Читать онлайн «Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I». Страница 48

Некоторые авторы пишут, что Кодрингтон все же надеялся обойтись демаршем, демонстрацией, надеялся запугать Ибрагима, понудить ретироваться из Греции и, значит, избежать кровопролития на водах наваринских. Однако школьная арифметика — число вражеских кораблей и число вражеских артиллерийских стволов — вещь упрямая. А посему приходится без обиняков признать: сэр Эдуард и граф Анри Готье загодя распорядились русской кровью. Это мы очень понимаем!

Читая боевой приказ союзного главнокомандующего, тотчас замечаешь отсутствие каких-либо тактических, конкретных указаний. В этом и усматривают те самые авторы желание и намерение избежать сражения. Допустим. Но меры предосторожности Кодрингтон вместе с де Риньи все Эхсе приняли.

Короче говоря, пролог Наваринского сражения — еще один из примеров стандартного коварства западноевропейских союзников России. К чести их на сей раз, когда русские явили терпение, поразительное мужество и отменное искусство, в разгар боя сэр Эдуард словно воспрял, тряхнул гривой и принялся «работать», как полагается соратнику адмирала Нельсона. От англичан старались не отставать и некоторые французские командиры. В частности капитан ла Братоньер, командир французского линкора «Бреславль». Но в целом соединение де Риньи выглядело бледно.

Сражение

Коль скоро главную тяжесть баталии приняли корабли Гейдена, справедливость требует сказать об этом подробнее. А кроме того, на флагманском «Азове» были наши герои, в том числе будущий победитель при Синопе, ныне пока лейтенант Нахимов.

8/20 октября 1827 года в первую половину дня англо-французская колонна после некоторой сумятицы нерасторопных подчиненных де Риньи благополучно втянулась в бухту и столь же благополучно отдала якоря на местах, указанных диспозицией.

Гавань не огласилась ни единым выстрелом. Молчала крепость. Молчали береговые батареи. Молчали корабли. Кодрингтон послал парламентера лейтенанта Фиц-Роя к командирам турецких брандеров с требованием отойти вглубь бухты. Ружейными выстрелами с брандера парламентера убили. Eще один парламентер был послан к Мухарем-бею. И еще сорок пять мин. эскадра Мухарем-бея безмолвствовала. Но когда и второго парламенте постигла участь лейтенанта Фиц-Роя, тогда, как писал в донесении о Наваринском бое Логин Петрович Гейден: «…не осталось нам иного средства как отражать силу силою; эскадры открыли огонь…»

Грянул первый выстрел. Кто его произвел (турки или все же египтяне теперь, пожалуй, точно не определишь. Но, похоже, пушечную дуэль начали все же турки. А следом нехотя, недружно, как из-под палки — Мухарем-бей — он, надо думать, получил-таки соответствующее указание из Каира, от паши.

Как раз в то время, когда завыли орудия, наши корабли, повинуясь давешнему приказу главнокомандующего, еще только тянулись сквозь узкий, не шире мили, пролив. Эскадра шла строем кильватерной колонны, впереди «Азов». Фрегаты шли за линкорами.

Эскадра несла 468 орудий (по другим сведениям — 466).

Примерно столько же имел Кодрингтон.

На сотню меньше имел де Риньи.

Но преимущество последних пред Гейденом понятно школьнику. Англичане и французы уже стояли на позиции. А мы к своей позиции еще шли.

В тишине и спокойствии англичане и французы свершили боевое развертывание. Они отдавали якоря и убирали паруса под тихий плеск сред земных волн, как сказал бы поэт.

Наше боевое развертывание происходило под прицельными залпами неприятеля. К точкам, указанным диспозицией, мы шли сквозь пороховой дым, сквозь оранжево-белые сполохи взрывов, сквозь гром, свист, треск, вспышки. Без единого выстрела. Наши пушки молчали. Русские корабли молча шли туда, где было их место согласно плану Кодрингтона.

Плану, преисполненному глубоких тактических мыслей, по мнению некоторых современных отечественных авторов. Этих бы авторов на «Азов», когда он шел воплощать мудрые мысли Кодрингтона в жизнь.

Сквозь кромешный ад достигли заданных рубежей. Надо было отдать якоря. Надо было убрать паруса. А это не в атаку, рванув ворот, бежать. Тут работать надо. Работать меж небом, расколотым ядрами, и водою, кипящей от ядер.

