Читать онлайн «Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова». Страница 32

Его личная храбрость и лихость влекли к нему, вызывали стремление к подражанию, а слава и молва об его отряде и дивизии, непохожих на другие, бередили души призывников и добровольцев, и те толпами валили к атаману. Если под Омском, в Захламино у него было 24 шашки, на переходе в Иссиль-куль — 5, то перед уходом в Китай — до 9 тысяч.

— Скажите, Анненков, — интересуется суд, — все части, которые не были в Семипалатинске, а были на Екатеринбургском фронте, носили имя Анненкова?

— Все равно, и на Екатеринбургском фронте они носили имя Анненкова! — отвечает тот.

Это — тоже дань солдатской любви к атаману. Солдаты сформированных Анненковым на Урале, но оставленных на Верхне-Уральском фронте полков, несмотря на то что они уже давно вышли из его подчинения и ими уже командовали другие командиры, продолжали себя считать и называть анненковцами.

Это говорит об огромном обаянии, которым покорил он солдат, а также объясняет недоумение многих историков Гражданской войны и их читателей, как могли анненковцы воевать и под Красноярском, и под Иркутском, и под Читой, и даже под Владивостоком, если районом боевых действий Анненкова было Семиречье? Это, наконец, объясняет, почему многие расправы, творимые белыми и на Урале, и в Сибири, и на Алтае приписывались Анненкову!

Дивизия Анненкова была многонациональной. В ней воевали русские, украинцы, киргизы, афганцы, китайцы и представители других национальностей. Анненков гордился этим и считал, что у него в дивизии национальный вопрос решен положительно. Он не делил подчиненных по национальному признаку и поощрял и при необходимости строго наказывал, невзирая на разрез глаз.

Из Приказа № 79 по отряду атамана Анненкова от 7 августа 1918 года.

§ 4. «В рядах моего отряда сражались башкиры, частью добровольцы, частью призванные по мобилизации. Сыны Башкурдистана восстали с оружием в руках на защиту своих прав, сознавая всю важность момента, мужественно и стойко переносили все тяжести военной обстановки, несмотря на то, что не были обмундированы, и несмотря на то, что почти всегда не имели вовремя пищи. Башкиры доказали, что они достойные сыны Башкирии, умеющие смело смотреть в глаза опасности и умеющие бить своих врагов. За трудную и самоотверженную работу сердечно благодарю прапорщика Терегулова и капитана Качалова и всех гг. офицеров и всех бойцов башкир и желаю процветания автономной Башкирии и молодому войску на славу старикам и страх всем, кто желает затронуть права вольного народа.

Подлинный подписал: атаман отряда, войсковой старшина Анненков.

Верно: адъютант штаба поручик Лекарев» (РГВА. Ф. 39711. Оп.1. Д.1. 2).

А вот реакция Анненкова на проступки офицера уже русской национальности. 30 сентября 1919 года он в ответ на очередную жалобу российского консула Владимира Долбежева телеграфировал последнему в Чугучак: «Ввиду полученных от вас сообщений о действиях гусара Горковцева (офицера полка черных гусар) прошу спешно выслать его в дивизию для предания суду, как допустившего незаконные действия в дружественной державе»{113}.

Разумеется, как и в любом многонациональном коллективе, в дивизии не могло не быть стычек на национальной почве, но в целом межнациональные отношения здесь были удовлетворительными.

— Вы говорили, что у вас национальный вопрос хорошо разрешался, — обращается к Анненкову гособвинитель. — А между тем, когда ваши офицеры выпороли четырех киргиз в Сергиополе, атаман дивизии даже не наложил дисциплинарного взыскания на поровшего киргиз штабс-капитана. Это нормально?

— Нет! — соглашается тот.

— Теперь, вы не помните, у вас был приказ, чтобы евреев ни под каким условием в вашу дивизию не допускать?

— Это ненормально! — с некоторой заминкой отвечает Анненков.

— Вы не обращали внимания, что в киргизских частях были избиения солдат плетками, и это процветало сильнее, чем в других частях? — продолжает допрос гособвинитель, не зная, что алашордынские полки Анненкову не подчинялись, а находились у него в оперативном управлении.

— Нет, не замечал! — пожимает плечами Анненков.

