Читать онлайн «По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация». Страница 39

Мнимые и реальные победы выразились в «Походной песне бригады РОНА», написанной в начале 1943 года:

Параллельно продолжалась и антипартизанская пропаганда. Уже упомянутый приказ № 132, посвященный наступающей первой годовщине начала войны и, по сути, являвшийся публицистическим опытом, помимо инвектив в адрес «разбойника Сталина» и восхвалений «мужественного народа Германии», был полон проклятий «шайкам партизан, основная цель которых — заниматься шпионажем, убийством военнопленных, обвиняемых в “измене родине”, представителей новой власти, мирных жителей и даже детей. Грабежи и насилия — вот гнусная программа этих людоедов русского народа», названных ниже «лесными шакалами»{579}.

Впрочем, и лесные солдаты не оставались в долгу в ответ на оскорбления комбрига. Так, 28 июля 1943 года главный редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг (взявший в годы войны по настоянию Сталина псевдоним Вадимов) занес в свой дневник текст одного такого письма, сопроводив его следующим комментарием: «Орловские партизаны, как, впрочем, и брянские, любят, подобно тому, как запорожские казаки писали письмо турецкому султану, оставлять или посылать немцам и их приспешникам ядовитые и подковыристые письма. Приведу, сохраняя стиль, письмо орловских партизан, адресованное предателю, обер-бургомистру Каминскому:

“Тебе не впервые торговать родиной и кровью русского народа. Мы тебя били с твоей поганой полицией. Вспомни, как, удирая от партизан, ты потерял свои грязные портки и кожанку. Слышишь канонаду? То наши советские пушки рвут в клочья твоих хозяев — немцев. Ты содрогаешься, гад, при разрывах наших снарядов. Дрожи еще сильнее, сволочь! Знай, час расплаты с тобой близок!”»{580}.

Постепенно линия фронта стала приближаться к Локтю. Красная армия вышла к Севску.

В части историографии возникла ошибочная датировка боев в Севске. Так, Свен Стеенберг писал, что «осенью 1943 года 4-й полк бригады Каминского должен был удерживать Севск, чтобы обеспечить общее немецкое наступление». В результате прорыва танков Красной армии (бой в окружении шел не менее восьми часов) полк был окружен и уничтожен целиком. «Приканчивались и раненные, а командир полка был привязан к танку и его протащили по улицам города, пока он не умер»{581}.[119] Об осенней обороне Севска писали также Александр Солженицын и Иван Грибков, последний, впрочем, датировал бои точнее: 27–28 августа{582}.

На самом деле бои с участием РОНА в Севске проходили в марте, о чем первыми написали Дмитрий Жуков и Иван Ковтун{583}.[120] К моменту окончательного освобождения города (август) каминцы в сражении не участвовали. Они в этот период уже эвакуировались в Лепельскую область, которая в значительной степени контролировалась народными мстителями, «таким образом, бригаде предстояло с боями прокладывать путь к своим новым владениям», что предполагало транспортировку в первую очередь военнослужащих{584}. Косвенно это подтверждается и таким фактом, что из примерно 700 каминцев, перешедших на сторону партизан летом 1943 года, подавляющее большинство составили полицейские и самоохрана, а не военнослужащие РОНА{585}.

В марте 1943 года на фронт были отправлены 2 полка РОНА: 4-й — майора Рейтенбаха для защиты Севска и 5-й — майора Турлакова (по другим сведениям, гауптмана Филаткина) на Дмитровско-Орловское направление{586}. Собственно Севск обороняли 2 батальона 108-й венгерской дивизии, ранее понесшей потери в перманентной контрпартизанской борьбе, и, собственно, 2 батальона и артиллерийская батарея 4-го полка каминцев. Гарнизон был усилен 30 единицами бронетехники. На город наступал 2-й гвардейский кавалерийский корпус (им в 1941 году командовал генерал-майор Лев Доватор) и танки 53-й и 59-й бригад. Общее руководство войск осуществлял генерал-майор Владимир Крюков. В ночь на 1 марта Севск был атакован с нескольких направлений. Умелым маневром 11-го гвардейского кавалерийского полка были отрезаны пути отхода на Суземку. К утру отчаянное сопротивление малочисленного гарнизона было подавлено. Последними погибли остатка 4-го полка. Дом на площади Революции, который они обороняли, был расстрелян из танков, а его защитники погребены под руинами. Правда, очаговое сопротивление продолжалось в течение еще нескольких дней{587}.

