Читать онлайн «Страсти по адмиралу Кетлинскому». Страница 52

Как видно из воспоминаний Г. Веселаго и приведенных им документов, он действительно был озабочен тем, чтобы развернуть в Мурманском крае антибольшевистскую борьбу. Для этого Веселаго предпринимал и определенные шаги. Однако, совершенно очевидно, и сам Веселаго это подчеркивает, что в этом вопросе он действовал исключительно на свой страх и риск, не ставя в известность о своей деятельности Кетлинского и не имея от него на это никаких полномочий. Обходит молчанием в своих воспоминаниях Г. Веселаго и позицию самого Кетлинского по данному вопросу. А потому говорить о неких тайных замыслах главнамура по отторжению Мурманского края от центральной власти и о конфронтации с ней не имеет никакого смысла. У нас на этот счет нет ни документов, ни даже заслуживающих доверия свидетельств современников.

Союз бывшего царского офицера и советских организаций на Мурмане до сих пор вызывает недоумение среди сторонников классовой трактовки истории, не терпящей компромиссов противоборствующих классов. Один из них, к примеру, ленинградский профессор НА Корнатовский, назвал ситуацию, сложившуюся на Мурмане, «несмываемой печатью мурманской специфичности». В действиях главнамура стали искать подвох, «скрытый маневр»: мол, Кетлинский только на словах признал советскую власть, чтобы затем исподволь готовить силы для борьбы против нее. Одним из главных «аргументов» такой позиции в многочисленных научных трудах, посвященных истории установления советской власти на Мурмане, объявлялась негативная роль Кетлинского в «тулонском деле». Хотя никакой взаимосвязи между действиями Кетлинского в Тулоне и в Мурманске после октября 1917 года не усматриваю.

Казалось бы, что уж теперь никому не будет дела до не столь уж значительных и уже достаточно отдаленных по времени событий в Тулоне. Но бывшие аскольдовцы ничего не забыли и снова, пользуясь своим авторитетом среди матросской массы, подняли вопрос о заслуженном возмездии виновникам казни их четырех дружков.

Уже 29 ноября 1917 года вопрос о виновности Кетлинского перед «делом революции» был поставлен на объединенном заседании Совета и Центромура, но и здесь почему-то дело дальше общего обсуждения не пошло. При этом представители команды крейсера неожиданно выступили в защиту своего бывшего командира. Возможно, из-за каких-то разногласий среди собравшихся, «тулонское дело» заслонили другие, куда более насущные вопросы. Но и на этом дело о попытке взрыва на крейсере «Аскольд» себя не исчерпало. И большинством голосов он был оставлен в должности.

20 декабря Кетлинский был вынужден снова давать объяснения на общем собрании команды «Аскольда», превращенном в настоящее судилище над бывшим командиром. К большому сожалению, никаких материалов и протоколов этого суда не сохранилось. Впрочем, вполне возможно, что никаких материалов и не было, т.к. никто ничего не протоколировал, а сам суд вылился в полудопрос-полумитинг. При этом Кетлинский признал свою вину, но только в том, что не заменил диверсантам расстрел каторгой. Известно лишь то, что команда корабля всесторонне обсудила все обвинения в адрес Кетлинского и, в конечном счете, оправдала его. Это весьма показательно, ведь группа Самохина проделала весь неблизкий путь от Кронштадта до Мурманска именно для того, чтобы покарать всех участников расследования и суда и, в первую очередь, утвердившего смертельный приговор командира, а вовсе не для того, чтобы его оправдывать. Поэтому факт оправдания Кетлинского бывшими аскольдовцами дорогого стоит. Прежде всего это говорит о том, что командир имел реальный авторитет на крейсере и пользовался уважением матросов. Во-вторых, это говорит о том, что он умело защищался и привел такие доводы, которые убедили даже изначально враждебно настроенных к нему самохинцев. Впрочем, сам факт оправдания Кетлинского вовсе не говорит о том, что все матросы «Аскольда» были на его стороне. По-видимому, судьба командира корабля решалась так, как вообще в то время решались многие дела; общим открытым голосованием. В результате этого большинство команды проголосовало за его оправдание, выразив тем самым свое доверие Кетлинскому, как командиру и как человеку. Однако недовольные таким поворотом дела на корабле, разумеется, остались. Пока они вынуждены признать силу большинства, но это вовсе не значило, что они смирились.

По свидетельству очевидцев, на этом разбирательстве Кетлинский, якобы заплакав, заявил во всеуслышание: «Сейчас в России совершился переворот в пользу власти Советов. Я лично с сегодняшнего дня целиком отдаю себя на дело революции, и все мои знания, которые имею…». Такого матросам от адмиралов слышать еще не приходилось. Слова контр-адмирала произвели на матросов большое впечатление, и они полностью оправдали Кетлинского, освободили его из-под ареста, восстановив в должности главнамура.

