Читать онлайн «Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I». Страница 21

5.1. Достаточно 300 человек

Первые две попытки проникнуть на Амур — Максима Перфильева в 1639 году и Еналея Бахтеярова в 1641-м — окончились неудачей. Но упорен был воевода якутский Петр Головин. И в 1643 году организован был еще один — третий — поход. Уже известный нам поход «письменного головы» Василия Пояркова.

Обученные предыдущим печальным опытом «государевы люди» отнеслись к делу весьма «сурьезно». Подготовка экспедиции, как и полученные ею практические и научные результаты, начисто опровергает расхожее мнение, идущее от «времен петровских», что истинно научное изучение Сибири началось у нас якобы, как всегда, с немцев. А именно с данцигского уроженца Даниила Готлиба Мессершмидта, приглашенного Петром I «по найму» для изучения и описания сибирских богатств. Хотя личностью немец оказался героической и достойной всяческих почестей и нелицемерного уважения, все же очень советую любознательным ознакомиться подробней с трудами и походами первооткрывателя Амура{52}. Нас же сейчас интересует конечный результат.

Вернувшись в Якутск с оставшимися в живых казаками, воевода-разведчик Василий Поярков сдал якутскому воеводе, уже не Головину, а Пушкину, подробнейший чертеж всего своего пути, а главное — реки Амур со всеми «сторонними» реками. И доложил руководству, что:

1) вся открытая им страна удобна для земледелия;

2) живущие в ней полудикие племена никому не подчинены;

3) для утверждения русской власти на Амуре достаточно 300 человек[33];

4) из указанных 300 человек половина должна быть распределена гарнизонами в трех или четырех городках, а половина состоять в подвижном резерве. 

Следующий этап нашего движения на Амур неразрывно связан с именем Ерофея Хабарова.

В 1648 году открыт был новый, более западный и более короткий путь к Амуру. После предварительной разведки отправилась из Якутска вторая партия казаков из 50 человек под начальством составившего ее на свой счет купца Ярко Хабарова для подчинения Амурского края России.

«Прибыв в июне 1651 года на Амур, Хабаров основал у устья речки Албазин городок того же имени и поплыл вниз по Амуру, останавливаясь в попутных селениях и приводя туземцев в русское подданство. К концу навигации он спустился за Сунгари и остановился на зимовку у Ачанского улуса в построенном им Ачанском городке».

До этих пор весь поход протекал исключительно мирно. Как мы помним, жители Приамурья сами просили еще у Пояркова русского покровительства и защиты от маньчжуров. Однако в Ачане произошло неладное.

«Недовольные приходом забиравших у них продовольствие казаков ачанцы решили просить помощи у маньчжуров». Последние, только что победив Китай, пребывали в это время в эйфории от своих военных успехов, и наместник богдыхана в Маньчжурии, заранее потирая руки, «отрядил 2000 своей конницы с 8 орудиями, фузеями и петардами. Отряд этот под начальством князя Изинея шел к Ачанскому городку три месяца. Но при первом же столкновении с русскими 24 марта 1652 года маньчжуры были разбиты наголову и бежали».

Русских же было 150 хабаровских казаков!

«С открытием навигации Хабаров поплыл вверх по реке, построил у устья Кумары острожек и послал в Якутск доложить воеводе, что Амурский край может быть настоящей житницею для всей Сибири, но что ввиду опасности со стороны маньчжур необходимо подкрепление в 600 человек. Дать таких сил Якутск не мог, но с теми же посланцами отправил просьбу в Москву. Последняя командировала на Амур дворянина Зиновьева с поручением поощрить казаков, прибавить к ним команду в 150 человек, усилить их снарядами и приготовить все нужное к приходу 3000 войск, которые предполагалось двинуть туда под командою князя Лобанова-Ростовского».

В августе 1653 года Зиновьев прибыл к устью Зеи, собрал коллекцию из местных раритетов, взял с собою представителей туземных племен, а заодно с ними и Хабарова, и повез с собой в Москву. На Амуре же оставил казака Онуфрия Степанова, изъяв его из подчинения якутскому воеводе и приказав весь собиравшийся с туземцев ясак посылать прямо в Москву.

Про остальные обещанные войска Москва как будто забыла.

Был на дворе год 1653-й. Запомним эту дату.

История эта фантастична и, напоминая чем-то подвиги конкистадоров, однозначно превосходит их своим размахом и дерзостью. Никакому Кортесу, Писарро или Бальбоа не пришло бы в буйную кастильскую голову идти с несколькими сотнями человек, по сути дела, на Китай.

