Читать онлайн «Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика». Страница 38

С первых дней оккупации Крыма (конец октября 1941 г.), по воспоминаниям очевидцев, проявились прогерманские настроения среди части представителей крымско-татарского населения, которые помогали оккупантам в качестве проводников для нападения на советских партизан, а также при разграблении созданных ранее партизанских продовольственных баз{959}. Было отмечено массовое дезертирство крымских татар из советских партизанских отрядов, причиной чего советские органы считали не только воздействие нацистской пропаганды, но и то, что в состав партизан не были включены «авторитетные фигуры» из числа крымских татар{960}.

На оккупированной территории России часть русского населения питала антисоветские настроения, которые в первые месяцы оккупации сочетались с «прогерманскими». Были отмечены намерения «присоединиться к вермахту», «учредить русскую НСДАП»{961}. Не случайно ярко проявились антисоветские и «прогерманские» настроения в «Локотском округе» — еще в довоенные годы этот регион стал «пристанищем опальной интеллигенции»{962}. «Прогерманские» настроения среди русского населения были, в основном, связаны не с национальным фактором, а с ненавистью к советской власти и стремлением с помощью Третьего рейха отомстить большевикам за унижения, пережитые после Октябрьской революции. Представители русского населения, которые заняли пассивную политическую позицию, проявляли озабоченность судьбой России в случае победы германской армии{963}. Многие из них надеялись на создание при помощи Третьего рейха «нового русского национального государства»{964}.

Оккупационные власти пытались использовать антисоветские и «прогерманские» настроения части населения захваченной территории СССР и усилить их в своих интересах с помощью мер национальной политики. В целом германская национальная политика в первый период войны проявила определенную эффективность. Как признавали советские власти, оккупантам «удалось достигнуть некоторых результатов в своей политической работе»{965}, в результате чего немалая часть русского населения к началу 1942 г. была «порядочно дезориентирована и теряла нередко перспективу»{966}. Именно воздействием нацистской пропаганды объяснялось то, что представители местного населения пошли к оккупантам «на службу… старостами, переводчиками, полицейскими» или добровольно поехали на работу в Германию{967} (особо отмечалось, что среди таковых были и комсомольцы{968}).

Эффективности германской политики способствовала широкая масштабность ее пропагандистских средств — например, в Демянском районе Ленинградской обл. стены домов у крестьян были сплошь оклеены газетами, которые издавались оккупационными властями{969}. Германская пропаганда обладала определенной доходчивостью — особенно те ее посылы, которые играли на многочисленных довоенных ошибках советской власти. Так, руководители советских партизанских отрядов читали издававшиеся оккупантами газеты, чтобы иметь представление о тенденциях их политики, однако рядовым партизанам читать не давали{970}, очевидно, опасаясь того, что вражеская пропаганда может оказать на них воздействие. После освобождения советских территорий зимой 1941–1942 гг., советские власти отмечали, что «среди молодежи… выявляются лица, восхваляющие немецкую армию и старающиеся убедить местное население в том, что немцы снова возвратятся»{971}. Таким образом, германская пропаганда в первый период войны оказывала воздействие даже на население тех территорий, которые были оккупированы короткое время.

В Прибалтике, по воспоминаниям очевидцев, «немецкая агитация была очень крепкая». Ее сильным местом было превалирование печатной пропаганды, что находило понимание, так как в Прибалтике была почти поголовная грамотность, а собрания популярны не были (в то время как советские власти, как известно, активно использовали проведение собраний). В Эстонии действенность германской пропаганды ярко иллюстрировал пример изданной в 1942 г. в Таллине книги «Год страданий эстонского народа», в которой, по воспоминаниям очевидцев, «ужасы советской оккупации» 1940–1941 гг. были описаны очень «убедительно» и поэтому оказали сильное воздействие на эстонское население{972}.

Эффективными были отдельные пропагандистские акции оккупационных властей. Так, в июне 1942 г. русские бургомистры после их возвращения из ознакомительной поездки в Рейх «показали себя как хорошие пропагандисты, с энтузиазмом описывая русскому населению свои впечатления от Германии»{973}. В Эстонии в июне 1942 г. отношение населения к оккупационным властям улучшилось после того, как были сокращены штаты германских властей и заменены чиновники из числа прибалтийских немцев{974}.