Судя по всему, командира 4-го полка не было в Севске. Он погиб вне города, сражаясь против частей Крюкова, в составе группы штандартенфюрера СС Августа Цехендера, в которую входил 12-й батальон 4-го полка{588}. В Севске были убиты его начальник штаба Алексей Демин, а также командиры 10-го и 14-го батальонов{589}. Возможно, кого-то из них действительно замучили столь изуверским способом, как писал Стеенберг. Правда, Игорь Ермолов в ранних своих работах выражал сомнение в том, что командир 4-го батальона был казнен именно таким образом, как это было описано у Стеенберга{590}.

В дальнейшем Крюков допустил серьезную ошибку, продолжив наступать в разных направлениях. Танковые бригады двинулись на северо-запад, вскоре увязнув в тяжелых боях с немецкими частями и каминцами в районе Комарич, где вскоре были уничтожены. Сам генерал с кавкорпусом двинулся на запад. За десять дней он преодолел около ста километров и в районе Суземки, оседлав железную дорогу Москва — Киев, вышел на окраины Новгород-Северского. Против него были спешно переброшены части нескольких немецких и венгерских пехотных дивизий, с приданными им подразделениями РОНА, а также украинских полицейских формирований. В итоге корпус Крюкова был разгромлен. С 17 марта вермахт начал наступление с целью вернуть себе Севск, в который к тому времени смогли прорваться лишь часть гвардейских кавалеристов и 30-й лыжной бригады. 19 марта внешний периметр обороны был прорван. Какое-то время бои в городе шли с переменным успехом. Так, в ночь с 21 на 22 марта красноармейцами был захвачен штаб 33-го гренадерского полка. Но в дальнейшем кольцо планомерно сокращалось. Брошенные с опозданием советским командованием подкрепления наталкивались на немецкие заслоны. В частности, 7-я дальневосточная кавалерийская дивизия в боях у хутора Рождественский потеряла половину своего состава. В ночь на 26 марта в Севск были введены части с огнеметными танками. К утру следующего дня пали последние красноармейцы. Потери только в кавалерийских частях и лыжных бригадах составили более 15 000 человек.

Командующий 2-й танковой армией Рудольф Шмидт оценил храбрость русских коллаборантов. Он писал Каминскому: «Благополучному исходу происходивших событий мы многим обязаны вам и вашей способной народной армии»{591}. Фронт на несколько месяцев стабилизировался.

Письмо Шмидта опровергает датировку боев в Севске более поздними временем. В апреле 1943 года генерал-полковник был отчислен в резерв вермахта. Также следует иметь в виду, что приказом № 62 от 10 апреля 1943 года Каминский распорядился переименовать Киевскую, Пятницкую и Вознесенскую улицу города «в ознаменование памяти героев г. Севска»{592}.

В июле — августе 1943 года линия фронта вновь приблизилась к границам Локотской республики. И хотя в ходе двухдневных боев в районе Дмитровска части РОНА отразили советские удары, сам факт отступления вермахта вызвал перманентный кризис администрации{593}.

Во-первых, вероятность поражения снизила боеспособность армии. Увеличилось дезертирство, прямые переходы на сторону партизан. В принципе, проблема дезертирства не была нова для РОНА. Еще осенью 1942 года в «Голосе народа» появилась статья с недвусмысленным названием «О дезертирах и партизанах», которая констатировала печальное для Каминского явление. В частности, она писала: «К чему ведет дезертирство? Оно ведет к развалу военных сил новой власти, а при развале этих сил к нам возвратятся наши враги, ведущие против нас жестокую борьбу, партизаны». Далее автор подробно и натуралистично писал о физических расправах, которые ждут население, в случае прихода «сталинских партизан-бандитов»{594}.