Однако Степанову — истинно русскому человеку, которому посланец Москвы так неосмотрительно предоставил самостоятельность, — мысль эта чем-то чрезвычайным не показалась. В груди Онуфрия билось сердце Ермака Аленина, и хотя сил у Степанова было чуть не в два раза меньше, самостоятельность свою он решил использовать на полную катушку. Не ограничиваясь Амурским бассейном, он по примеру своего славного предшественника с горстью казаков решил поклониться Москве Маньчжурским царством. Чтобы зря, значит, ноги не мять. Сказано — сделано!

Сразу после отъезда дворянина Зиновьева Степанов пошел в устье Сунгари, запас там достаточно хлеба для зимовки, а прозимовав, весною 1654 года поплыл вверх по неотразимо тянувшей его реке. Через три дня плавания, уже за Хинганскими горами, он встретил сильный отряд маньчжуров. Последние, полагаясь на свое примерно сорокократное превосходство в личном составе, попытались загородить Онуфрию путь. Казалось бы — делов! Однако Степанов маньчжурский отряд разбил и вдобавок захватил пленных. От них он узнал, что маньчжуры не имели бы ничего против владения русскими правым берегом Амура и низовьем Сунгари до Хинганского хребта, но что они боятся за свои собственные земли и поэтому собираются на будущий год идти на казаков с большими силами. Что-то подсказало казаку, что к словам этим следует отнестись серьезно.

Степанов поплыл вверх по Амуру к устью Кумары и начал готовиться к защите. Действительно, 20 марта 1655 года 10 000 маньчжуров с 15 орудиями приблизились к Кумарскому острогу, обложили его и после четырехдневной бомбардировки в ночь на 25 марта пошли на приступ. Сколько нападавших приходилось на одного казака, можете прикинуть сами. Легко представить себе недоумение — и где-то даже обиду — маньчжуров, когда лихою контратакою защитники разбили и рассеяли осаждавшее войско, обратив уцелевших в долго неостановимое бегство.

В следующем 1656 году, поднявшись по Сунгари до самой Нингуты, Степанов поверг в панику всю Маньчжурию. А спустя еще два года, в 1658-м, сняв гарнизоны острожков, довел свой отряд до 500 человек и, поднявшись за Хинган, решил нанести Маньчжурскому царству окончательный удар.

Самое смешное, что, может быть, и нанес бы! Но по неясным причинам накануне боя почти половина казаков взбунтовалась. Другой бы на месте Онуфрия повернул обратно. До лучших времен. Однако характер у атамана, видно, был, как у «даурского барона» Унгерна.

Оставшись с 270 человеками, Степанов принял бой со всей маньчжурской армией. Точная численность ее лично мне неизвестна, но исходя из того, что десять тысяч для маньчжуров — всего-навсего небольшой экспедиционный корпус, надо думать, что, выступая против страшного атамана, по сусекам они поскребли. Степанов, несмотря на чудеса храбрости, был окружен и, подобно Ермаку, нашел свою могилу уже на другом конце Сибири, но также на дне реки…

А ведь как подумаешь — не взбунтуйся казачки, на другой год, глядишь, на Пекин пошли бы{53}. 

Со смертью грозного Степанова во всем Амурском бассейне сразу же наступила кладбищенская тишина, продолжавшаяся порядка десяти лет. А в 1669 году произошли на Амуре события удивительные, не лишенные ореола романтического.

Был в то время в Илимском остроге служилый человек Никифор Черниговский. И служил бы и дальше Государю и себе на пользу, не случись зазимовать в Илимске усть-кутскому воеводе Л.А. Обухову. Долгой зимой влюбился воевода в красавицу жену Никифора и, говорят, хотел похитить ее. Не стерпел служилый человек обиды. Убил воеводу. А дальше — что делать? Подговорил Никифор с сотню «гулящих людишек» и ушел с ними, спасаясь от наказания, на Амур, и поселился в опустевшем Албазине, заодно выбив из него маньчжурский гарнизон.

Беглецы построили хижины, распахали поля, а затем с благословения иеромонаха Гермогена заложили монастырь во имя Спаса Всемилостивейшего. Благовест его колоколов был услышан скоро по всей Сибири. К Албазину, сразу же ставшему знаменитым, потянулись новые переселенцы. Одни из них устраивались у самого Албазина, другие пошли вдоль Амура и рассыпались по притокам. Стали оживать острожки Кумарский, Зейский, Косогорский, Ачанский, Усть-Делинский, Усть-Нимеланский, Тугурский. Точно по щучьему веленью выросли деревни и слободы… По соседству с ними в удобных низинах появились отдельные заимки, а на вершинах холмов приветливо замахали своими крыльями ветряные мельницы.