Читать онлайн «Оборона Порт-Артура: «Сухопутные не признают моряков, моряки сухопутных, да еще и между собою вражда…»». Страница 12

После знакомства с разногласиями, возникшими при обороне крепости между сухопутными и моряками, возникает некое ощущение того, что морские офицеры volens-nolens согласны были превратить Порт-Артур в сплошной редут, как во времена Севастопольской обороны. Адмиралы не были против того, чтобы свезти все орудия на берег, а команды влить в число стрелков, как это происходило в Крымскую войну 1853-1854 гг. Сложившаяся в тот момент ситуация и технические возможности флота в начале XX в. позволяют сравнить тягу чинов флота к сухопутному театру боевых действий с разжиганием костра тысячными денежными купюрами.

Подведем итоги первой главы. Расположенный на оконечности узкого полуострова, подвергавшегося нападениям неприятельского флота, и изолированный от главного театра военных действий, Порт-Артур, конечно, не мог служить опорой или базой для широких операций полевых войск русской армии в Маньчжурии. Поэтому рассматриваемый как сухопутная крепость Порт-Артур не представлял никакой стратегической ценности для русских маньчжурских армий, действовавших на севере. В ситуации отказа 1-й Тихоокеанской эскадры от активных боевых действий сухопутное командование считало вполне уместным поднимать на рассмотрение вопрос о прекращении обороны. Но следствие по делу о сдаче Артура оказалось направленным на сухопутных начальников в лице генералов A.M. Стесселя, К.Н. Смирнова, А.В. Фока и др., совершенно забывая о том, что Порт-Артур первоначально был взят в аренду как незамерзающая база флота. Сухопутный гарнизон выполнял, по сути, функции защиты 1-й Тихоокеанской эскадры от возможного внезапного нападения со стороны суши, пока та находилась в гавани, и не более того. Видимо, на многих мемуаристов из числа сухопутных защитников Порт-Артура оказала влияние эта несправедливость порт-артурского процесса, и потому острые полемические сюжеты о роли флота и военных моряков 1-й Тихоокеанской эскадры занимали в их мемуарном наследии не последнее место.

Подробная реконструкция событий, связанных с обороной Цзиньчжоу, позволяет опровергнуть устоявшуюся в историографии точку зрения о том, что генерал-лейтенант А.В. Фок предал 5-й полк, гарнизон крепости или даже Россию. Просто он, как никто другой, понимал, что без поддержки флота части 4-й стрелковой дивизии превратились бы в прямом смысле в безответные мишени для японских военных кораблей. И рядовые, и офицеры расстреливались бы как на учении, а враг не нес бы потерь, что, собственно, и произошло с 5-м полком при отступлении с позиций на Цзиньчжоу. Видимо, основной части военных историков, которые являлись теоретиками, далекими от понимания контекста изучаемого события, сложно восстановить, что чувствовал в тот момент генерал. В свою очередь, советские историки и военные, приученные опытом Гражданской, Зимней (финской), а потом и Великой Отечественной войны к мысли о необходимости выполнения приказа, не считаясь ни с какими людскими потерями, никак не могли согласиться с тем, что генерал мог, заботясь о нижних чинах, отвести с позиций целую дивизию. Высокий уровень корпоративной культуры полков и соединений императорской армии игнорировался указанными авторами, поэтому и сберегавший «родную» 4-ю дивизию А.В. Фок изображался карикатурным предателем, хотя таковым не являлся.

Сопоставление конкретных фактов из истории Русско-японской войны с образом военного моряка, отображенного в воспоминаниях представителей сухопутной армии, позволяет утверждать, что в основе возникновения негативного образа лежало нарушение моряками традиционных для офицерского корпуса русской армии представлений о военно-профессиональной этике.

Конфликт между представителями сухопутной армии и военно-морского флота выходил за рамки личных взаимоотношений высших офицеров, так как источники личного происхождения демонстрируют развитие конфликтных ситуаций, начиная с нижних чинов до высших офицеров включительно. Это позволяет нам сделать вывод о разногласиях по вопросу обороны Порт-Артура как ведомственном конфликте. Противоречия между представителями двух военных ведомств, имевшиеся в мирное время, уже во время войны привели к множеству конфликтных ситуаций, мешавших успешному ведению боевых действий.

Состояние перманентного конфликта внутри крепости, рискующее перерасти в открытое боевое столкновение, также должно учитываться теми многочисленными историками, которые считают, что не все ресурсы к сопротивлению русским гарнизоном крепости были использованы.

