Читать онлайн «Психология народов и масс». Страница 18

Все прочно и массивно в этой архитектуре, потому что она стремилась быть вечной.

Если бы из всех народов древности нам были известны только одни египтяне, то мы за всем тем могли бы утверждать, что искусство – самое верное выражение создавшей его расовой души.

Очень различные друг от друга народы – эфиопы (низшая раса), греки и персы (высшие расы) – заимствовали свое искусство или у одного Египта, или частью у Египта, частью у Ассирии. Посмотрим же, чем оно стало в их руках.

Возьмем сначала самый низший из только что поименованных нами народов – эфиопов.

Известно, что в очень раннюю эпоху египетской истории (XXIV династия) народы Судана, воспользовавшись анархией и упадком Египта, завладели некоторыми из его провинций и основали царство, имевшее последовательно своей столицей Напату и Мероэ и сохранившее свою независимость в продолжение многих веков. Ослепленные цивилизацией побежденных, они пытались подражать их памятникам и искусству; но эти подражания, образцы которых у нас имеются, большей частью – грубые оболваненные статуи. Эти негры были варварами; слабое развитие их мозга осудило их на застой; и действительно, несмотря на цивилизующее влияние египтян, продолжавшееся в течение многих веков, они никогда не вышли из варварства. Нет примера ни в древней, ни в современной истории, чтобы какое-нибудь негритянское племя возвысилось до известного уровня цивилизации; всякий раз, когда в силу одной из тех случайностей, которые в древности сложились в Эфиопии, а в наши дни – в Гаити, высокая цивилизация попадала в руки негритянской расы, эта цивилизация быстро принимала очень плачевные формы.

Другая раса, тогда тоже варварская, но белая, греческая раса заимствовала у Египта и Ассирии первые образцы своего искусства, и она также сначала ограничивалась безобразными подражаниями. Произведения искусства этих двух великих цивилизаций были доставлены ей финикийцами, тогдашними властелинами над морскими путями, соединяющими берега Средиземного моря, и народами Малой Азии, хозяевами сухих путей, ведших в Ниневию и Вавилон.

Каждому хорошо известно, насколько в конце концов греки поднялись выше своих образцов. Но открытия современной археологии также доказали, насколько грубы были их первые оболваненные статуи и что им нужны были века, чтобы дойти до шедевров, завоевавших себе бессмертие. На этот тяжелый труд – создать оригинальное искусство, оставившее за собой позади иностранное, – греки потратили около 700 лет; но успехи, сделанные ими в последний век, значительнее успехов всех предшествовавших веков. Больше всего времени требуется какому-нибудь народу для прохождения не высших этапов цивилизации, а низших. Самые древние произведения греческого искусства, произведения сокровищницы в Микенах, относящиеся к XII веку до Р. Х., обнаруживают совершенно варварские опыты, грубые копии с восточных образцов; шесть веков спустя искусство остается также еще восточным; Аполлон Тенейский и Аполлон Орхоменский чрезвычайно похожи на египетские статуи; но скоро успехи становятся очень быстрыми, и век спустя мы уже встречаем Фидия и чудные статуи Парфенона, т. е. искусство, освободившееся от своего восточного происхождения и стоящее значительно выше образцов, которыми оно вдохновлялось в течение столь долгого времени.

То же самое было с архитектурой, хотя этапы ее развития труднее установить. Мы не знаем, какими могли быть дворцы гомеровских поэм около IX века до Р. Х.; но медные стены, разноцветные крыши, золотые и серебряные животные, охраняющие ворота, заставляют невольно вспомнить об ассирийских дворцах, облицованных бронзовыми досками и эмалированными кирпичами и охраняемых изваянными быками. Во всяком случае, нам известно, что тип наиболее древних дорических греческих колонн, которые, по-видимому, восходят к VII веку, можно найти в Египте, в Карнаке и в Бени-Хасане, что ионическая колонна заимствовала многие из своих частей у Ассирии; но мы также знаем, что из этих чужеземных элементов, сначала наложенных друг на друга, потом слившихся и, наконец, преобразовавшихся, возникли новые колонны, совершенно отличные от своих первобытных образцов.

На другом конце древнего мира Персия показывает нам пример аналогичного заимствования и развития, но развития, не успевшего достигнуть своего апогея, потому что оно было круто остановлено чужеземным завоеванием.

