Читать онлайн «Россия и Англия в Средней Азии». Страница 26

Введя кое какой порядок в своих владениях, организовав, относительно сносную, армию и подавляя всякое против себя неудовольствие, с неумолимою и одинаковою для всех сословий, племен и лиц, жестокостью, Якуб-бек заслужил имя аталыка и гази, т. е. справедливого и покорителя. Из всех правительств, возникавших после революции в западном Китае, одно только кашгарское обещает быть прочным и сколько-нибудь долговечным; все же остальные, обессиленные междуусобиями, едва ли выдержат, без помощи Якуб-бека, натиск китайских войск, если только они когда-нибудь сюда явятся.

Восстановление, при помощи калмыков, китайской власти в тарбагатайской провинции, повело за собою нарушение наших границ. Еще в 1865 г. хутухта Чоган Кегень перешел с калмыками и монголами нашу границу и разграбил киргизов перед станицей Урджарской; в 1867 году вторжение калмыков повторилось при следующих обстоятельствах: проживавший в наших пределах илийский цзян-цзюн {39} известил семиреченского военного губернатора, что к нашим пределам приближается отряд хутухты для конвоирования эмигрантов, переселяемых по соглашению китайского правительства с нашим, в долину Черного Иртыша. Цзян-цзюн просил разрешить хутухте перейти границу для принятия эмигрантов на месте их поселения у Бактов. Не смотря на отказ, хутухта все-таки перешел границу и разграбил киргизов байджигитовского рода, кочевавших по р. Джиты-Арал, в Кокпектинском округе. Так как бай-джигиты, вместе с дунганами, участвовали в разграблении Чугучака, то нападение хутухты можно считать наказанием киргизов за грабеж, но это наказание произведено на нашей территорий, границы которой определены чугучакским договором 1864 г.

Хотя хутухта и оправдывался тем, что киргизы сами напали на него во время следования к Бактам, но если даже и допустить справедливость этого заявления то, во-первых: он перешел границу ранее этого нападения; во-вторых: не продолжал движения к Бактам, а возвратился с добычей в пределы Китая и, следовательно, имел целью не эмигрантов, а бай-джигитов; в третьих: он отвечал посланному от нашего разъезда, что считает набег не вполне удавшимся и надеется еще повторить его; наконец, в четвертых: он потребовал от нас выдачи ему всех бай-джигитов.

Наше министерство иностранных дел потребовало от китайского правительства: 1) письменного извинения, 2) вознаграждения убытков, причиненных хутухтой, 3) запрещения китайским войскам переходить границу и 4) наказания Чоган-Кегеня и Амбаня-Увана.

Министр наш в Пекине, генерал-майор Влангали, в ответ на письмо генерал-губернатора касательно положения дел в западном Китае, сообщил (от 14 января 1868 г.), что Чоган-Кегень, «по своему духовному значению, как хутухта, имеет большое влияние на калмыков, единственных инородцев, оставшихся верными китайскому правительству среди востания в западном Китае и что, поэтому, мы едва ли можем рассчитывать на полное удовлетворение за вторжение хутухты в наши пределы, тем более, что потерпевшие от его набега киргизы сами вызвали его участием, какое они принимали в инсуррекции.

По вопросу о степени действительности существующих трактатов, поколебленных инсуррекциею в западных провинциях, китайское правительство отвечало, что «если киргизы восставших провинций мирные китайские подданные, то, в этом случае, не может быть препятствия в применении трактата; если же это мятежники и разбойники, которые, прикрываясь именем купцов, приезжают воровски в пределы Российского государства, то неудобно было бы, конечно, дозволять им вести торговлю». Сказано было также, что «возмущение в означенных провинциях временное и что китайское правительство возвратит их под свою власть, а потому кульджинский трактат имеет быть соблюдаем по прежнему, в полной силе».

По поводу эмигрантов, принявших русское подданство, посланник наш выразил мнение, что китайское правительство может потребовать, на основании трактатов, их выдачи, если они окажутся принадлежащими к военному сословию или к военным поселениям. Отказать китайцам будет тем щекотливее, что они сами всегда, с большой готовностью и аккуратностию, выдают наших беглых, не дожидаясь даже требования с нашей стороны.

Эмигрантов, принявших наше подданство и православие, уже в 1871 году числилось 1,095 душ, остальные 15,000 большею частию уже выселились в долину Черного Иртыша.

