Читать онлайн «Смерч войны». Страница 15

4

Прорыв, осуществленный в Арденнах 12-й армией генерала Вильгельма Листа, входившей в группу армий «А», можно считать шедевром штабного искусства ОКВ. Танковая группа генерала Пауля фон Клейста, состоявшая из XIX танкового корпуса Хайнца Гудериана и XLI танкового корпуса Георга Ганса Рейнгардта, прибыла в Седан и Монтерме на реке Мёз 13 мая точно в назначенное время и отведенный сектор для развертывания наступления на 9-ю армию генерала Андре Корапа. После ожесточенных боев на реке Мёз, особенно у Седана, гораздо более сконцентрированная немецкая танковая группа при поддержке люфтваффе прорвала французскую оборону. Клейст отдал приказ форсировать реку Мёз 13 мая, не дожидаясь артиллерии: внезапность и быстрота атаки всегда играла ключевую роль в блицкриге. «Каждый раз быстрое передвижение и высокая маневренность наших танков приводили в замешательство противника», — с гордостью вспоминал впоследствии один из танковых командующих[87]. А полковник барон Хассо-Эккард фон Мантойффель просто восторгался: «У французов было больше танков, более совершенных и более тяжелых… Но генерал фон Клейст говорил нам: "Не гладьте их по головке, бейте скопом. Не распыляйтесь!"»[88]. Битва при Седане имела для французов и стратегическое, и морально-историческое значение. Именно здесь в 1870 году фон Мольтке разбил Наполеона III в решающем сражении Франко-прусской войны. Когда генерал Жорж узнал о поражении Корапа при Седане, то залился слезами. «Увы, будут и другие, — писал Бофр, еще один представитель по обыкновению плаксивого французского главного командования. — Это меня убивает»[89].

К 15 мая Гудериан был уже в Монкорне, 18-го — в Сен-Кантене, а его 2-я танковая дивизия пришла в Абвиль 20-го. «Fahrkarte bis zur Endstation!» — «Билет до конечной станции!» — сказал Гудериан своим танкистам, призывая их идти как можно дальше[90]. Гудериана даже временно отстранили от командования за то, что он продвигается слишком быстро. Вышестоящие военные чины опасались скоординированного контрудара с севера и юга, возможность которого Гудериан полностью исключал. По описанию Лиддела Гарта, давнего поклонника Гудериана, командующий танками вынашивал «идею глубокого стратегического прорыва бронетанковыми силами, дальнего танкового броска в тыл противника для подавления жизненных артерий противостоящей армии»[91]. Гудериан хотел доказать оппонентам правоту своей довоенной концепции. В «проявлении инициативы» командующий видел возможность игнорировать неадекватные приказы и выходить за рамки прямых указаний. Это позволяло ему действовать решительнее, смелее, быстрее.

«Я почувствовал огромное облегчение, — писал впоследствии Черчилль о своих ощущениях, которые он испытывал, когда все-таки смог заснуть в три часа ночи в субботу 11 мая 1940 года. — Наконец мне дали полномочия управлять всеми делами. У меня появилось чувство, что мной повелевает судьба и вся моя прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту и к этим испытаниям». 13 мая Черчилль впервые выступил в палате общин в роли премьер-министра и с огорчением отметил, что Невиллу Чемберлену в парламенте оказали более теплый прием, когда они по отдельности входили в зал. «Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота», — сказал Черчилль парламенту, а потом повторил эту фразу в обращении к нации. На вопрос «Какова же наша политика?» он ответил: «Воевать против чудовищной тирании, какой еще не было в тяжелой и печальной летописи человеческой преступности». Состояние морального духа войск и наций было важным фактором во Второй мировой войне, и ораторский дар Черчилля помогал британцам сохранять достоинство и патриотические чувства. Сталин однажды цинично спросил: «Сколько дивизий у папы римского?» Голосовые связки Черчилля для британцев имели не меньшее значение, чем целый армейский корпус, когда они в девять вечера слушали его вдохновенные слова по радио, а он обращался к английской истории, вспоминал таких выдающихся людей, как Дрейк и Нельсон, убеждая: «Британия не раз подвергалась опасности, но всегда побеждала!»

«В мае на нас каждый день начали обрушиваться удар за ударом, один тяжелее другого, — писал военный историк Майкл Говард, — подобно железным ядрам, разбивающим стены дома, в котором еще живут люди»[92]. 15 мая капитулировала Голландия, хотя фронт Диль — Бреда все еще не был прорван группой армий «Б». Бомбя Роттердам, немцы разрушили значительную часть города, лишив жилья около 80 000 человек, и голландский главнокомандующий Генри Винкельман сообщил по радио из Хилверсюма о прекращении сопротивления, чтобы не подвергать такой же участи другие города страны. Во время налета погибло 980 человек, и он стал страшным символом нацистского террора. Опасаясь бомбежек, из Парижа и местностей за линиями обороны союзников бежали шесть — десять миллионов напуганных французов, запрудивших дороги и на запад, и на юг; девяносто тысяч детей потеряли своих родителей. Массовый исход населения серьезно затруднил организацию отпора наступающим немецким войскам.

