Читать онлайн «Разум VS Мозг. Разговор на разных языках». Страница 26

Идея, что разум действует в соответствии с универсальными принципами, отражает способ, который мы используем для исследования любых биологических систем. Чтобы понять анатомическое строение, мы расчленяем одно тело, насколько это только возможно, и вытягиваем из него основные представления о человеческой анатомии. Хотя мы ожидаем вариаций, мы рассматриваем их как исключение из общего правила. Следовало ожидать, что мы будем воспринимать разум в том же свете. Один из способов обойти эту потенциально уводящую в ложном направлении тенденцию – выводить универсальные заключения, где только возможно, – это разделить саму идею разума на эмпирическую часть (то, как мы ощущаем разум) и более обширную и концептуальную категорию разума: то, как мы думаем о разуме, описываем его и объясняем, чем он является.

То, что мы чувствуем на личном (эмпирическом) уровне, не следует путать с тем, чем разум может быть на более высоком уровне либо группового, либо расширенного разума. Ранее я цитировал Джона Сёрла, который отвергает идею расширенного разума, поскольку она противоречит здравому смыслу. Путаница в этом доводе происходит из-за того, что он позволил своему личному опыту, опыту здравого смысла, определять его взгляд на то, чем может быть разум в более широком смысле. Ведь здравый смысл, скорее, отражает сильное чувство в отношении того, что знакомо и правильно, а не истину или обоснованные факты. Подозреваю, что на этой позиции стоит подавляющее большинство из нас. Одна из проблем концептуализации расширенного или группового разума состоит в отсутствии адекватного психического образа, который можно противопоставить нашему осязаемому переживанию индивидуального разума.

Одно из возможных решений – думать о разуме как о дополнении к нашим идеям о клеточном взаимодействии в целом. На физико-химическом уровне клетки мозга коммуницируют друг с другом, выделяя различные нейромедиаторы, раздражающие рецепторы других клеток. Это основа для понимания того, как работает мозг. В практическом смысле поток нейромедиаторов есть поток информации. В любой момент наши мысли и действия являются итоговой суммой бесчисленного множества входящих сигналов на рецепторах нашего мозга. Эта общая схема применима ко всей входящей информации. Если мы слушаем новости по радио, информация упаковывается и передается радиоволнами, а наши уши и слуховая сенсорная система действуют как рецепторы.

Теоретически даже при том, что разум возникает из чисто физиохимических реакций в мозге, на уровнях выше он, скорее, вовлечен в обработку информации. Подумайте об этом высоком уровне психической деятельности (обработке информации) с помощью метафоры рецепторов. Мозг получает информацию за счет того, что входящие данные «стимулируют» рецепторы мозга получать и обрабатывать эту информацию. Если мы планируем отпуск на Марсе, мы можем погуглить расписание полетов и разузнать про лучшие курорты. Эта информация, существующая на серверах Гугла в виде битов данных, транслируется на спутниковую тарелку, передается по системе беспроводной связи в ваш дом, затем в ваш компьютер, где она превращается в оптический образ, воздействующий на вашу сетчатку. Мы можем точно проследить и проанализировать движение этой информации вдоль всего ее физико-химического пути. Хотя у нас есть прекрасная теория передачи информации и успешно разрабатываемое представление о том, как она физически хранится в мозге, мы удручающе мало знаем о том, что представляет собой информация на физическом уровне. Вся область теории информации бьется с этой ключевой тайной. Следующий уровень осмысления, споры метафизиков о существовании платоновских идей, фундаментальных истин и нравственных законов – как возможно их существование вне очевидно физических пространств [125, 126].

То, что мы чувствуем на личном (эмпирическом) уровне, не следует путать с тем, чем разум может быть на более высоком уровне либо группового, либо расширенного разума

Эта проблема является общей для многих – если не для всех – физических свойств. Возьмем гравитацию. У нас есть однозначное математическое описание гравитационного взаимодействия, но никто не знает, что такое гравитация, того состояния, в котором она существует. В настоящее время гравитация известна нам только по своему эффекту, но не по какому-либо непосредственному ее наблюдению, независимому от эффекта. Квантовые теории утверждают, что гравитация отражает существование неких пока еще не открытых субатомных частиц. Эйнштейн предполагал, что гравитация является неотъемлемым свойством материи в пространстве-времени. Независимо от того, чем гравитация может однажды оказаться и будет ли она когда-либо открыта на фундаментальном «что это такое» уровне, мы все можем наблюдать ее эффекты. Аналогично широкий диапазон более высокоуровневых феноменов, таких как культурные ценности и групповая динамика, может порождать биохимические и структурные изменения в мозге. То, что эта информация существует и влияет на ход нашего мышления и даже на нейронные связи в мозге, несомненно.