С 1868 года и в особенности в 1869 усилилось общее движение киргизов в наши пределы. Это движение можно приписать, во-первых, распрям между дунганами и таранчами, а во-вторых нашествию Чоган Кегеня с 40,000 калмыков. Одни из перекочевавших к нам просили о принятии их в подданство, другие же, смотрели на нашу территорию как на временное убежище и не стеснялись барантовать казачьих, киргисских и казенных лошадей. Для противодействия набегам, розданы были жителям, ближайших к границе деревень сернопольского уезда и льготным казакам, старые ружья и по 10-ти патронов на человека, а для наказания кызаевцев высланы были два отряда: из станицы Лепсинской, (4 сотни казаков и 30 артиллеристов) и из Борохудзира (67 штыков, 104 коня и 2 орудия). Первый отряд отбил 15,000 баранов, а второй 5,000.

Смелое и быстрое движение наших отрядов произвело должное впечатление, и в конце декабря 6,000 кибиток кызаевцев изъявили покорность и просили принять их в наше подданство; но, во время переговоров, отряд таранчей и суваловских киргизов, силою в 2,000 ч., напал на кызаев и угнал 40,000 баранов и 2,000 лошадей и рогатого скота. Кызаевцы, для преследования барантачей, откочевали от наших пределов. Наш южно-тарбагатайский отряд не мог подать им помощи, вследствие глубокого снега, завалившего ущелья.

Между тем, кульджинский султан прислал к семиреченскому губернатору двух посланцев и предъявил протест против нападений на кызаев. В ответ на это, ему предложено: 1) принять самому меры против вторжения в наши пределы подчиненных ему киргизов, 2) выдать бежавшего в июле 1869 г. волостного Алимбека с 30-ю кибитками и 3) предоставить полную свободу нашей торговле в Кульдже.

В течении 1870 г. случаи крупной баранты уже не повторялись; разбойники ограничивались нападением на отдельных лиц и небольшие стада. Но кроме разбойников, и конный отряд таранчей, оберегавший музартский проход, также производил грабежи и убийства. Последнее нападение таранчей в мае 1870 года на пятерых наших киргизов, охотившихся за маралами, вынудило семиреченского губернатора снова войти в сношение с кульджинским султаном, для чего и послан был в Кульджу переводчик семирченского областного правления.

От кульджинского султана требовалось: 1) взыскания с виновных в нападении на охотников, 2) возвращения пленных, 3) денежной пени (кун) за одного охотника, отморозившего себе руки, 4) выдачи бежавших из наших пределов киргизов. Султан ответил, что еще не слыхал ничего о нападениях и потому распорядился о назначении следствия. На последнее же требование он прямо отвечал отказом, ссылаясь на шариат, запрещающий выдачу гостей. Военный губернатор просил также султана разрешить нашим судам плавание вверх по р. Или, для доставки дерева и каменного угля из бывшей китайской копи, — султан и на это отвечал отказом, под предлогом, что рудники попорчены, что угля едва хватает для самих, что вывоза и прежде не было и что, наконец, этого не желает сам народ.

Тогда для пресечения дальнейших беспорядков на границе и обеспечения наших киргизов от грабежей со стороны таранчей и подчиненных им кочевников, генерал-губернатор предписал занять спуск с музартского перевала, единственный проход в Тянь-Шане, соединяющий Илийскую провинцию с Алтышаром. Мера эта приведена в исполнение в конце августа 1870 г. и была тем необходимее, что Якуб-бек, видя невозможность подчинить себе дунган и таранчей путем переговоров, прибег к оружию и, при помощи китайцев из Хами, занял уже несколько дунганских городов, в том числе Карашар и Турфан. Владея музартским перевалом, мы могли не допустить Якуб-бека занять Кульджу и создать в нашем соседстве сильное мусульманское царство.

Кульджинский султан тотчас переменил тон и поспешил выслать 2-х захваченных охотников, прося отозвать музартский отряд, во избежание могущих последовать столкновений, если и он выставит свои войска. В ответ на это, генерал Колпаковский напомнил султану об отказе его выдать беглых, и затем потребовал возвращения еще третьего охотника, посоветовав при этом не выставлять таранчинского отряда, если он желает избежать столкновения. Охранять же караваны мы сумеем и одни.

Кульджинский султан вел себя так, что у нас признано было за лучшее, до принятия каких-либо решительных против него мер, действовать на границе так, как бы султанской власти вовсе не существовало.

В интересах России более всего было-бы желательно восстановление, в раздираемых анархиею провинциях, законной власти Китая. Манчжурское правительство, хотя и слабо, но все же правительство. Оно всегда стремилось сохранить дружеские к нам отношения, всегда заботилось об охранении границы, которая по растянутости своей не могла быть одинаково действительно охраняема нами самими, оно же, кончало всегда тем, что уступало нам в спорных вопросах.