Читать онлайн «Повелители фрегатов». Страница 33

Однако основу российского адмиралитета в парусную эпоху составляли те, кто всей своей жизнью доказал преданность России и флоту. Не зря, к примеру, офицеры ушаковской эскадры на Средиземном море за глаза именовали своего командующего «наш Федор Федорович». В этом уважение не только как к начальнику и флотоводцу, но и как к человеку. Действительно надо было быть настоящим флотовождем и отцом для подчиненных, как вице-адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин, которому офицеры его эскадры преподнесли в конце плавания памятный адрес с такими строками;

Начальник славой венчанный, Являет нам собой отца. Врагов России победитель, И счастья нашего творец, Надежда всех и покровитель, Муж незабвенный для сердец.

Имена этих истинных флотовождей Россия помнит и сегодня: Ф.М. Апраксин, Г.Л. Спиридов, Ф.Ф. Ушаков, Д.Н. Сенявин, П.С. Нахимов, В.Л. Корнилов и многие-многие другие. Вечная им за это слава и признание потомков!

В адмиральской среде редко когда бывало все тихо и ладно. Интриги одного против другого в надежде получить более высший чин или должность — это дело обычное, но порой в высшем адмиралитете вспыхивали настоящие войны между смертельно враждующими кланами. Вот тогда у «холопов», как говорится, лбы трещали по-настоящему. Попробуй только выказать расположение представителю чужой партии или не сориентироваться в ситуации! В разное время враждующие группировки именовались по-разному и возглавлялись разными лидерами, но суть конфликта всегда была приблизительно одинакова: противостояние русских флагманов иностранцам или сторонникам западных воззрений.

Одна из самых ожесточенных войн «адмиральских партий» произошла вскоре после смерти Петра Великого. Тогда столкнулись так называемая «английская» и русская» партии. Шла беспрестанная борьба за власть: армию прибрал к рукам фельдмаршал Миних, флот оставил за собой вице-канцлер Остерман. Под крылом Остермана начало расти влияние. Наиболее реакционной части высшего флотского командования, составившей так называемую «английскую партию». «Англичане» требовали пересмотра основных положений Петра I по флоту, отмены петровского Морского устава и принятия английского. Во главе новоявленных реформаторов стояли вице-адмирал Головин, адмиралы Сивере и Гордон. Однако «англичане» в своих планах скорого переустройства петровского флота просчитались. В противодействие им стихийно возникла «русская партия» во главе с Соймоновым, Зотовым, Берингом Неофициальное руководство партией взял на себя вице-адмирал Наум Сенявин. «Русские» отстаивали самостоятельный путь развития отечественного флота, следование заветам Петра, Причем если «английскую партию» составляли в большинстве своем старые адмиралы, то «русскую» — прежде всего молодые капитаны кораблей и рядовые офицеры.

Несмотря на все старания и интриги Остермана, «русская партия» во главе с боевыми адмиралами и капитанами была чрезвычайно популярна на флоте. Особую же опасность для «англичан» представлял Конон Зотов, знающий как свои пять пальцев всю тайную кухню Адмиралтейств-коллегий. Один из историков следующим образом описал значение Зотова: «Среди русских было, однако, одно лицо, имевшее… все данные, чтобы выступить в прениях могучим противником реформаторов, — лицо, давшее некогда повод Петру Великому провозглашать здравицы… за успехи его в науках… получившее почетную известность: как вполне образованного моряка, боевого офицера, соучастника Сенявина в первой морской победе русских, тщательного служаки, знатока морской тактики и организации иностранных флотов, сотрудника Петра по составлению Морского регламента и устава… смелого и речистого человека, не затруднявшегося входить со своими представлениями к Петру, иногда резко несогласными со взглядами государя. Среди «русской партии» был капитан Конон Никитич Зотов…» Однако без поддержки сверху «русская партия» была обречена на поражение. Используя административную власть, «англичане» исподволь повели расправу со своими наиболее опасными врагами. Прежде и легче всего избавились от Витуса Беринга, которого срочным образом спровадили во Вторую Камчатскую экспедицию. В ней командор Беринг совершит много открытий, впервые донесет русский флаг до берегов Америки, но в Россию уже не вернется. Могилой ему станет скалистый остров (названный впоследствии его именем) в далеком, продуваемом северными ветрами проливе (тоже получившем позже его имя). После Беринга «англичане» взялись за контр-адмирала Соймонова. Вскоре бравый моряк был взят под арест как конфидент заговорщика князя Вяземского и судим. Контр-адмирала били плетьми, ему рвали ноздри, а потом отправили по этапу в Сибирь. Одновременно началась травля Наума Сенявина, которого адмирал Сивере буквально выживал с флота, придираясь к каждой мелочи. Заседания Коллегии превратились для Сенявина в сущий ад. Не уступая ни в чем, он дрался как лев, но был один.

