Читать онлайн «Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»». Страница 35

Отметим, что в момент высадки офицеров на берег в порту полыхал пожар погромов и раздавались выстрелы. Поэтому офицеры до последнего момента так и не знали, куда их везут— то ли освобождать, то ли расстреливать. Именно поэтому подпоручик механик П. Калюжнов, испугавшись выстрелов на берегу, предпочел остаться на корабле.

Около 6 часов утра 15 июня к Новому молу Одесского порта подошли миноносец № 267, паровой катер и шлюпка с «Потемкина». Они доставили на берег тело Вакуленчука, почетный караул и делегацию матросов, около 40 человек.

Мертвого Вакуленчука положили на Новом молу с запиской на груди. «Почтеннейшая публика! Г.г. одесситы, перед вами лежит труп зверски убитого старшим офицером броненосца “Князь Потемкин-Таврический” матроса Вакуленчука, за то, что он осмелился заявить, что борщ никуда не годится. Товарищи, осеним себя крестным знамением и постоим за себя. Смерть угнетателям, смерть вампирам, да здравствует свобода. Команда броненосца “Князь Потемкин-Таврический”».

По другой версии текст записки выглядел несколько иначе: «Почтеннейшая публика! Перед вами лежит тело убитого матроса Григория Вакуленчука, убил старший офицер эскадренного броненосца “Великий князь Потемкин-Таврический” за то, что тот сказал, что борщ не годится. Отомстим кровопийцам! Смерть гнобителям, пусть живет свобода».

В любом случае в записке было написано полное вранье относительно Вакуленчука, у которого, как мы уже знаем, никаких претензий в отношении плохого борща никогда не было. Но какое это уже имело теперь значение? Труп убитого матроса должен был призвать к неповиновению властям теперь уже население Одессы. Умиляет и почти цирковое обращение — «почтеннейшая публика», но, как говорится, как могли, так и написали.

Вокруг покойника постепенно начали собираться любопытствующие. Находившиеся рядом с трупом матросы комментировали записку. При этом быстро нашлись те, кто тут же стал делать на покойнике свой гешефт. По воспоминаниям, подходившие к телу одесситы то и дело опускали деньги в некую кружку, жертвуя деньги на похороны моряка. Кто именно вовремя подсуетился и поставил около покойника кружку и куда делись потом собранные деньги, история умалчивает.

Историк Б.И. Гаврилов своей книге «В борьбе за свободу» пишет: «Как только делегация (матросов. — В.Ш.) ушла в город, казаки и полиция попытались разогнать потемкинцев, охранявших тело Вакуленчука. Рабочие, находившиеся в порту, сообщили об этом на броненосец. Судовая комиссия распорядилась приготовиться открыть огонь по казакам из корабельных орудий. На фок-мачте “Потемкина” взвился боевой красный вымпел. Матросы почетного караула крикнули рабочим, что броненосец открывает огонь. Этого было достаточно, чтобы казаки и полиция покинули порт».

Как мы уже писали выше, съехавшая на берег делегация матросов отправилась на поиски местных революционеров, а заодно и французского консула.

Разумеется, согласно версии советских историков, потемкинцы мечтали найти не просто каких-нибудь революционеров, а именно социал-демократов, а лучше всего б именно большевиков. Только им, и никому другому, желали доверить они свои революционные думы и планы, только от них ждали правильных советов. Ну, а на кой ляд, спрашивается, нужен был Матюшенко иностранный консул, да еще именно французский? Скорее всего, Матюшенко желал, чтобы о мятеже на «Потемкине» заговорил весь мир. Однако подвела грамотность, и он перепутал дипломата с журналистом.

Для предупреждения возможных инцидентов судовая комиссия «Потемкина» направила французскому консулу заявление и попросила передать его городским властям Одессы. В заявлении говорилось: «Почтеннейшая публика города Одессы! Командой броненосца “Князь Потемкин-Таврический” сегодня, 15 июня, было с корабля свезено мертвое тело, которое и было передано в распоряжение рабочей партии для предания земле по обычному обряду. После чего, пройдя несколько времени, была прислана этими рабочими на корабль шлюпка, что и заявила: стражу, стоящую у мертвого тела, казаки разогнали. Тело оставлено без надзора. Команда броненосца просит публику города Одессы: 1) не делать препятствия в погребении матроса с корабля; 2) учредить общее со стороны публики наблюдение над правилами; требовать от полиции, а также и казаков прекратить свои напрасные набеги, почему это все бесполезно; 3) не противодействовать доставлению необходимых продуктов для команды броненосца рабочей партией; 4) команда просит публику города Одессы о выполнении всех перечисленных выше требований. В случае, если во всем этом будет отказано, то команда должна будет прибегнуть к следующим мерам: будет произведена по городу орудийная стрельба изо всех орудий. Почему команда предупреждает публику и, в случае возникновения стрельбы, просит удалиться из города тех, которые не желают участвовать в противодействии. Кроме того, нам ожидается помощь из Севастополя для этой цели — несколько броненосцев, и тогда будет хуже».

