тем из нас, кто побывал в круговоротах ада, трудно представить какую-либо альтернативу. Возможно, ничьи мучения не сравнятся с судьбой Эдипа, который, сам того не желая, погубил отца, женился на матери и произвел на свет с ней детей. Поняв, что он натворил, этот истинный мудрец осознал главное – он не знал, кто он есть на самом деле. И он ослепил себя, будучи не в силах видеть плоды своих деяний, и попросил для себя смертной казни. Но для него приготовили более суровое наказание – изгнание, долгие годы мучительных раздумий над своей жизнью и всеми принятыми решениями. Есть предположение, что в старости Софокл вернулся к этой истории, и в финале Эдип после долгих лет изгнания и покаяния приходит в рощу в Колоне, и там находит покой, мир и благословение богов, которые делают его одним из них.

Мне на ум так же приходят строки из позднего, замученного сердечными приступами Йейтса. В 1929 году в «Диалоге поэта с его душой» он пишет: «Такая радость в сердце поселится, // Что можно петь, плясать и веселиться, // Блаженна жизнь – и мир благословен»[84]. Молодому человеку не простили бы таких слов. Сказали бы: «Поживи еще пару десятков лет и увидишь, что жизнь сделает с тобой и теми, кого ты любишь. Тогда и поговорим». Но Йейтс, как Эдип, как многие из нас, это выстрадал, «пережил». Можно сказать, что благословение получают те, кто идет вперед, какие бы зловонные омуты боги не создавали на их пути. Они потом и кровью заработали это благословение. Никто из тех, кто ищет легкий путь или бежит от ответственности, не пройдет дальше и не получит богатств. В юности мы не готовы к переживанию этого богатства полноты, как не готовы и к испытаниям. Изобилие исходит из глубин, из нового видения и смиренного преклонения перед тайнами вселенной.

Терапевт в супервизии, недавно потерявшая любимого мужа, сказала, что многие из ее пациентов удивлялись и не без тревоги в голосе спрашивали, как она в такой период жизни может продолжать терапевтические сеансы. Они бы предпочли увидеть перед собой разбитого психотерапевта, который больше не способен выполнять свои функции? Кому была бы польза от ее отступничества, ведь она – такая, какая есть – скорбящая, но смелая женщина, которая несет ответственность за свою работу, за своих пациентов. «Пережив» свое горе, она стала олицетворением истины, согласно которой все мы на самом деле храбрее, чем воображаем, все мы обладаем потенциалом, о котором не знаем. Не все пациенты, возможно, способны оценить ее стойкость, но она воплощает великую истину: мы здесь, потому что должны быть здесь, потому что должны пройти дальше, сохранив достоинство, целеустремленность и принципы. Это – все на что мы способны, но жизнь и не попросит большего.

Старый парадокс Ницше верен. Нам нужно ступить в пропасть неизвестного и найти опору там, где ее быть не может. В этом риске – наша духовная свобода, невообразимая широта души. И это – наше место, ведь мы – мореходы, борющиеся с мрачными волнами, чтобы плыть дальше.

Читая эту книгу, вы пытались понять, как на нас действуют навязчивые призрачные присутствия. Но и отсутствие тоже может быть навязчивым. Речь идет об отсутствующих родителях и о тех, которых постоянно нет дома. Нам не хватает и ушедших, которые помогали нам словом, советом, умели слушать и вдохновляли. На прошлой неделе во сне я видел, как держу на руках чудесного ребенка и говорю ему, как сильно я его люблю. Он тепло отвечает мне знакомой улыбкой. Затем, размышляя над сновидением, я догадался, в том числе и по красной детской пижаме, что это был мой умерший сын. Много лет я не вспоминал эту красную пижаму и поэтому расплакался. Одна моя пациентка все время сетует, что хотела бы многим поделиться с отцом, но, увы, его больше нет… Можно привести еще много примеров из жизни каждого из нас. Одна женщина, потерявшая дочь, сказала: «Это невозможно преодолеть, никогда. Можно лишь находить новые смыслы жить дальше».

