Читать онлайн «Черноморский флот в трех войнах и трех революциях». Страница 58

Наши оборонительные минные заграждения под Севастополем приводили к напрасным потерям наших боевых кораблей и транспортных судов от авиации и артиллерии противника. Не только быстроходные эсминцы и крейсера, но и тихоходные транспорты осенью 1941 г. — весной 1942 г. могли в темное время суток пройти большую часть пути от Новороссийска и войти затемно в Северную бухту. Замечу, что германская авиация в то время на Черном море ночью не могла вести атаки наших кораблей. Но увы, из-за мин нашим кораблям приходилось вставать на якорь на подходах к севастопольским минным заграждениям и ждать рассвета, а затем идти за тральщиками, высланными из Севастополя, с черепашьей скоростью по узкому фарватеру под огнем германской дальнобойной артиллерии и под вой германских пикирующих бомбардировщиков Ju-87. Надо ли говорить, что все фарватеры были хорошо известны вражеским летчикам и артиллеристам.

28 ноября 1941 г. в 22 ч 00 мин крейсер «Красный Кавказ», шедший в Севастополь с грузом боеприпасов и маршевым пополнением, «из-за плохой видимости и штормовой погоды не мог пройти фарватером через минное заграждение в районе Севастополя и вследствие ограниченного запаса топлива был возвращен в Новороссийск»{86}.

13 января 1942 г. эсминец «Бойкий» вышел из Новороссийска в Поти. «На военном фарватере Новороссийской военно-морской базы он столкнулся с транспортом и, получив повреждения, вернулся в Новороссийск»{87}.

Из-за мин были существенно ограничены возможности обстрела вражеских береговых объектов. Вот характерный пример. 3 декабря 1941 г. в 20 ч 07 мин крейсер «Красный Кавказ» в сопровождении тральщиков «ТЩ-25» и «ТЩ-26» вышел из Северной бухты в район Балаклавы и, «маневрируя между берегом и внутренней кромкой минного заграждения, с 21 ч 33 мин до 21 ч 43 мин обстреливал дер. Черкез-Кермен. Выпущено 20 снарядов. «ТЩ-25» обстрелял высоту 471,7, выпустив 30 снарядов, и «ТЩ-21» выпустил 60 снарядов по высоте 566,2. Стрельбы велись по площадям»{88}. Не позавидуешь командиру крейсера, маневрирующему между Сциллой и Харибдой.

Физически невозможно перечислить все бедствия из-за преступного приказа Кузнецова о постановке минных заграждений у черноморских портов.

Будучи опытным моряком, командующий Черноморским флотом прекрасно понимал, какой вред наносят эти минные поля. Вытралить свои мины полностью в ходе боевых действий Черноморский флот физически не мог, я уж не говорю о том, какой вой подняли бы в Москве Кузнецовы и Исаковы. Тогда Октябрьский пошел на тактическую хитрость и обозвал траление собственных мин «расширением фарватера». Вроде бы чисто техническое мероприятие, можно и в Москву не докладывать.

В течение многих недель суда ОВР ГБ[39] тралили собственные минные заграждения. Цитирую «Хронику…»: «Минный заградитель «Дооб», шесть тральщиков-катеров, четыре сторожевых катера и шхуна «Курортник» (ОВР ГБ) в течение для производили тральные работы по очистке и расширению ФВК № 3 ГБ. На кромках фарватера затралено и уничтожено восемь наших мин»{89}.

Замечу, тральные работы шли под воздействием германской артиллерии и авиации, и серьезно расширить фарватер у Севастополя не удалось. Собственные минные заграждения удалось окончательно вытралить лишь в начале 1950-х годов.

В книге Р.Ф. Октябрьской «Штормовые годы» говорится: «Адмирал Ф.С. Октябрьский писал позднее: «Мне казалось — и в те дни, и впоследствии — что это тоже давление прошлого, как и постановка оборонительных минных заграждений в районе главной базы».

Да, взгляды на постановку оборонительных минных полей командующего флотом и наркома ВМФ Кузнецова расходились. Ф.С. Октябрьский впоследствии писал: «Зачем нужно было с первых дней войны ставить минные заграждения? Против кого их ставили? Ведь противник-то сухопутный, он на море имеет главным образом авиацию да торпедные катера, которым мины — не помеха. Вот, несмотря на то, что мины будут больше мешать нам, чем противнику, заставили нас ставить мины, на которых больше погибло своих кораблей, чем противника. У нас одних эсминцев погибло на своих минах три: «Дзержинский», «Смышленый», «Совершенный»{90}.

