Читать онлайн «Психосоматика». Страница 20

В данном контексте под психикой я подразумеваю центральную нервную систему. Речь не идет о выявлении формы психической причинности, что входит в компетенцию философии и чистой психологии. Следовательно, мое терапевтическое вмешательство органично, изнутри согласовано с координатами клеточных синапсов, процессы в которых определяются образом жизни и мысли больного. Действительно, именно «модус вивенди» задает план, по которому органика равняется на форму интенциональности субъекта.

Интенциональность, стереотипы, комплексы человеческого существа являют собой определенную архитектуру. «Архитектура» означает: строить на основе принципа, или «архэ». Принцип, первоначало – и есть психика, но сама архитектура предстает перед нами благодаря процессам материализации, то есть посредством кирпичей, извести, несущих конструкций. Образ жизни субъекта, характерные фиксированные модули существования больного однозначно определяют цитохимическое строение патологического симптома или здоровья, соответствующее органическому состоянию человека.

Устранить психосоматические явления может каждый, но фактически на это способны только самые понимающие, проявляющие волю к жизни. Большинство всегда получит медицинское лечение, в то время как здоровье будет достигнуто только растущей личностью.

Применение онтопсихологической методологии в сфере психосоматики позволяет установить следующее.

1) Точный анализ симптома с точки зрения жизни субъекта в целом. Другими словами, мы получаем ответ на вопрос: при наличии данного симптома больной умрет или будет жить? Следовательно, мы не описываем медицинскую семиотику симптома, но точно определяем степень тяжести заболевания. Онтопсихологический диагноз показывает, насколько деталь (симптом) опасна для жизни человека, и дает краткие указания для последующей работы врача.

2) Идентификация координат излечения. При условии выполнения указаний, вытекающих из поставленного диагноза, симптом просто исчезает, лишаясь всех шансов для того, чтобы остаться.

3) Контроль и проверка неотвратимости смерти. Мы устанавливаем, обладает ли субъект возможностью и волей для того, чтобы изменить собственный стиль жизни. Поскольку болезнь – это соматика стиля жизни пациента, можно точно определить надвигающуюся смерть и ее мотивацию. Почти всегда смерть обязана своим приближением отсутствию должных действий субъекта, а не вирулентности симптома: субъект не ориентируется на универсальные законы, всегда определяющие физическую и биологическую данность. Человеческое существо не может изменить физическую систему универсальных законов мироздания. Наши культура и мировоззрение относительны, они не могут заместить трансцендентные категории универсальных законов существования материи самой по себе. Болезнь всегда является результатом неправильного вмешательства в архитектуру универсальных вселенских законов, пусть и обусловленного благими намерениями.

Болезни для возникновения требуется специфическая причинность, восходящая к бессознательной деятельности пациента

Хочу еще раз подчеркнуть: врач, медицина и фармацевтика, какими бы замечательными они ни были, не способны противостоять радикальному волюнтаризму, воплощенному в той архитектуре, которую больной выстраивает в собственном организме. Невозможно вылечить больного против его воли, против его психического детерминизма. Болезни для возникновения требуется специфическая причинность, восходящая к бессознательной деятельности пациента. Не существует болезни без программы. Онтопсихология открыла то, как планируется болезнь.

Приведу пример. Попробуем проанализировать поведение какого-то человека. Мы видим, что он выходит из дома, садится в машину, едет в определенном направлении. Заходит в здание, выходит, едет по направлению к морю, затем возвращается, заходит в другой дом, встречается с другим человеком и так далее, то есть занимается в течение дня самыми разными делами.

Невозможно вылечить больного против его воли, против его психического детерминизма

На следующий день мы видим, что этот человек совершает все тот же моцион, пусть и с небольшими вариациями. То же самое происходит и в последующие дни. Допустим, мы решили, что анализируемый субъект не должен ехать по определенной дороге. С этой целью мы возведем стену и увидим, что субъект не остановится, а объедет препятствие и достигнет желаемого места. Для того чтобы изменить поведение субъекта, мы должны не действовать извне, а встретиться с ним, поговорить и понять, каков его ежедневный проект, каковы мотивы его поведения. То же самое происходит и с болезнью: мы создаем противодействие, но не останавливаем причину болезни, вследствие чего она, рано или поздно, находит обходные пути.