Протоколы заседаний доносят до нас драматизм происходившего: «…То он (Сенявин) принужден будет в Коллегию не ездить, понеже он вице-адмиралом служит 33 года и такой обиды не имел, а адмирал и вице-президент (Сивере) объявил, что и он в России служит близ 26 лет, а дураком не бывал, и на то вице-адмирал Сенявин говорил, от кого он так признан?» Затравив Сенявина, сгноив Соймонова и избавившись от Беринга, «английская» партия на время одержала верх, однако, едва на престол взошла императрица Елизавета, «русская» партия взяла свой реванш.

Еще один из примеров единоборства адмиральских группировок. К концу 80-х годов XVIII века на Балтийском флоте сложились две противоборствующие партии. Первую, главенствующую, составляли иностранцы Главой этой партии был адмирал Самуил Грейг, идеологом — наш посол в Англии граф Семен Воронцов. Покровительствовал ей и вице-канцлер Безбородко. Грейга флот особо не знал и откровенно не любил. После Чесменской экспедиции адмирал в моря почти не хаживал, а сидел в Кронштадте на должности тамошнего главного командира. Англоман Воронцов вообще считал, что офицерами в русском флоте могут быть исключительно англичане или на худой конец русские дворяне, но обязательно прошедшие учебу в британском флоте. Остальных же надо просто разогнать. Граф лично подыскивал в Англии офицеров в наш флот, устраивал их в России на хорошие должности и оказывал всемерное покровительство. Каждое невнимание к своим протеже он расценивал как личное оскорбление. По этой причине карьера у нанятых англичан, в отличие от русских офицеров, шла стремительно. Особенно протежировал Воронцов вчерашнему английскому лейтенанту Джеймсу Тревенину, офицеру дельному, но не знавшему ни России, ни нашего языка, ни нашего флота Тревенина, однако, Воронцов почитал разве что не гением и мечтал, видеть в адмиралах. Куда уж тут тягаться какому-нибудь лейтенанту, о котором помнят разве что друзья однокашники, да папенька с маменькой в деревне.

Во главе противной иностранцам русской партии стояли адмирал Чичагов и вице-адмирал Круз. Оба были своими, родными, но, увы, никакого покровительства им сверху не было. Кроме того, оба отличались непреклонным характером, что при дворе принималось за необразованность, и презрением к придворному холуйству, что воспринималось как невоспитанность. Все попытки адмиралов хоть как-то ограничить английское засилье наталкивались на мощное противодействие. Наслушавшись своих советчиков, императрица Екатерина II с недовольством высказывалась о Чичагове с Крузом:

— Эти двое просто выкуривают моих иностранцев, на которых потрачена уйма денег, ну, не разорители ли!

Со смертью Грейга расклад в противоборствующих партиях изменился. Почти сразу же закатилась карьера главного грейговского протеже — командира «Не тронь меня» Джеймса Тревенина. С Тревенином Грейга объединяли не только общие воспоминания о службе в британском флоте. Оба почитали Джеймса Кука, на сестре которого первый был женат, а второй участвовал в его кругосветном плавании. Слов нет, Тревенин был моряком дельным и деньги, получаемые из русской казны, отрабатывал на совесть. Однако нетерпеливый Грейг желал видеть своего сотоварища уже ни много ни мало, а младшим флагманом флота, а потому осаждал Безбородко просьбами произвести Тревенина в контр-адмиралы вне линии, что было в те времена делом весьма непростым. Хитрый Безбородко напрямую не отказывал, но и от прямых обещаний тоже отказывался, говоря, что займется этим самолично после окончания кампании. И вот теперь Тревенин лишился своего знаменитого покровителя. И хотя англичанину всей душой симпатизировали известные англоманы братья Воронцовы, помочь ему они уже ничем не могли. Пытались братья подобраться к Безбородко.

— Ах, Александр Андреевич, — говорили они ему, встречаясь во дворце. — У наших моряков одно вертопрашество и невежество, дурь да лень. У англицких же сызмальства культурность столь изрядна, что нашим и не снилась! Так что следует нам во флотоводцы двигать не какого-то там сиволапого Козлянинова, а настоящего мореходца Тревенина. За что, кстати, будет нам почет и уважение с островов Британских!