Отсутствие – это присутствие, а смерть, развод и разлука не прерывают отношений. Одна из моих пациенток, монахиня, не знала своей матери, так как та умерла, рожая ее. В монастырь она пошла, чтобы найти замену любящей и заботливой матери, но встретила там лишь сестер по несчастью. Однажды в час уединения и молитвы ей удалось установить связь с внутрипсихическим образом матери. Она пережила опыт воссоединения с источником материнской энергии, который она искала всю жизнь во внешнем мире. Скорбят даже те, у кого нет близких родственников и родителей, потому что они видят, что множество проблем остаются нерешенными, что жизнь полнится недопрожитыми делами. Все эти отсутствия суть присутствия, играющие к тому же важную роль в нашей жизни, осознаем мы это или нет.

На одном из своих семинаров я предлагаю следующее упражнение: прошу участников рассказать о каждом из своих родителей в отдельности, об их ценностях, тревогах, о том, как они подчиняли свою жизнь навязанным извне «приказам». Цель этого упражнения – помочь людям осознать неоднозначность тех императивов, которым они подчиняют свою жизнь. В большинстве случаев мы с легкостью можем спекулятивно рассуждать на тему, что чувствовали наши родители, о чем они думали, какие сценарии разыгрывали. Важно, однако, что для каждого человека его отец и мать продолжают играть роль эксплицитного или имплицитного руководства к действию в тех или иных жизненных ситуациях. Многие из тех, кто выполнял упражнение, не могли ничего рассказать о родителях, так как либо не знали или плохо помнили их, либо не были готовы к этому эмоционально. Тем не менее эти внутренние лакуны всегда заполняются – тайно, явно или по необходимости. Другими словами, то, чего нет, все еще здесь, ведь мы просто обязаны хотя бы и наскоро заполнить этот пробел.

Удивительным образом (спишем это на синхронию) в течение буквально одного-двух месяцев я познакомился с тремя женщинами шестидесяти лет – двумя швейцарками и одной американкой, которые потеряли своих отцов в тяжелые времена Второй мировой войны. Две их них были психотерапевтами, а третья также выбрала одну из «помогающих профессий». Все они жаждали узнать больше о своих отцах (сейчас, в эру Интернета, эта задача существенно упрощается). Одна из них нашла выживших сослуживцев отца, начала посещать их встречи и даже отправилась с ними во Францию посетить поля сражений – так велика была ее тоска. Как видите, отсутствие может быть таким же навязчивым, как и присутствие. Джеймс Тейт написал очень трогательное стихотворение «Потерянный пилот», в котором он описывает лицо своего отца, до сих пор смотрящего из кабины самолета на дне Тихого океана. Как живо он переживает это отсутствующее присутствие, или присутствие отсутствующего, как если бы он был «остатком чужой жизни»[85]. Не являемся ли все мы хотя бы отчасти осадком жизни других людей – не договариваем ли недосказанное ими, не проживаем непрожитое, не служим их племенным ценностям, не страдаем от ограничений, наложенных комплексами их предков?

К тому же есть и те отсутствующие, которых кто-то или что-то лишил возможности самовыражения, будь то судьба, тяжелая болезнь или дискриминация. Когда во мне просыпается плакса, я вспоминаю о том, что во времена моего детства дети моего возраста ехали на поездах в концентрационные лагеря. На что мне жаловаться? Ведь я получил свой шанс вырасти, осуществиться, в то время как они сгинули, не получив и десятой доли шанса. Возможности некоторых людей блокируются социальными, экономическими и коллективными практиками, законным путем лишающими их прав, свобод, не дающим их душе расти. Помимо личных, существуют и социальные, и коллективные комплексы, которые точно так же узурпируют Эго и управляют нашим поведением. Даже сегодня нет такого религиозного, гражданского, образовательного или общественного института, который бы в той или иной мере не ограничивал права, возможности, устремления граждан. Расовые, половые, этические и культурные дискриминации успели всем нам навредить. Ограничения одного конкретного человека отражаются на каждом из нас, так как лишают наш мир диалектического величия, утверждая превосходство одного человека над другим. Все мы сталкивались с призраками общественных институтов прошлого, которые ставили одних людей над другими. Всякий, кто это отрицает, кто считает себя освобожденным от старых напластований, продолжает их дело, даже если не осознает этого и не имеет дурных намерений. Люди думающие постоянно помнят об этом факте, остальные спокойно спят.