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Проходило время, результаты следствия комиссии Лесниченко не были известны команде крейсера «Аскольд». Комиссия окончила свое существование, не удовлетворив требование старых аскольдовцев о привлечении к ответственности офицеров крейсера за тулонские события. Отпускники стали возвращаться на корабль и требовали от Самохина — председателя Центромура — суда над Кетлинским Интересна в этом отношении линия поведения Самохина. При возращении на корабль из флотилии Чудского озера, куда он попал после списания с «Аскольда»в 1916 года, Самохин был одним из активных защитников пострадавших в Тулоне и сосредоточил огонь по Кетлинскому, хотя он с ним не служил и его не знал. Самохин был кочегарным унтер-офицером, а ведал на корабле котельным хозяйством В практических вопросах по службе я часто советовался с ним, и мы нашли общий язык инженера и практика, а самое главное, контакт офицера — командира роты с недавним нижним чином — «духом». В конце 1917 года в Центромуре Самохин часто соприкасался с Кетлинским, и я видел, что он привыкает к адмиралу. В тесном кругу «непримиримых» у него проскальзывало сомнение: «А кого пришлют взамен? Кетлинский хотя и грешен, но все же толковый адмирал!» Самохин был выбран председателем Центромура в середине ноября и сразу же начал вести борьбу с Кетлинским, добиваясь контроля за его деятельностью. Адмирал не поддавался и держал на почтительном расстоянии от себя командируемых Центромуром контролеров и комиссии. Наконец, в последних числах ноября было организовано собрание исполнительных комитетов Центромура и городского Совета, на котором Самохин поставил вопрос об учреждении комиссаров на руководящих постах и о гланамуре.

Были высказаны основные положения о правах и обязанностях комиссаров, согласно которым, приказы гланамура считались действительными только при наличии подписи комиссара.

Таким путем Самохин добился возможности контролировать Кетлинского… Совет и Центромур поддержали престиж Кетлинского, но назначили к нему двух комиссаров: военного и гражданского. Однако после заседания осталось впечатление, что, кроме вражды со стороны непримиримых аскольдовцев накапливаются новые противники адмирала…»

Тем временем и оставшиеся в Кронштадте аскольдовцы, не вошедшие в группу Самохина, стали требовать нового разбирательства с Кетлинским, т.к. итог работы самохинцев их никак не устраивал, «тулонское дело» все больше и больше напоминало театр абсурда, представления в котором никогда не закончатся. Понимал ли сам Кетлинский, что все бесконечные комиссии и расследования имеют целью добиться, чтобы, помимо пролитой матросской крови, была пролита еще кровь офицерская…

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Непримиримые» не дождавшись решения комиссии Лесниченко, вооружили судовой комитет «Аскольда», и последний обратился в Морскую коллегию при Совете Народных Комиссаров с заявлением о том, что команда крейсера на общем собрании 20 декабря постановила возобновить дело списанных в Англии с крейсера офицеров: Петерсена, Быстроумова, Ландсберга, Корнилова и кондукторов флота Мухина, Мартынова, Изотова, Борисова и Трушу. Все они обвинялись командой в различных преступлениях. Далее следовала ссылка на безрезультатность комиссии Лесниченко и описание событий в Тулоне в 1916 года. Прилагалось заявление машиниста Карпова, в котором против Кетлинского вновь возводились тяжелые обвинения в расстреле четырех матросов, необоснованно обвиненных в покушении на взрыв корабля. Заявление было подписано председателем судкома, тем же Карповым Судовой комитет изложил мытарства команды крейсера по пути искания законного возмездия за репрессии и преступления офицеров крейсера, Я не знаю, на основании ли этого заявления, а имелись сведения, что и по другим данным, народный комиссар Дыбенко в начале января 1918 года послал телеграмму в Мурманск с приказанием арестовать гланамура Кетлинского. Последний был арестован Центромуром, и 9 января адмирал сдал дела избранному Центромуром старшему лейтенанту Лободе. Самохин, строго выполняя предписание народного комиссара, издал специальную инструкцию для караульного начальника, Кетлинский содержался в одном из помещений штаба. Часовой находился в той же комнате. При смене караула производилась проверка безоружности адмирала. Доступ к нему имели Лобода и лица с разрешения комиссара Носкова. Самохин не знал истинных причин распоряжения наркома, но, естественно, связывал их с прошлой деятельностью Кетлинского. Последний всего пару дней назад провел торжественный новогодний прием командного состава флотилии с английскими офицерами у себя и широкую встречу команд в Морском клубе. По-видимому, арест для него был неожиданным, т.к. он командировал в Петроград начальника своего штаба Веселаго и товарища председателя Центромура Ляуданского с большой программой вопросов, весьма существенных для флотилии.