Читать онлайн «От Балаклавы к Инкерману». Страница 28

Русские в описываемое нами время традиционно не считали турок серьезными противниками, равно как и англичане с французами не считали их равноправными союзниками. Один вид турецкого армейского пехотинца вызывал печаль и грусть. В Крыму, вспоминал французский моряк, турецкие солдаты «были обуты так же плохо, как и солдаты первой республики до Итальянской кампании. Большинство носило туфли без задников и каблуков, плохо державшиеся на ступне; часто на них отсутствовала подошва. У других был просто кусок недубленой кожи, прикрепленный к ступне с помощью ремней, завязывавшихся вокруг ноги. Башмаки не заменялись новыми, приходилось проявлять изобретательность, чтобы помочь себе — и, в конце концов, турецкая армия обулась в сандалии».{402}

Дубровин приводит слова корреспондента бельгийской газеты, который, ссылаясь на очевидца, писал, что при Балаклаве турки «…сражались в туфлях (бабушах), и эта обувь, конечно, мешала им бежать».{403} Действительно, обувь турецких солдат была такого низкого качества, что многие из них вообще отказывались ее носить.{404}

В том числе и потому на всех театрах Восточной войны первое, что делал турецкий солдат на поле сражения — повально мародерствовал, особенно преуспевая в охоте за русскими сапогами от бедности, выворачивании карманов убитых от жадности и добивании раненых просто от соблюдения веками сложившихся традиций ведения войны. Русские снисходительно относились к таким проявлениям варварства и дикости, но при случае платили той же монетой.

Турецкий пехотинец, как показывал опыт предыдущих войн и кампании на Дунае, не любил изолированную оборону и, не имея опоры на фланги, был склонен к оставлению позиций. В то же время опыт Дунайской кампании, где укрепления турецких крепостей (Силистрия, к примеру) были умело включены в оборонительную систему, свидетельствовал не в пользу мнений о его отсталости и повальной склонности к бегству с поля боя.{405}

Кроме того, многие современники отмечали, что турецкий солдат не торопился доверять своим офицерам, но прекрасно проявлял себя под руководством иностранных.{406} Хотя союзники надеялись на опыт кампании на Дунае, в Крыму уроки вполне успешной Силистрии были забыты.{407} Турок доверили своим начальникам, которые скорее озаботились качеством кофе, в поглощении которого проводили все свободное время, а не укреплением занимаемых позиций. Несколько английских артиллерийских офицеров скорее выполняли роль инструкторов, нежели командиров.

Защитники редутов с их традиционно безобразно организованным охранением еще ничего не подозревали, когда «…войска генерала Семякина прошли после переправы позади небольших возвышений и развернулись правее Воронцовской дороги против редута № 1, примкнув своим флангом к войскам левой колонны. Генерал-майор Левуцкий выстроился перед редутами № 2 и № 3».{408}

Та самая свойственная туркам небрежность в охранении{409} на сей раз стоила им дорого. В 6 часов утра русские внезапно появились из темноты перед фронтом обсервационной линии. Атака русскими войсками первых трех укреплений была прекрасно организована. Наблюдавший ее врач Фердинанд Пфлюг был поражен согласованностью действий наступающей пехоты и поддерживающей ее артиллерии. Пока пехота разворачивалась для атаки, артиллеристы держали редут под огнем. Как только пехота начинала «разбираться» с защитниками одного укрепления, артиллеристы принимались за другой.{410}

Первыми, кто вышел к неприятельской позиции, были солдаты Украинского полка, поддерживаемые 4 орудиями батарейной №4 (дивизион поручика Постникова) и 6 орудиями легкой № 6 (подполковник Афанасьев) батарей. Украинский полк, наступая по главному дефиле, ведущему из Чоргуна в Кадыкой, и выйдя из него, развернулся перед редутами № 1 и № 2.

После того, как Липранди удостоверился, что войска готовы действовать, а все батареи вышли на позиции, он дал команду к открытию огня.{411} Артиллерийские адъютанты быстро развезли его по подразделениям, каждое из которых уже знало свои цели. На головы турок обрушился шквал металла. Огонь велся не только по фронту, но и во фланг и тыл укреплений.