Персия не имела семи столетий, как Греция, но только два века, чтобы создать себе искусство. Единственный народ, арабы, успел до сих пор выработать оригинальное искусство в столь короткое время.

История персидской цивилизации начинается только с Кира и его преемников, которые успели за пять веков до Р. Х. завладеть Вавилоном и Египтом, т. е. двумя крупными центрами цивилизации, освещавшими тогда своей славой восточный мир. Греки, которые должны были господствовать в свою очередь, тогда еще не шли в счет. Персидская империя сделалась центром цивилизации, пока она не была ниспровергнута Александром, переместившим вместе с тем центр мировой цивилизации. Не обладая никаким искусством, персы после завладения Египтом и Вавилонией заимствовали у них художников и образцы искусства.

Их власть продолжалась только два века, поэтому они не имели времени глубоко изменить унаследованное ими искусство; но когда эти завоеватели в свою очередь были покорены, они начали уже его преобразовывать. Развалины Персеполиса, еще и теперь стоящие, рассказывают нам о генезисе этих преобразований. Мы находим там несомненное смешение или скорее наслоение египетского и ассирийского искусств, смешанных с некоторыми греческими элементами; но и новые элементы, именно высокая персеполитанская колонна с двуглавыми капителями, показываются уже там и позволяют предсказать, что если бы у персов не было столь ограниченного времени господства, то эта высшая раса создала бы себе столь же оригинальное, если не столь же высокое искусство, как греческое.

Доказательством этого могут служить персидские памятники, найденные десять веков спустя. После династии Ахеменидов, ниспровергнутой Александром, наследовала династия Селевкидов, потом династия Арсакидов и, наконец, династия Сасанидов, ниспровергнутая в VII веке арабами. Вместе с ними Персия приобретает новую архитектуру, и когда она снова начинает строить памятники, то они носят на себе печать несомненной оригинальности, вытекающей из сочетания арабского искусства с древней архитектурой Ахеменидов, измененной сочетанием с эллинизированным искусством Арсакидов (гигантские порталы во всю вышину фасада, эмалированные кирпичи, стрельчатые своды и т. д.). Это-то новое искусство и перенесли впоследствии моголы в Индию, предварительно преобразовав его по-своему.

В предыдущих примерах мы находим различные ступени преобразований, какие может совершить один народ в искусстве другого, смотря по его расе и времени, каким он располагает на это преобразование.

У низшей расы (у эфиопов), имевшей в своем распоряжении века, но обладавшей очень слабым психологическим развитием, мы видели, что заимствованное искусство было приведено в низшую форму. У расы высокой и имевшей в своем распоряжении века, у греков, мы констатировали полное преобразование древнего искусства в новое, значительно высшее. У другой расы, у персов, менее развитой, чем греки, и располагавшей коротким временем, мы нашли большую способность приспособления и зачатки преобразования.

Но помимо примеров, большей частью отдаленных, какие мы только что привели, есть еще другие, гораздо более современные, показывающие величину тех изменений, какие приходится совершить той или другой расе в заимствованном ею искусстве. Эти примеры тем более типичны, что в данном случае речь идет о народах, исповедующих одну и ту же религию, но имеющих различное происхождение.

Когда в VII веке нашей эры арабы завладели самой большой частью старого греко-римского мира и основали гигантскую империю, простиравшуюся от Испании до Центральной Азии, захватив весь север Африки, они очутились лицом к лицу с вполне определенной архитектурой византийской. С самого начала они ее целиком приняли как в Испании, так в Египте и в Сирии, для построения своих мечетей. Мечеть Омара в Иерусалиме, мечеть Амру в Каире и другие памятники, еще теперь сохранившиеся, свидетельствуют нам о таком заимствовании. Но это продолжалось недолго, и мы видим, как памятники видоизменялись от страны к стране, от века к веку. В своей «Истории цивилизации арабов» я показал происхождение этих изменений. Они до такой степени значительны, что между таким памятником начала завоевания, как мечеть Амру в Каире (1742 г.), и мечетью Каит-Бей (1468 г.) конца великой арабской эпохи нет ни малейшего сходства. Я показал своими объяснениями и рисунками, что в различных странах, подчиненных закону ислама – в Испании, в Африке, в Сирии, Персии, Индии, – памятники имеют столь значительные различия, что их совершенно невозможно соединить под общим названием, как это можно сделать, например, по отношению к готическим памятникам, которые, несмотря на все свои различия, обнаруживают явное сходство.