Судебное разбирательство по делу о сдаче Порт-Артура шло по пути особых условий для моряков. Изъятие адмиралов из числа начальников, преданных суду по порт-артурскому делу, поставило их в выгодное, с точки зрения сухопутных участников обороны, положение свидетелей. Это придало всему процессу характер некоторой односторонности. Действия флота, по существу своему тесно связанные с обороной крепости, не подвергались рассмотрению на судебном процессе даже в таких случаях, когда они непосредственно влияли на те или другие распоряжения сухопутных начальников{204}. Например, отказ от поддержки 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка при обороне так называемой Цзиньчжоуской позиции, на подступах к Порт-Артуру и пр. Моряков не обвиняли в преступном по своей халатности затоплении судов на мелководье во внутреннем бассейне гавани Порт-Артур. Но официальное следствие со слов адмиралов Р.Н. Вирена и И.К. Григоровича приняло каноническую точку зрения, будто бы моряки все сделали так, как того требовали интересы службы и долга. На процессе адмирал Вирен показал как свидетель, что уже после взятия горы Высокой японцами моряки, страдая от попаданий 11-дюймовых осадных тяжелых орудий, готовились к уничтожению кораблей и движимого имущества. Советом всех командиров судов, флаг-инженера-механика, корабельного инженера и минных офицеров под председательством контр-адмирала Вирена решено было употребить для вывода из строя судов мины Уайтхеда, разместив их по две под кормой и по возможности под башнями больших орудий, а также в машинном и котельном отделениях. Вся подготовительная работа была поручена минным офицерам под общим наблюдением командира броненосца «Полтава» капитана 1 ранга Успенского. А каждый командир судна должен был проверить успешность степени выполнения работ по подрыву судов эскадры. Контр-адмирал Р.Н. Вирен указывал следствию и на тот факт, что он приказал также портить и орудия, подрывая их небольшими зарядами или наливая в канал кислоты. Командир порта Порт-Артур контр-адмирал И.К. Григорович засвидетельствовал суду об отдаче им распоряжения потопить портовые суда, плавучие средства и уничтожить склады минного городка, мастерские, орудия, флаги и документы. На самом деле большинство кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры были затоплены в гавани Порт-Артура, как и в случае с легендарным «Варягом», так, что основные узлы и механизмы не были повреждены или уничтожены. Характерные примеры: броненосец «Ретвизан» был успешно поднят японцами в сентябре 1905 г. и под именем «Хизен» прослужил до 1922 г.{205} Броненосцы «Пересвет» и «Победа» также введены в строй как броненосцы береговой обороны: «Сагами» и «Суво»[10]. «Сагами», повторяя судьбу «Варяга», был выкуплен Россией у Японии во время Первой мировой войны и под прежним названием по пути на север подорвался на мине и затонул{206}. Эскадренный броненосец «Полтава» был поднят японцами в июле 1905 г. и в 1907 г. введен в строй под именем «Танго» как броненосец береговой обороны. Минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак» подняты японцами и названы «Макигумо» и «Сикинами»{207}.

Во многом конфликт сухопутного гарнизона и моряков в Порт-Артуре сводился к вопросу о том, какую роль призвана была играть эскадра в тех условиях. Адмирал Е.И. Алексеев, поставленный до начала войны во главе всех вооруженных сил на Дальнем Востоке, признавал море главным театром военных действий в случае столкновения с Японией{208}. В свою очередь, вице-адмирал С.О. Макаров, ратовавший за активные действия флота, после своего назначения в Порт-Артур требовал подчинения коменданта крепости командующему флотом, пока эскадра оставалась в Порт-Артуре{209}. Во время судебного процесса была оглашена переписка наместника, согласившегося с мнением Макарова, и военного министра А.Н. Куропаткина. Генерал А.Н. Куропаткин высказался на подобное предложение отрицательно. Телеграммой от 29 февраля 1904 г. за № 609 он ответил наместнику, что считает неудобным подчинение начальника сухопутных войск командующему флотом{210}. Мотивировал свой отказ А.Н. Куропаткин тем, что последний, будучи моряком, не сможет быть в достаточной степени ознакомлен с техникой ведения военных действий на сухопутном театре войны. Генерал-адъютант А.Н. Куропаткин в итоге способствовал нарушению единоначалия. В итоге Порт-Артур встретил врага, имея двух самостоятельных начальников в лице командующего флотом и начальника крепостного района. Весь драматизм ситуации в том, что после китайской кампании, в которую флот занимался переброской сухопутных соединений, а также сам высаживал десанты, выяснились все возможные недостатки плохой координации. Адмирал Е.И. Алексеев в своем рапорте отмечал, что «опыт настоящей кампании (китайской 1900-1901 гг. — А. Г.) указал всю целесообразность объединенного командования морскими и сухопутными силами, так как успех действий обеих сил тесно связан между собою и взаимно дополняет друг друга»{211}. Интрига состояла еще и в том, что командир Тихоокеанской эскадры подчинялся в командном отношении на тот момент главнокомандующему адмиралу Е.И. Алексееву, а комендант Порт-Артура — командующему Маньчжурской армией А.Н. Куропаткину. Между штабами наместника и Куропаткина в свою очередь сложились недружелюбные отношения, мешавшие успешному взаимодействию и достижению желанной победы. Но взаимоотношения наместника адмирала Е.И. Алексеева и генерала А.Н. Куропаткина — это уже предмет изучения для отдельной книги.