Есть упоминания, что около трупа стоял матросский караул, есть упоминания, что, наоборот, никакого караула около Вакуленчука не было. Правы, видимо, и те и другие. Когда покойника привезли в порт и положили на молу, матросы некоторое время постояли рядом с ним, привлекая внимание к телу и приколотой на нем записке. Но стоять подле покойника было небезопасно, так как в порту начался грабеж, сопровождаемый драками и поножовщиной, а потом и грандиозный пожар. Поэтому караульные предпочли вернуться на корабль, и Вакуленчук был оставлен в одиночестве. Как говорится, мертвому все одно, а заботиться надо о живых. Фактически труп был брошен на произвол, а потому каким-то чудом не сгорел во время ночного пожара в порту. Впрочем, есть упоминания, что он все же обгорел. По крайней мере, хоронили Вакуленчука уже в закрытом гробу. А так как вся история с похоронами Вакуленчука была политической акцией, то закрытый гроб следует признать явно вынужденной мерой.

Как нам уже известно, во время мятежа на «Потемкине», по некоторым оценкам, было убито до тридцати матросов. Часть из них случайными шальными пулями, часть — вполне прицельно, — это были те, кто пытался спастись с броненосца вплавь вместе с офицерами. Однако по-человечески похоронить решили почему-то только одного Вакуленчука. Это говорит только о том, что на самом деле никакого уважения к Вакуленчуку, как к своему брату матросу, у Матюшенко и его сторонников просто не было. Мертвый Вакуленчук был им нужен лишь для того, чтобы привлечь к мятежу внимание одесской и российской общественности: вот, мол, перед вами зверски убитый офицерами невинный матрос, которого перед смертью еще насильно пытались кормить червивым борщом. Мертвый Вакуленчук был нужен исключительно для политической акции. Если бы он вдруг остался в живых, на его месте оказался бы просто другой труп.

Любопытно, что тела всех других погибших во время мятежа матросов, как и тела офицеров, были просто цинично выброшены за борт в море и торжественные революционные похороны были организованны только для Вакуленчука. Но Матюшенко и его окружение со своей акцией несколько опоздали.

Читаем воспоминания очевидца одесских событий 1905 года поэта А. Федорова: «Одессу похороны матроса уже не интересовали. Пользуясь попустительством властей, в городе начались массовые беспорядки и грабежи. В центр города и в порт потянулись деклассированные элементы, каких оказалось немало. Ночью вакханалия достигла своего апогея. В городе к этому времени началось нечто страшное. В оставшемся без твердой власти городе начался вселенский грабеж. В порт и в центр потянулся одесский люмпен — “ракло”. Все ждали только ночи, чтобы развернуться по-настоящему. И эта ночь настала!»

Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет: «…Начались грабежи и пожары. По свидетельству очевидцев, “грабежи были делом городских отбросов, босяков, профессиональных воришек и “чистой публики”. Рабочие пускали в ход оружие, умоляли, просили, но ничто не помогало”. Полицейские агенты организовали разграбление винных складов с целью споить толпу и направить ее на погром. Однако призывы к погрому успеха не имели».

Газета «Пролетарий» сообщала: «Настроение толпы было зверское, озлобленное, но вся злоба была направлена против полиции. Во время грабежа один из босяков произнес речь приблизительно такого содержания: правительство прислало нам водку для того, чтобы мы напились и пошли избивать жидов, но этому не бывать; от водки мы, конечно, не откажемся, но бить будем только полицейских чиновников, а не евреев, потому что они — наши товарищи, наши братья и т.д. В толпе раздавались крики “ура!”, “долой полицию!” и т.п. Это свидетельствует о том, что приход “Потемкина” и митинги в порту не прошли бесследно даже для люмпен-пролетарских слоев — революционные настроения начали проникать и в среду деклассированных элементов, которые всегда были орудием реакции.