Наконец готово. Слово артиллерии. Диспозиция английским адмиралом была составлена грамотно. Против каждого русского корабля дрались несколько турецких. Против «Азова», например, одновременно четыре, в том числе и фрегат под флагом Тахир-паши. Сверх того, Лазарев изловчился еще помочь Кодрингтону, выручив его «Азию». Но нельзя не вспомнить подвиг уже упомянутого капитана ла Бутоньера, командира «Бреславля». Он, «…усмотрев, что корабль “Азов” весьма много терпит от неприятеля, сражаясь одно время против пяти военных судов… немедленно отрубил свой канат и занял место между “Азовом” и английским кораблем “Альбионом”, через что некоторым образом облегчил наше положение», — писал в своем втором донесении о бое адмирал Гейден.

И вот только к переломному моменту Наваринского боя, к моменту начала конца турецко-египетского флота, достигнутому русскими линейными кораблями и фрегатами, можно отнести оценку «Боевой летописи русского флота» (М., 1948): «…союзные эскадры действовали в полном единодушии, оказывая друг другу взаимную поддержку».

А следовало бы составителям расширить и уточнить приведенную оценку.

«Положение англичан в Наварине, — справедливо отмечал современный документ, — можно уподобить их положению при Ватерлоо, и если бы здесь адмирал граф Гейден, подобно как там сделал Блюхер, не прибыл бы вовремя, то адмирал Кодрингтон подвергнул бы корабли свои совершенному истреблению».

Обстоятельство это по сей день до такой степени раздражает английских историков, что они как бы не замечают его. Последнее время это начинает раздражать почему-то и некоторых русских. Их проблемы. Но как бы там ни было, а из песни слова не выкинешь. Сам адмирал Кодрингтон — морская душа, хоть и порченная чуждыми ей дипломатическими извивами, — признавал первенствующую роль эскадры Гейдена.

Наваринский бой завершился в шесть пополудни. Флот Ибрагим-паши не существовал. Барабанщики с осунувшимися, почернелыми лицами били отбой. Багровое, как раскаленное ядро, садилось солнце. На кораблях «плотничали» хирурги. Мертвые, уложенные на палубах, незряче глядели в глухое наваринское небо.

Тяжко пострадал «Азов»: 27 мертвецов, 67 искалеченных. Никто в союзном флоте не сражался с такой сокрушительной энергией, как флагманский линкор Гейдена. Сражаясь с пятью неприятельскими кораблями, «Азов» уничтожил их: он потопил 2 больших фрегата и один линкор, сжег флагманский корабль под флагом Тагир-паши, вынудил выброситься на мель 80-пушечный линейный корабль, после чего зажег и взорвал его. Кроме того, «Азов» уничтожил 80-пушечный флагманский линейный корабль Мухарем-бея{111}.

Впоследствии, склонившись над почтовым листком и мысленно беседе с другом, Нахимов недоуменно пожимал плечами: «Я не понимаю, любезный друг, как я уцелел…» Было чему дивиться. Ведь он все время находился на верхней палубе. Он ни на миг не покинул подчиненных. А среди них шестерых убило, семнадцать ранило. Павла Степановича не только не задело ядром, картечью, осколками рангоута — его огонь не тронул, хотя дважды занималось бешеное пламя, и Нахимов со своими людьми дважды спасли корабль от пожара.

Во всяком бою, когда его ведут настоящие бойцы, личная храбрость становится коллективной храбростью, и уже трудно назвать поименно тех, отличился.

«Азов» удостоился высшей воинской морской награды. Ни один корабль российского флота еще не был взыскан ею. И вот «в честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» израненный, обожженный «Азов» получает кормовой Георгиевский флаг. В перекрестии синих полос (таких же, как и на обычном Андреевском флаге) алел геральдический щит с белым конем и сиромантией Св. Георгия.

Впечатления участника

Дорогого стоят для истории письма и впечатления непосредственных участников достопамятных боевых действий. Частные письма. Одно из них принадлежит Нахимову:

«В 3 часа мы положили якорь в назначенном месте и повернулись шпрингом вдоль борта неприятельского линейного корабля и двухдечного фрегата под турецким адмиральским флагом и еще одного фрегата. Открыли огонь с правого борта…

В это время мы выдерживали огонь шести судов и именно всех тех, которые должны были занять наши корабли. О любезный друг! Казалось, весь разверзся перед нами!.. Надо было драться истинно с особенным мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль правого нашего борта (в чем нам отдают справедливость наши союзники)…