Мое исследование заболевания не распространяется на те его формы, которые явно вызваны какой-то коллизией или внешним недостатком. «Коллизия» означает столкновение, падение, эпидемию, то, в чем присутствует внешняя опасность. «Недостаток» означает, что субъекту чего-то не хватает: он мало ест, пьет слишком много кофе или же много курит. В обоих случаях присутствуют внешние причины, которые искажают порядок, что вызывает объективные химические изменения биологической органиграммы.

Я принимаю во внимание различные заболевания, в том числе все формы опухолей, шизофрению, СПИД, проказу, сердечно-сосудистые заболевания, все формы паралича, церебральные приступы и так далее, то есть все так называемые неизлечимые с точки зрения медицины заболевания. Я не рассматриваю легкую психосоматику, о которой обыкновенно говорят врачи и психологи. Прежде всего я имею в виду психосоматику с тяжелыми органическими последствиями, когда нарушена не только функция органа, но и сам орган.

Симптомы, присущие психосоматике, обычно обладают следующими характеристиками: а) хронический характер, постоянство симптома; б) фактор дистонического состояния субъекта – нервозность, повышенная чувствительность ко всему, что связано с болезнью, постоянные забота и тревожность по отношению к симптому; в) потребность пациента вовлечь в свою проблему других людей, другие социальные слои. Кроме физической болезни, в субъекте заметно беспокойство, прогрессирующее напряженно-маниакальное состояние. Этих трех симптомов уже достаточно для того, чтобы заподозрить наличие психической причины болезни. Когда болезнь имеет исключительно органическое происхождение, без всяких вкраплений психического характера, то и сновидение указывает только на соматические корни нарушений.

Болезнь всегда представляет собой стратегический ответ на потребность субъекта. Для того чтобы основательно понять болезнь, мы должны познать ее динамико-волевые мотивы. Зачем запускается процесс? Кто придает тот или иной молекулярный строй химическим медиаторам? Кто производит отбор передаваемой информации? Почему нейрон воспринимает эту информацию и исключает всю остальную? Когда мы ожидаем кого-нибудь на вокзале, то не обращаем внимания на сотни людей, проходящих мимо, поскольку нам интересен только один. Для понимания того, почему мы встречаем именно этого человека, необходимо раскрыть структурирующую нас мотивацию.

Тематический отбор, проводимый нейронными синапсами, пропускает точно определенную информацию и исключает всякую другую. Мы, как исследователи-клиницисты, должны раскрыть интенциональность, формализующую данный информационный отбор. Поэтому мы внедряемся в сферу бессознательного, в которой и расположен «центр отбора», «центр мотивации». Медику необязательно изучать бессознательное: ему достаточно знать это и не бороться со скрытыми намерениями больного. Именно пациент проектирует свою болезнь, даже если сам он этого не знает.

Прежде чем приступить к внешнему лечению, мы должны понять патологический феномен, установить его цель, первичную мотивацию: чего хочет достичь субъект посредством данного симптома? Куда он хочет прийти? Преследуя свою цель, субъект ошибается, потому что убивает самого себя, не понимая этого. Больной обладает правом жизни, но, будучи инфантильным и невежественным, некомпетентно распоряжается им.

Прежде чем приступить к внешнему лечению, мы должны установить первичную мотивацию

Приведу клинический случай. Один гинеколог обратился ко мне по поводу своей пациентки, которая в течение многих лет безуспешно пыталась забеременеть. Природные данные, анализы подтверждали возможность беременности, но искусственное оплодотворение не привело к желаемому результату. Попытки повторялись в течение трех лет, поскольку эта женщина, как и ее муж, горячо желала появления ребенка. Женщина полностью доверяла своему лечащему врачу. После непродолжительного психологического анализа я пришел к выводу, что женщина вовсе не хотела иметь детей, а была заинтересована в своем бесплодии, которое давало ей повод посещать своего гинеколога. Первичной целью женщины, даже если она и была деревенской жительницей, не отличающейся высоким уровнем культуры, были отношения с врачом, возможность общаться с достойным человеком, и поэтому она сводила на нет жизненность сперматозоидов своего мужа и донора. Глубокий чувственный контакт с медиком требовал оправданий, потому что женщина придерживалась строгих правил и никогда бы не пошла на эротическую связь с врачом. Это смещение позволяло женщине проживать свою инфантильную любовь. Вторичной целью было то, что таким образом пациентка привлекала к себе внимание односельчанок, вызывая их сочувствие и зарабатывая свой социальный статус.