Многонациональность анненковской дивизии складывалась стихийно, помимо воли и сознания атамана. Тем не менее находились люди, обвинявшие Анненкова в том, что он специально формировал дивизию многонациональной. Бывший Главнокомандующий войсками Уфимской Директории генерал-лейтенант В. Г. Болдырев[42]* в своих мемуарах и на суде утверждал, что Анненков формировал свою дивизию многонациональной, чтобы в случае необходимости китайцы без особого смущения могли расстреливать русских, афганцы китайцев и наоборот{114}.

Мы помним, что Анненков был хорошим методистом и воспитателем своих подчиненных, а подразделения, которыми он командовал, выделялись в полках не только опрятным внешним видом и ответственным поведением, но и подготовкой по всем предметам обучения, в том числе и по словесности, куда входило и поименное знание всех членов царской семьи, и истории части, и своих обязанностей. Несмотря на военную обстановку, обучение нижних чинов и их воспитание он ввел и в дивизии. Анненков требовал от командиров проведения с бойцами бесед, доходчивого объяснения, кто такие большевики, почему их власть незаконна, цели борьбы с ними, доведения до солдат политической обстановки и т. д. Разумеется, что возможность проводить занятия систематически выдавалась не всегда.

Проводились в отряде и строевые занятия, кавалерийская подготовка, изучение материальной части оружия, учебные стрельбы. Когда представлялась возможность, устраивались состязания между ротами, сотнями, полками. Заядлый кавалерист и рубака, Анненков нередко сам становился их участником и средств для награждения отличившихся не жалел.

Снабжение соединений и частей Директории и Временного Сибирского правительства Колчака лежало на органах военного снабжения. Оба эти правительства имели достаточно ресурсов в виде царского золота, иностранных займов и пожертвований буржуазии для приобретения и поставки армии оружия, снаряжения, продовольствия и других средств их жизнеобеспечения. Однако, в силу разных причин (дороги, транспорт, расстояния, обстановка и др.), снабжение частей и соединений было неодинаковым, а иногда и прекращалось вовсе. Проблем с обеспечением было меньше, если войска располагались в городах и в населенных пунктах, находившихся на коммуникациях, войска же, дислоцировавшиеся в глуши, испытывали нужду и в продовольствии, и в боеприпасах, и в обмундировании.

Отмечая недостатки снабжения войск Уфимской Директории, генерал В. Г. Болдырев отмечал, что это было основной причиной распущенности и отсутствия дисциплины в войсках: люди были без сапог, остро стоял вопрос с продовольствием, чувствовался большой недостаток даже в винтовках. Особенно тяжелое положение, отмечал он, было на Семиреченском фронте{115}.

Но это касалось только регулярных частей. Отрицательно относившийся к атаманам Болдырев вынужден был признать, что «наиболее дисциплинированными оказались части атаманов. Они учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно уже перешагнули черту, отделявшую свое от чужого, дозволенное от запрещенного. Утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день приходили телеграммы о накладывании этой вольницей контрибуций. В атаманских частях все были сыты, хорошо одеты и не скучали.

Система подчинения была чрезвычайно проста: на небе — Бог, на земле — атаман. И если отряд атамана Красильникова, развращенный пагубной обстановкой Омска, проявлял все признаки нравственного уродства и анархичности, то в частях другого атамана, Анненкова, представлявшегося человеком исключительной энергии и воли, главным для бойцов было по-своему понимаемое служение стране»{115}.

Как правило, в районах с преобладающим казачьим населением снабжение отряда, а затем дивизии Анненкова производилось им добровольно.

— Откуда вы получали содержание для отряда и каким путем? — спрашивает член суда Анненкова.

— Нас снабжали станицы фуражом и хлебом, — отвечает тот.

— Добровольно? Из-за сочувствия вы везде встречали такую поддержку? — щурится член суда.

— Станицы нам помогали добровольно! — повторяет Анненков и поясняет: на основании решения нелегального казачьего съезда в начале восемнадцатого года в Омске!

— Как же это? — недоумевает член суда — Добровольно и на основе решения съезда!

— По разверстке… постанично, — поясняет Анненков.

К контрибуции Анненков прибегал единожды: после ликвидации Чернодольского бунта она была наложена на Славгородский уезд в размере нескольких миллионов рублей, из которых 300 (по некоторым источникам — 500) тысяч приходилось на село Черный Дол.