Читать онлайн «Вена, 1683». Страница 22

Между тем уже соединившиеся колонны коронных войск 5 сентября подошли к месту переправы у Тульна, где остановились на непродолжительный отдых. Колонна гетмана Яблоновского от Кракова преодолела 450 километров, из которых 350 — за последние 15 дней, что само по себе было исключительным достижением, ведь войско тащило за собой всю артиллерию и огромные обозы. Это лучше всего свидетельствует о великолепной организации марша и высокой дисциплине солдат, которые, несмотря на перенесенные тяжести, просто пылали желанием сразиться с турецкими захватчиками. «Большая у всех нас к той войне охота, — писал матери галицкий воевода Станислав Потоцкий, говоря о настроениях в войсках. — Имеем основательную надежду на Господа Бога, что будет он благосклонен к войскам христианским»{61}. Сразу же за поляками к месту переправы подошли имперские войска, прибывшие в Тульн из Корнойбурга.

В ночь с 5-го на 6 сентября австрийцы закончили строительство трех мостов через Дунай. Несмотря на то, что в результате последних дождей дороги на дунайских островах между мостами были чрезвычайно грязными, Собеский, не желая тратить время, уже рано утром переправился через реку. За ним к мостам двинулось все польское войско, марширующее таким красивым строем, что герцог Лотарингский и имперские генералы смотрели на него с «огромным удовлетворением». Однако австрийцы обратили внимание на бедную одежду одной из хоругвей. Собеский мгновенно это заметил и сказал: «Присмотритесь вон к тем храбрецам. Это непобедимое войско, которое поклялось одеваться не иначе, как в одежду, добытую у неприятеля». Австрийцы лишь с пониманием покивали головой.

Днем сильно пригрело солнце, грязь подсохла, и вся армия, за исключением обозов, легко переправилась через реку и встала у подножия Венского Леса, «вершины которого терялись в облаках». Назавтра,

7 сентября, через Дунай переправились австрийцы с герцогом Лотарингским во главе. 8 сентября по мостам прошли тыловые имперские части и польские обозы.

8 этот же день из-под Кремса прибыли под Тульн войска немецких княжеств, часть которых приплыла на судах. 9 сентября после полудня уже вся союзническая армия стояла под Тульном в том боевом порядке, который был запланирован, обращенная фронтом к югу. В это время король Ян III располагал следующими силами:

армия Короны (с учетом небольших потерь на марше и прибывших казаков) — 12 888 человек конницы, 10 370 — пехоты, 3200 — драгун, 250 артиллерийских и инженерных подразделений (всего 26 708 человек и 28 орудий);

имперская армия — 10 тысяч конницы и 8 тысяч пехоты, а также 70 орудий (кроме того, на берегу оставалось 2000 человек конницы);

саксонский корпус — 2000 человек конницы и 7000 пехоты, а также 16 орудий с прислугой;

баварский корпус — 3000 человек конницы, 7500 пехоты и 14 орудий с прислугой;

швабский корпус — 2500 человек конницы, 7000 пехоты и 12 орудий с прислугой.

Таким образом, вся армия насчитывала приблизительно 42 500 человек пехоты, свыше 30 000 конницы и 140 орудий. Без сил, оставленных для охраны обозов и мостов под Тульном, можно считать, что войска, предназначенные для оказания непосредственной помощи Вене, насчитывали 70 тысяч человек{62}.

Концентрация и переправа войск союзников произошла на расстоянии всего 25 километров от главных сил Кара-Мустафы, штурмовавших австрийскую столицу. Однако союзники не встретили на Дунае никаких неприятных неожиданностей со стороны турок, не было ни малейшей попытки помешать переправе! Неужели турки ничего не знали о приближавшейся к Вене помощи? Сам Собеский долго тешил себя именно такой надеждой. «О нас ни венгры, ни турки или не знают, или не хотят знать, что очень хорошо для нашей стороны», — писал он 4 сентября из замка Штеттельсдорф королеве.

Однако в действительности дела обстояли несколько иначе. Как говорит Силахдар-Мехмед-ага, уже во второй половине августа, за несколько дней до поражения под Бизамбергом, Хусейн-паша предостерегал Кара-Мустафу о возможном подходе к австрийцам помощи и извещал, что «поблизости (находится) также король польский, окаянный, по имени Собеский, который идет на подмогу Вене сам, собственной персоной, с великим гетманом и польным гетманом подвластной Польше Литвы, а также с тридцатью пятью тысячами пеших и конных гяуров польских»{63}. Не принимая во внимание ошибочную оценку участия литвинов в походе, турки относительно быстро и точно определили польские силы. Однако Кара-Мустафа не доверял разведке и свято верил в польско-турецкий договор от 1678 года. «Главным военачальником овладели столь высокое мнение о себе и такая беспечность, что ни на йоту не давал он веры схваченным языкам, как и не велел (по своей инициативе) устанавливать слежку, — комментирует этот факт другой турецкий хронист, Хусейн Хезарфенн. — А между тем, по показаниям языков, которых взял и привел его милость татарский хан, число гяуров (идущих на помощь Вене) превосходило все ожидания: король польский и другие (ошибочно приведенные хронистом. — Л.П.) должны были вместе с немецким войском подойти не позже, чем через три дня (не совсем точно. — Л.П.), а по приходе обязательно вступить в замок и разгромить лагерь монарших войск. Однако же эти их показания никто не принимал всерьез. (Великий визирь) ввел обычай: как только языки заговорят, отрезать им головы, чтобы войско (ни о чем) не знало»{64}.

