Читать онлайн «История Кубанского казачьего войска». Страница 65

Такое же несложное явление, как и все остальные стороны казачьей жизни, представляло собой деление населения на сословия. Образование сословий лишь началось и сводилось главным образом к интересам материальным.

Но между тем, как казачья старшина или панство формировалось под преобладающим воздействием материального начала, духовное сословие создано было народной массой под влиянием религиозных потребностей. Для этого сословия мелкие казачьи общины сами выделяли из среды своей лучших, излюбленных людей.

Той же заботой о духовных нуждах обусловливалось устройство церквей и монастырской обители. Без первых не могло жить все население, а монастырь, кроме удовлетворения нужд духовных, должен был служить убежищем для престарелых и больных казаков.

Такие учреждения действовали в то время смягчающим образом на суровые нравы населения. «Семейственное житие» находилось в периоде формирования и выработки семейных устоев; на смену дикого разгула «сиромы» шло умягчающее влияние жены и матери, но положение женщины было крайне тяжелым, и дети росли, как трава в поле, без гуманизирующего влияния образования; все, одним словом, регулировалось в этой области господствовавшими обычаями, а обычай, этот «деспот людей», тогда был зачастую дик и жесток, носил явные следы первобытных отношений людей.

Наиболее ярким выразителем отрицательных сторон казачьей жизни служил суд. Область криминальных отношений у черноморцев изобиловала и воровством, и грабежами, и членовредительством, и убийствами, и всякими другими насилиями, отражавшими темные стороны народной жизни. Но самый суд и судебные формы отличались крайне примитивным характером, и если суровые судебные дела вершились под непосредственным воздействием суровых обычаев, то наряду с этим существовали и случаи смягчения этих обычаев.

Так зародилась казачья жизнь во всех ее разнообразных проявлениях на обетованных землях Черномории.

Знакомство с внутренней жизнью черноморцев без военной обстановки было бы неполно. Черноморцы шли из-за Буга на Кубань «гряныцю держаты». В жалованной войску грамоте так категорически и указано: «Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». Казаки, следовательно, заранее были осведомлены о том положении, какое они должны были занять в новом крае. Для них поэтому в высшей степени было важно, кто окажется у них соседями и как эти соседи отнесутся к ним, как к пришельцам.

Пограничными соседями черноморцев оказались русские и черкесы. Русскими были так называемые некрасовские казаки, водворившиеся на Кавказе далеко раньше, чем возникла у бывших запорожцев даже мысль о переселении на Кубань.

Некрасовцами, или игнат-казаками, назывались на Кавказе беглые казаки-раскольники с Дона. С появлением раскола на Дону начались усиленные гонения на раскольников со стороны русского правительства. Особенно упорно преследовал раскольников Петр Великий. Казаки-раскольники силой исторических обстоятельств вынуждены были поэтому бежать с Дона на Кавказ. Борьба русского правительства с этими беглецами запечатлена была казнями двух видных представителей раскола — донского казака Костюка и атамана Манацкого. Это были предводители партий раскольников-казаков, бежавших с Дона на Кавказ. Третьим крупным предводителем раскольников был Игнат Некрасов, по имени которого были названы и самые беглецы.

Некрасовцы вышли с Дона при Петре Великом, много позже после того, как сложили свои головы Костюк и Манацкой, и образовали на Кавказе самую устойчивую группу вольного казачества, искавшего вне родины условий для осуществления религиозной свободы и учреждений в духе исконных казачьих идеалов.