Как только мы начали рассматривать разум в качестве средства получения и обработки информации, прежние границы исчезают. Сторонники теории сложных систем утверждают, что движения крыльев бабочки в Токио могут породить песчаную бурю в Тимбукту. Квантовые физики поют оды квантовой запутанности – измеряемому взаимодействию электронов, находящихся на противоположных концах Вселенной [127]. Наблюдения того, что группы клеток мозга, судя по всему, обладают собственной версией квантовой запутанности или, как говорил об этом Эйнштейн, «призрачным воздействием на расстоянии», укрепили уверенность некоторых нейробиологов в том, что это может объяснять, как наш разум складывает из ощущений от различных органов чувств единое воспоминание [128]. Если идея квантовой запутанности может быть принята всерьез, то возможность воздействия на расстоянии может быть приписана и информации.

Двигаясь дальше, каждому из нас придется найти собственный способ балансирования между двумя диаметрально различными способами рассмотрения разума. Даже прочтя все, что было написано выше, у вас останется сильное чувство присутствия индивидуального разума, ограниченное параметрами вашего чувства Себя и наделенного причинной силой. В то же время научно обоснованное функциональное понимание разума требует принять положение, что высокоуровневая психическая деятельность, такая как получение информации, может существовать далеко за пределами нашего индивидуального мозга и тела.

Возможно, приведенные выше аргументы звучат как досужая пустая болтовня. Так, что бы ни происходило во внешнем мире, оно по-прежнему проявляется через физические изменения внутри нашего мозга. Но ограничивать свой взгляд представлением об индивидуальном разуме – значит, сводить наше изучение разума к индивидуальным эффектам. Представьте себе, что вы захотели исследовать, как близкое соседство может воздействовать на нейронные сети. Как будет выглядеть хороший экспериментальный план? Должны ли вы поместить группу испытуемых в поставленные вплотную друг к другу фМРТ-сканеры и задавать вопросы всем одновременно? Или можно просто показать испытуемым изображения больших групп людей? Но какие результаты мы получим, если применить этот подход к полевым исследованиям саранчи? Пока саранча физически не начнет тереться друг о друга, мы не увидим биологических изменений, запускаемых роением. Насколько точным будет наше представление об эмпатии, если мы изучаем ее на незнакомых людях в короткий период их изоляции в томографе вместо условий тесного физического контакта с другими? Если результаты исследований с праймингом верны, бикультурные студенты после урока по истории западных цивилизаций или урока по истории Азии продемонстрируют в фМРТ-исследовании заметно различающиеся ответы на когнитивные тесты. Подумайте о том, что реакция двух испытуемых может различаться только из-за того, что один всю ночь смотрел фильмы с Брюсом Ли, а другой наблюдал за подвигами Джеймса Бонда. Препятствия к исследованию индивидуальных разумов монументальны, а урок осторожности при интерпретации нельзя игнорировать.

Трудно представить, как получить по-настоящему нейтральное фМРТ-исследование, в котором были бы устранены все подобные трудноуловимые и искажающие картину побочные переменные. Чтобы сделать это, нам необходимо узнать обо всех разнообразных эффектах всей предшествующей активности по всем аспектам мозговых функций – задача немыслимых масштабов. Если мы хотим понять такие феномены группового поведения, культурного опосредования или массовой истерии, то предпочтительным кажется смотреть на разум в его наиболее широком контексте, вместо того чтобы упорствовать в сокровенном представлении об индивидуальном разуме под нашим личным контролем. Рецепторы нашего концептуально определенного разума протягиваются к далеким уголкам Вселенной, даже когда наш ощущаемый разум рассказывает нам персональные сказки и поет уникальные песенки где-то позади наших глаз.