Я не думаю, что эти высказывания являются «остроумием на лестнице». Глупость минных постановок очевидна. Но тут возникает естественный вопрос, почему Филипп Сергеевич, получив приказ Кузнецова, не обратился лично к Сталину. «Кузнецов говорит о вторжении итальянского флота и германских подводных лодок в Черное море, но никаких конкретных фактов не приводит. По имеющимся в штабе Черноморского флота данным, никаких итальянских и германских судов нет ни в Черном море, ни в Проливах. Прохождение вражеских судов через Проливы к нашим военно-морским базам займет несколько дней. За это время можно десять раз поставить любые минные заграждения. Считаю постановку заграждений преждевременной».

Спору нет, у вождя хватало головной боли с поражениями сухопутных войск, но уверен, что телеграмма от Октябрьского была бы им рассмотрена.

Обращаясь к Сталину, Октябрьский мог бы достичь сразу трех целей — изменить ход войны на Черном море, свалить наркома Кузнецова и, возможно, уменьшить потери от своих мин на Балтике и в Тихом океане. На Балтике немцы и финны неоднократно использовали советские минные заграждения против нас же. А непродуманная постановка с 12 по 30 июля 1941 г. 9105 мин и минных защитников у Владивостока и еще трех военно-морских баз Приморья привела к гибели подводных лодок «М-49» и «М-63» и не менее десяти других судов. И это у невоевавшего флота.

Бомбардировка Констанцы советскими кораблями и самолетами в конце июня 1941 г. хорошо описана в советских и западных источниках. И что нечасто случается, обе стороны в целом положительно оценивают ее. Тем не менее даже столь хорошо изученная операция содержит множество тайн и белых пятен.

Начну с того, что все наши и западные авторы неверно указывают цель налетов на Констанцу. К примеру, в официальном труде «Боевой путь Советского Военно-Морского Флота» говорится: «В ходе войны Румыния была основным источником снабжения фашистской Германии и ее сателлитов нефтью — важнейшим стратегическим сырьем, необходимым для обеспечения боевой деятельности мотомеханизированных частей армии, воздушных сил и военно-морского флота. Потому удары по морским сообщениям противника должны были затруднить снабжение его горючим. Основным портом вывоза нефти морским путем была Констанца — главная военно-морская база противника на Черном море.

Флот должен был нарушать перевозки румынской нефти морским и речным путем в страны фашистского блока и пресечь морские перевозки по линии Констанца — Босфор»{91}.

Вроде бы все сказанное абсолютно верно, тут можно лишь добавить, что по Дунаю со всей Центральной Европы шел поток грузов в Черное море, Проливы и далее в порты Средиземноморья.

Даже одной трети Черноморского флота хватило бы, чтобы полностью блокировать все порты Румынии и пресечь вражеские перевозки по Черному морю.

Для этого достаточно было направить 25—30 торпедных катеров «Г-5» и столько же катеров «МО-4» в дельту Дуная и создать там для них операционные базы. Радиус действия торпедных катеров можно было увеличить за счет дозаправки в море или буксировки катерами «МО-4». Запас топлива на «МО-4» позволял без проблем действовать им у всего побережья Румынии. Катера «МО-4» не несли торпед, но пара таких катеров (вооруженных четырьмя 45-мм пушками) могла стать серьезной угрозой для любого торгового судна и идущих без сопровождения боевых кораблей. Кроме того, торпедные катера и катера «МО-4» могли использоваться для активных минных постановок у берегов Румынии.

Противопоставить нашим катерам Румынии было практически нечего. Разве что вывести в море свои 4 эсминца, но на этот случай у нас было более чем достаточно лидеров и эсминцев.

Таким образом, одни катера могли полностью парализовать все грузопассажирские перевозки противника на Черном море. Наконец, торпедные катера и катера «МО-4» могли из пушек и пулеметов производить обстрелы мелких населенных пунктов Румынии.

Уверен, что кто-то из читателей бросит упрек автору, мол, хорошо воевать «задним числом». Но я пишу только об очевидных вещах, которые был обязан сделать даже самый заурядный морской офицер. Летом 1941 г. ни торпедным катерам, ни «МО-4» делать на Черном море было нечего. Для торпедных катеров не было вражеских надводных кораблей, а для катеров «МО-4» — подводных лодок.

Между прочим, многие офицеры Черноморского флота в июне — июле 1941 г. предлагали использовать торпедные катера по назначению. Так, командующий Дунайской флотилией 25 июня просил командование Черноморского флота прислать торпедные катера «Г-5» на Дунай для атаки румынских мониторов у Тульчи или Галаца. Октябрьский послал только 4 катера Г-5. Они прибыли в Кислицу (базу на Дунае) только 28 июня. А уже через 5 дней Октябрьский приказал вернуть их обратно в Очаков. По мнению адмирала, базировавшихся там 24 торпедных катеров было слишком мало для отражения атаки итальянского флота. А вдруг появится «Джулио Чезаре» и начнет палить из 320-мм пушек по Очакову, и тогда эти 4 катера должны были решить исход боя!