Лишь 4 сентября, когда схваченный пленный дал показание, что на помощь столице движутся 35 тысяч поляков с королем во главе, а также 85 тысяч немцев и австрийцев под командованием императора (что не совсем верно. — Л.П.), а пойманные ханом австрийцы показали то же самое, Кара-Мустафа наконец поверил этой информации и начал приготовления для отражения идущих на помощь австрийцам войск. По сведениям турецких хронистов, он осаждал Вену «лениво». Это подтверждает и Собеский в письме королеве от 9 сентября: «Почему около Вены очень редко стреляют, понять не можем». Кара-Мустафа считал, что город и так будет в руках турок из-за отсутствия в нем продовольствия и боеприпасов. Он не хотел идти на генеральный штурм, так как взятие Вены таким способом сулило добычу не ему и государственной казне, а грабящим город солдатам. Лишь теперь, получив известия о подходе к городу помощи, он ускорил темп осадных работ и усилил артиллерийский обстрел, чтобы провести подготовку для решающего штурма, который позволил бы туркам взять Вену до подхода помощи. Когда посланный на разведку 8 сентября администратор одного из санджаков Дели-Омер-бей подтвердил показания другого австрийского пленного, что польский король и немецкий император (последнее неверно. — Л.П.) уже перешли по мосту Дунай и, оставив груз, идут только с войском на помощь, великий визирь созвал своих командиров на военный совет. Приблизительно через час было принято решение: «После подхода йеверных все, кто сидит в окопах, останутся на своих участках, а все паши с отрядами своей придворной конницы и кавалерией своих эйялетов двинутся на неприятелей и вступят с ними в бои и сражения. Когда благодаря милости Аллаха мы дадим им отпор и победим, тогда силой возьмем и замок»{65}.

Другого мнения был только вызванный на помощь с 8 тысячами человек из-под Яварина бейлербей Буды Ибрагим-паша, который предлагал вывести из окопов под Веной всех янычар, выкопать перед турецким лагерем широкий ров и разместить там всю пехоту и артиллерию, а за ней поставить в боевой готовности конницу. «Когда обреченные на пекло гяуры окажутся на расстоянии снарядного выстрела, откроем огонь из всех пушек сразу, потом сыпанем разок свинцом (из ружей и мушкетов), а потом, доверившись Аллаху, пойдем в атаку сразу всей конницей. Есть надежда, что с помощью Аллаха Всемогущего войско мусульманское победит и восторжествует, а войско гяурское будет разбито и разгромлено», — сказал он.

Однако предводитель янычар и некоторые паши не дали больше Ибрагим-паше и слова сказать, доказывая, что взятие Вены — дело уже решенное, что нельзя выводить в поле осаждающую ее пехоту и артиллерию. Кара-Мустафа полностью поддержал своего сторонника и навязал совету свой план, угодливо принятый всеми остальными.

Распыление сил перед лицом надвигавшейся мощной армии было фатальной ошибкой турецкого командования, тем более что в окопах под Веной были оставлены самые лучшие отряды, а против союзников направлена в основном только нерегулярная конница и народное ополчение. Кара-Мустафа наивно полагал, что этих сил достаточно, чтобы задержать войска союзников и не подпустить их к городу.

После принятия столь неудачного решения великий визирь сел на коня и вместе с командирами отправился на рекогносцировку местности и дорог, ведущих к Вене, по которым могла пойти армия христиан. Вернувшись в свой шатер, он отдал приказ диярбакырскому бейлербею Кара-Мехмед-паше, чтобы тот вместе с бейлербеями — сивасским Бинамаз-Халил-пашой, алеппским Дели-Бекир-пашой и аданским Дели-Эмир-Мехмед-пашой, а также с 5400 воинами народного ополчения их эйялетов занял передовые позиции у подножия Венского Леса. Бейлербею Буды Ибрагим-паше вместе с 4000 придворной конницы и столькими же сипахами народного ополчения велел занять позиции рядом с монастырем на Каленберге. Рядом с ним расположились бейлербеи: боснийский визирь Хызыр-паша, караманский Шишман-Мехмед-паша, марашский Омер-паша, уйварский Шейх-оглу-Али-паша, а также администраторы многих санджаков, свыше 5000 янычар, 500 джебеджи[47], 3000 сипахов из различных формирований. Всего силы, отданные под команду Ибрагим-паши, насчитывали 23 тысячи человек. Эти войска разместились вдоль Дуная и перед лагерем турецких войск.