18 мая премьер-министр Франции Поль Рейно переформировал правительство и вице-премьером назначил восьмидесятилетнего маршала Филиппа Петена, героя Верденского сражения 1916 года, а сам возглавил военное министерство, забрав этот пост у бывшего премьера, подписавшего Мюнхенское соглашение, Эдуарда Даладье, который стал министром иностранных дел. Через два дня Рейно заменил Гамелена семидесятитрехлетним Максимом Вейганом, никогда прежде не командовавшим войсками в сражениях и прибывшим из Сирии слишком поздно, чтобы как-то повлиять на ситуацию, складывающуюся вокруг порта Дюнкерк.

Сорокадевятилетний Шарль де Голль, самый молодой генерал французской армии, 18 мая нанес контрудар на Лаон, но немцы его оттеснили. 21 мая британская 50-я дивизия и 1-я танковая бригада попытались прорвать немецкий «серп» южнее Арраса, чтобы воссоединиться с французскими силами на юге. В случае успеха британцы могли изолировать Гудериана и Рейнгардта. Однако они ничего не добились, натолкнувшись на 7-ю танковую дивизию генерал-майора Роммеля и огонь 88-мм зенитной артиллерии. Роммель прославился в сражении при Капоретто в 1917 году, когда он, еще даже не капитан, взял в плен девять тысяч итальянцев и захватил восемьдесят одно орудие. С 1929 года он преподавал в пехотном училище в Дрездене и писал учебники по тактике, в 1938 году был начальником военной академии, а потом командовал личной охраной Гитлера. Роммель всегда полагался на жесткие наступательные действия, хорошо понимал тактику блицкрига и умел точно рассчитать время атаки.

Французы распределили свою «броню» по трем бронетанковым кавалерийским дивизиям, трем тяжелым танковым дивизиям (вначале резервным) и более сорока отдельным танковым батальонам, поддерживавшим пехоту. (Кроме кавалерийского корпуса генерала Рене Приу, французские моторизованные формирования никогда не вступали во взаимодействие[93].) Не сумев прорваться на юг, британские экспедиционные силы и французская 1-я армия отошли в направлении к Дюнкерку. Гастон Бийот 21 мая погиб в автомобильной катастрофе. Несчастный случай тяжело отразился на моральном состоянии французского главного командования, которое так и не избавилось от комплекса «роковой судьбы» после поражения Корапа при Седане[94]. На следующий день, 22 мая, британские ВВС лишились Мервиля, последнего аэродрома во Франции, и теперь британская авиация должна была лететь к союзническим армиям через Ла-Манш, что существенно ограничивало время для боев с люфтваффе.

За неделю до эвакуации из Дюнкерка, которая началась 26 мая, в Англию были отправлены 27 936 человек, без которых экспедиционные силы могли вполне обойтись. Операцию организовал подполковник лорд Бриджман из стрелковой бригады на континенте и вице-адмирал Бертрам Рамсей, командующий в Дувре[95]. Уехали на родину картографы, пекари, железнодорожники и «другие нахлебники», как не очень тактично называл их Бриджман, — явный признак того, что обстановка накалялась. И действительно: 24 мая группа армий «А» и группа армий «Б» соединились и начали загонять союзников в быстро сокращающийся французско-бельгийский угол между Гравелином, Брюгге и Дуэ.

Затем произошло невероятное. Когда танки Клейста находились в восемнадцати милях от Дюнкерка, намного ближе к городу, чем войска союзников, они получили приказ Гитлера прекратить дальнейшее продвижение вопреки указаниям главнокомандующего вермахта Браухича взять порт. Распоряжением фюрера запрещалось переходить за линию Лене — Бетюн — Сент-Омер — Гравелин[96]. По причинам, которые до сих пор дискутируются историками, Гитлер своим «стоп-приказом» поддержал просьбу Рундштедта остановить танки Клейста 24 мая на передовой линии и не пускать их в «котел»[97]. Испытывая досаду и раздражение, командующие Клейст и Гудериан приостановили операцию coup de grace (последнего смертельного удара), которая могла бы ликвидировать всю северную группировку противника, а вместо этого союзники получили сорок восемь часов передышки, используя их для усиления обороны по периметру «котла» и эвакуации войск с пляжей Дюнкерка. Генерал Вильгельм фон Тома из ОКХ, чьи танки подошли почти к Брюгге, мог видеть Дюнкерк, и он забросал ОКХ радиограммами, требуя пустить танки вперед, но получал отказы. «Бесполезно говорить с болваном, — сказал он впоследствии о Гитлере (естественно, когда фюрер уже был гарантированно мертв). — Гитлер испортил нам победу»[98]. «Чудесное избавление» от неминуемой гибели в Дюнкерке, о чем заявлял Черчилль, принесли британцам не только Горт и Рамсей, но и Рундштедт с Гитлером. Дюнкерк — лишь одна из многочисленных роковых ошибок Гитлера, приведших в итоге к поражению Германии во Второй мировой войне.