Оккупационные власти смогли добиться роста национальной розни на оккупированной территории СССР. Особенно усилилась украинско-польская{975} и белорусско-польская вражда. На Западной Украине и в Западной Белоруссии шла борьба между представителями титульных наций и поляками за первенство в местной администрации. Противостояние доходило до того, что польские начальники запрещали белорусским полицейским носить на головных уборах «белорусский герб», разрешенный оккупационными властями{976}. Проявилась также польско-литовская вражда{977}, а в Эстонии возникло «явное взаимное неприятие» между представителями титульной нации и русскими{978}.

В результате воздействия германской пропаганды и при поддержке местных националистических групп на оккупированной территории СССР усилился антисемитизм — особенно в ее западной части. Так, в Львове в июне 1941 г. местное население участвовало в расправе над коммунистами и евреями{979}. В июле 1941 г. в Каунасе при помощи горожан было убито 7800 евреев{980}. В Латвии и Эстонии уничтожение еврейского населения, как указывали оккупационные власти, осуществлялось также при участии местного населения{981}.

Эффективности германской пропаганды способствовал высокий спрос населения оккупированной территории на информацию. Оккупационные власти отмечали, что «население постоянно обнаруживает большую восприимчивость и емкость для пропагандистского воздействия». Так, жители оккупированной части Ленинградской обл. были «очень жадны до новостей» и поэтому читали все издававшиеся германскими властями газеты, которые пользовались огромным спросом. В Смоленске горожане стояли в очередях, чтобы купить газету «Новый путь», и поэтому оккупационные власти требовали «любого увеличения тиража газеты», который был «недостаточным»{982}.

Реализации германской политики косвенным образом способствовали противоречия советской политики довоенного периода — особенно изменение отношения к Германии в 1939 г. до именования ее почти «союзником». Такие колебания политики посеяли растерянность в умах советских граждан в начальный период войны{983}. Населению оккупированной территории не были известны истинные цели нацистской агрессии против СССР, что также было упущением советской пропаганды 1939–1940 гг.

Германская национальная политика оказала воздействие и на население тыла СССР. Нацистская пропаганда, уверявшая, что Третий рейх воюет только «с коммунистами и евреями»{984}, а также муссировавшая аргумент об «уклонении евреев от участия в войне»{985}, повлияла на рост антисемитизма в советскому тылу{986}. Нельзя согласиться с мнением, что война «развязала в СССР народный антисемитизм такого масштаба, который был неизвестен даже в царской России»{987}, однако следует поддержать вывод о том, что рост антисемитизма в годы войны был вызван неподготовленностью страны к оборонительной войне, трагедией первых ее месяцев и гибелью миллионов людей, вызвавшими психологическую потребность в отыскании «виновных»{988}. Воздействие германской пропаганды проявилось также в развитии бандповстанческой активности в тылу СССР — в первую очередь, на Северном Кавказе{989}.

В то же время реализация нацистской политики имела недостатки, которые снизили ее общую эффективность. Во-первых, оккупационные органы власти и пропагандисты проявили недостаточное знание менталитета народов СССР. Так, германский обер-лейтенант X. Зайферт, служивший в отделе пропаганды в Смоленске, отмечал, что из всех стран, где ему приходилось служить, «труднее всего было вести пропаганду в России», в том числе потому, что власти Третьего рейха «не знали условий России, так и не поняли их до конца». Рассматривая население СССР как «недочеловеков», германское командование рассчитывало на быстрый успех любых пропагандистских мероприятий. Поэтому уровень некоторых материалов нацистской пропаганды был примитивным, что отмечало местное население. Так, в Курске не пользовалась успехом германская кинопродукция — советская разведка сообщала, что «кинокартины взрослыми почти не посещаются, а молодежь идет на них, спасаясь от скуки, т[ак] к[ак] идти больше некуда». Не посещало местное население и открытую оккупантами читальню{990}.