Калторп (и не только он){412} высоко оценил эффективность огня русской артиллерии, нанесшего тяжелые потери защитникам редута № I.{413} При этом турки умудрялись вести интенсивный ответный огонь.

Под прикрытием орудийных выстрелов перед фронтом редута № 1 развернулись Азовский пехотный полк, батальон днепровцев и стрелки.

Картина русского наступления, увиденная Расселом, впечатлила журналиста своей жестокой, грозящей неотвратимостью смерти, мощью и организованностью: «…Русские наступали медленно, с мрачной торжественностью. Прямо перед ними двигалась линия орудий счетом не менее двадцати. Еще две легкие батареи опередили их на милю и уже лихо действовали против редутов, над которыми кое-где изредка поднимался дымок. Меж батареями и пехотой видны были огромные массы кавалерии. Они шли поэшелонно шестью плотными квадратами, по три с каждого фланга, освещая равнину блеском сабель, пик и яркого позумента».{414}

Развернувшись и несколько продвинувшись вперед, пехота остановила движение ожидая, пока орудия подготовят атаку. Огонь вели только стрелки, добавляя своими выстрелами дезорганизацию в ряды защитников передовых позиций, заставляв турок искать укрытие от пуль. До подходившей к Черной речке русской кавалерии доносились крики «ура!» и звуки ожесточенной перестрелки.{415}

Нельзя сказать, что Липранди отказался от привычной для Российской армии шаблонности действий. Речь идет о пресловутых стандартных боевых порядках. Kai таковые они не были проблемой и при известной творческой инициативе, если военачальник применялся к местности, могли стать полезным подспорьем в организации сражения. Если бы не одно «но».

В своей массе «…начальники не имели никакой инициативы, применение боевых порядков к местности не практиковалось, почему войска обречены были нести огромные потери. Слабые стрелковые цепи делали невозможной подготовку атаки ружейным огнем, а массивные колонны к атаке первой линии от меткого нарезного оружия должны были нести большие потери».{416}

Русская пехота вышла на рубеж атаки[15] и ожидала команду. Сама атака была отлично («блестяще»){417} подготовлена артиллерией, выпустившей по туркам едва ли не все свои заряды.

Артиллеристы 12-й дивизии (артиллерией командовал полковник Немов) вообще всегда отличались умением стрелять: «…Смотрел практическую стрельбу 12-й полевой артиллерийской бригады, — доносит князь Горчаков Николаю I 11 сентября 1853 г., — стрельба была отличная».{418}

Кроме армейских артиллеристов, в дело включились иррегулярные батареи. 1-й дивизион Донской батареи (4 орудия) выехал перед редутом №1. Едва казаки по команде есаула Поздеева развернули орудия, сняв их с передков, как над их головами пронеслось первое ядро, выпущенное из неприятельского орудия, не причинив, к счастью, вреда.{419}

2-й дивизион сотника Пономарева занял огневую позицию «уступом», немного впереди 1-го. Во время разворачивания очередной турецкий снаряд снес голову у ездового 5-го орудия казака Сазонова, который не сразу «…упал с лошади, а проехал некоторое расстояние без головы и свалился на землю».{420}

Но уже ничего не могло остановить неумолимо раскручивавшийся маховик русского наступления. Казаки, стремительно открыв огонь,{421} быстро пристрелялись, и вскоре на редуте прогремел первый взрыв. Пехота, до этого ведшая «живую перестрелку», прекратила огонь и двинулась вперед, под прикрытием орудий подойдя почти к подошве холма.{422}

Офицеры Донской батареи, не дожидаясь приказов, двинули свои орудия к редуту №2, демонстрируя импровизацию, вообще свойственную иррегулярным частям: «Лошади, выбившись из сил, двигались шагом и заезды исполняли этим же аллюром. Это обстоятельство имело большое значение на меткость стрельбы, ибо номера находились в спокойном состоянии, не наволнованные быстрой ездой. Позиция батареи представляла ломаную линию. Каждое орудие старались поставить по возможности за прикрытием, возвышением или холмиком. Через это интервалы значительно увеличились, поэтому и прислуга, и лошади менее терпели от неприятельского огня. Расстояние до редута определялось в 800 саж., и батарея меткими выстрелами заставила замолчать его».{423}