После подавления Булавинского бунта, говорит историк Донского войска Ригельман, «Игнашка Некрасов прибежал в свою Есауловскую станицу и, взявши жену и детей, ушел со всеми товарищами на Кубань, и там с сообщниками и со всей их шайкой, в подданство Крымскому хану отдался». Сам по себе Булавинский бунт представлял яркое проявление народной силы и мощи, а Булавин был одним из крупных борцов за казачьи идеалы. Булавинское восстание вызвано было запрещением центрального правительства принимать в казачество беглых помещичьих людей. Казаки не могли помириться с этим запретом, и во главе народного движения стал Булавин, сложивший свою голову за казачью свободу и автономные права. Некрасов был правой рукой Булавина в этой борьбе с правительственными войсками. Булавин сразу же поставил его полковником и поручал потом командование тысячными отрядами. Когда разбитый всюду Булавин в отчаянии застрелился, его место занял Некрасов. Пробравшись в верховые станицы, Некрасов собрал новую толпу вольницы и пришел с ней на Волгу. Здесь он ограбил города Саратов и Царицын, а оказавшую ему упорное сопротивление Камышенку разорил дотла. Так как со смертью Булавина казаки мало-помалу стали приносить повинную, то Некрасов нашел невозможной дальнейшую борьбу с правительственными войсками. Желая избежать плена и казни, он пробрался в 1708 году со своими сообщниками на Кубань. Сюда же после к нему прибыли и два других булавинских предводителя: Гаврюшка Чернец и Ивашка Драной.

На Кубани некрасовцы заняли место в центре бывшего царства Босфорского. По указанию Крымского хана они осели тремя городками — Блудиловским, Голубинским и Чирянским, на Таманском полуострове между Копылом и Темрюком. Городки эти, названные так по именам тех станиц, из которых прибыла на Кубань главная масса беглецов, были укреплены земляными валами и увезенными с Дона шестью медными и одной чугунной пушками. Впоследствии община некрасовских казаков возросла численно и окрепла экономически. Надо полагать, что некрасовцы застали уже на Кубани часть казаков-раскольников, ушедших с Дона, и что с ними слились как астраханские казаки-раскольники, так и казаки-раскольники, поселившиеся в устьях р. Лабы. По крайней мере, позже те и другие выходцы исчезли с прежних мест поселения. Но главный приток в некрасовской общине давали новые беглецы с Дона, селившиеся слободами между тремя названными станицами. Некрасовцы, выражаясь язвительным языком Ригельмана, «приумножили себя казаками, такими же ворами, каковы были сами». В переводе на более деликатный язык это означает, что к некрасовцам льнула казачья вольница, не желавшая мириться с порядками на родине или бежавшая из-под кнута и ссылки. Всякие люди, конечно, сюда попадали; но основную окраску некрасовскому казачьему войску придавало религиозное отщепенство, возведенное в подвиг и дышавшее непримиримым фанатизмом.

Крымский хан и татары сумели использовать эти качества «игнат-казаков». В лице их они нашли стойких и озлобленных противников русских войск и тех казаков, которые были на стороне православия против раскола. Вражда беглецов, зародившаяся на Дону, перенесена была на Кубань, и здесь не только не угасла, но беспрерывно тлела, как искра, могущая во всякое время разгореться в огромный пожар. Некрасовцы превратились не только в подданных татар, но и в их союзников. Приверженность их к ханам была так велика, что последние употребляли часть некрасовцев против внутренних смут и для подавления волнений среди татар. При набегах же и войнах с русскими некрасовцы становились в ряды врагов России и несли месть и опустошения в места прежней своей родины.

Татары, давши некрасовцам убежище, предоставили им полную свободу в делах веры и внутренних распорядков. У казаков осталось свое управление, свои выборные власти. Завися от ханской администрации, в своей внутренней жизни казаки руководились вековыми обычаями и исторически сложившимися установлениями. Во главе казачьей общины стоял выборный войсковой атаман и «казачий круг», или сход, полноправных представителей общины. Эти высшие органы управления были одинаково присущи и всему некрасовскому войску и тем мелким единицам, на которые оно делилось. Пока жив был сам Некрасов, он был и войсковым атаманом в силу уже того высокого авторитета, которым он пользовался у казаков, татар и черкесов. После войсковыми атаманами избирались, несомненно, самые видные в войске по деятельности лица.

Вместе с самоуправлением некрасовцы пользовались самой широкой религиозной свободой, живя среди мусульман. Татары не посягали ни на их веру, ни даже на народные обычаи; некрасовцы совершенно свободно строили церкви, молельни и отправляли в них по своим обрядам богослужение. Мало того, они устраивали скиты и монастыри, и татары не только не препятствовали им, но и относились с должным уважением к этим религиозным учреждениям. Вера отцов, «старая вера» находилась у татар под защитой властей, как неприкосновенная народная святыня.