Читать онлайн «Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию». Страница 40

Эти представления о нейробиологических процессах, протекающих во время травмы, помогают нам понять, почему интерпретации – интервенции, опирающиеся исключительно на вербальные средства выражения, – часто не «достигают» имплицитных воспоминаний, содержащих опыт ранней травмы, полностью кодированной в правом полушарии, недоступном для рациональной речи. Это подчеркивает важность более интенсивной проработки телесного компонента аффектов в психотерапии. Кроме того, травматические воспоминания, кодированные в правом полушарии как телесные реакции, будут более доступны благодаря близости эмоциональных отношений между пациентом и терапевтом, по мере того как они создают и воссоздают нарратив истории своих отношений – свое собственное воплощенное повествование.

Согласно исследованиям Шора (Schore, 2003b: 96), Уилкинсон (Wilkinson, 2006: 147–149) и других, телесные компоненты аффектов, закодированные как имплицитные воспоминания о ранней травме, будут более доступны на мифопоэтическом образном языке сновидений, метафор и поэзии, чем на рационально-интерпретирующем языке понимания (левого полушария). Это язык правого полушария, и мы теперь знаем, что только правое полушарие задействовано в первые месяцы жизни ребенка. Следовательно, именно здесь кодируется ранняя травма. Этот мифопоэтический язык открывает даймонический или коллективный пласт психики – тот, где обитают описанные Диотимой и Сократом «посредники» – существа и процессы, «на полпути» между человеческим и божественным, между Эго и бессознательным, между левым и правым полушариями, на полпути между внутренним и внешним мирами, где обитает реальная истина всех историй, глядя одним глазом наружу и одним вовнутрь.

Как я уже подчеркивал в этой книге, это промежуточное пространство между психикой и телом также оказывается единственным местом, где, вероятно, «живет» душа человека. Это значит, что при работе с травмой нам необходимо научиться говорить на языке души, потому что именно человеческой душе грозит уничтожение при ранней травме. Я приведу еще немало примеров такого «мифопоэтического» внимания и мечтаний в клинических примерах на протяжении всей книги.

Вернемся к великой поэме Данте: далее в Аду, в кругах со второго по пятый, начинаются пытки. По мере того как поэты проходят по кругам неумеренности, сладострастия, обжорства и гневливости, они видят тени тех, кого мучают различными способами. На грешников струится ледяной дождь, с них «кожу с мясом рвет» чудовищный зверь. Другие корчатся в бесконечной муке в темных, отвратительных водах Стикса.

После четвертого и пятого кругов паломник и его гид, наконец, пересекают реку Стикс и прибывают к вратам Дита. Врата башни охраняют падшие ангелы, сопровождавшие Люцифера в его падении с небес. Вергилий пытается договориться с ними, но они захлопывают врата прямо перед его носом – обоим поэтам запрещено идти дальше. Они должны ждать божественной помощи. Затем появляются фурии и угрожают выпустить Медузу, тогда Вергилий заслоняет глаза Данте, чтобы он не окаменел.

Наконец появляется ангел. На рисунке 3.5 отражено, каким Уильям Блейк видит прибытие Небесного Посланника – с «грохотом ревущим», как «ветер всемогущий». Это подчеркивает трансперсональность сил, которые должны вмешаться, чтобы открыть врата нижнего Ада. Этот блистательный ангел отбрасывает демонов, и врата открываются.

Рис. 3.5. Ангел, открывающий «Врата Дита»

В первой главе этой книги я рассказал примечательную историю об «ангеле у врат Дита», у врат диссоциации.

Это была история о маленькой девочке, которую мать попросила отнести записку отцу, который был в своем кабинете. Она вернулась к матери в слезах и сообщила, что «ангел» не позволил ей войти. Мы могли бы сказать, что этот «ангел» надзирал за ее диссоциацией в тот момент, потому что нельзя было полностью «впустить» в ее эго-сознание реальность смерти отца от сердечного приступа, то, с чем ее незрелое Эго еще не могло справиться самостоятельно.

Эта история с ангелом у врат диссоциации иллюстрирует примечательные даймонические силы, которые задействованы защитной системой для спасения от травмы сущностного ядра жизненности человека. Появление ангела в тот решающий момент в жизни маленькой девочки прекрасно показывает «мудрость» психики. Я отношусь к этому маленькому чуду как к подтверждению того, что работа, которую мы делаем в терапевтическом кабинете, связана с великими символическими системами, которые несут в себе все мировые религии.

Рис. 3.6. Задумчивый Дит – таким увидели Данте и Вергилий «повелителя царства скорби»: Иудекка[31] – Люцифер. «Вот Дит, вот мы пришли туда, / Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул» (Ад, XXХIV, 20–21)

Однако Данте утверждает, что у врат Дита находятся два ангела. На рисунке 3.6 мы видим созданный Доре образ величайшего нигилиста, сердито взирающего вокруг из своего ледяного кратера по ту сторону врат. В качестве «мысленного эксперимента» мы могли бы задаться вопросом, что за великий ангел открывает врата диссоциации? Ангел света, что на рисунке 3.5, или темный падший ангел, что на рисунке 3.6? Конечно, это один и тот же ангел. Светлый и темный ангелы – это светлая и темная стороны одной и той же архетипической защиты. Великий «защитник» системы самосохранения также является «преследователем», как я уже подчеркивал это в другой своей книге (Kalsched, 2006), и оба являются даймоническими существами, относящимися к духовной реальности. Оба принадлежат коллективному слою психики с его архетипическими образами и аффектами.

Итак, вернемся к нашей истории: с помощью Небесного Посланника поэты вошли в город Дита. Там они оказались на великой равнине, покрытой раскаленными могилами еретиков, пугающие призраки которых восстают из них. На седьмом круге они находят насильников, варящихся заживо в собственной крови. Других убивают молнии. Сводников и обманщиков бесы хлещут бичами, а льстецы барахтаются в лужах экскрементов. Чудовищные рептилии переполняют рвы, воров пожирают монстры, вырастающие из их собственных тел. В круге восьмом зачинщиков раздора обезглавливают (см. рисунок 3.7). Везде мы видим образы расщепления и расчленения.

Рис. 3.7. Образы расщепления: обезглавленный грешник рассматривает свою отрубленную голову

Наконец, поэты достигают девятого круга и спускаются в кратер преисподней к ледяному озеру Коцит – в нем находятся души предателей, вмерзшие в лед. Коцит, «река скорби», является четвертой великой рекой Ада. Там, ниже всех кругов Ада, ниже огня, в центре утраченной души и затерянного города находится тишина и жесткость вечной мерзлоты.

О своей встрече с Дитом Данте восклицает:

Данте отвечает:

Начиная с этой глубокой бездны, у поэтов осталась одна последняя задача на пути. Они должны вскарабкаться по мохнатому телу Дита и пройти через его пах в самый центр Земли. Оттуда путь ведет наверх, и они оказываются в скалистой пещере, идут вдоль потока Леты, пока он не выводит их на остров. Там находится гора Чистилища, где была «оставлена» надежда, когда они вошли в Ад. Надежда восстановилась, когда они приняли добровольное страдание Чистилища. Они освободились от Бога, превращающего их страдание в насилие, и теперь оказываются в царстве Бога, который превращает их насилие в страдание. Их путь лежит в Чистилище, и начинается вторая книга «Комедии». На соответствующей иллюстрации Доре (рисунок 3.8) поэты появляются в верхнем мире, чтобы впервые увидеть звезды. Надежда возвращается, и вместе с этим изменяется страдание – оно становится другим, «переносимым». Мы раскроем значение этих двух типов страдания в заключительном разделе этой главы.